Джонатан Троппер - Книга Джо
Я окинул его тяжелым взглядом:
— Нет, не говорил.
Он улыбнулся:
— Собирался сказать.
Может, лето и не уйдет псу под хвост, подумал я.
Хаберы купили старый белый дом в голландском колониальном стиле на Лестер-роуд, дальней ухабистой улочке, взбиравшейся на самую высокую точку города, но это было не важно. Единственное, что имело значение, — это огромный, отделанный под мрамор бассейн, который мерцал подобно драгоценному медальону посреди их обширной лужайки. Все восемь часов, пока я обрезал и прессовал раскаленный пластик в невыносимой жаре, у меня перед глазами стоял образ его прозрачных бирюзовых глубин. Но одним только избавлением от летнего зноя достоинства бассейна не исчерпывались. Были там и другие факторы. Помимо того, что в моем собственном доме, ко всему прочему, не было бассейна, меня и так в эти дни туда совсем не тянуло. За годы, прошедшие со смерти мамы, в нашей семье сгустилась тяжелая угрюмая тишина, и вместо того, чтобы как-то ее преодолевать, мы все деформировались под ее весом, словно здание, внутри которого пролегла скрытая трещина. Мы едва разговаривали друг с другом, а уж шуток слышно не было вовсе. Брэд с отцом, по крайней мере, могли обсудить баскетбол, иной раз даже покидать перед гаражом мячик, что создавало иллюзию семейного тепла, но в то лето брат уехал путешествовать по стране с приятелями из колледжа. Так что мне оставалось только наблюдать, как отец каждый день возвращается домой мрачный и подавленный: его массивные плечи так ссутулились, что было ясно — причины его изнеможения гораздо глубже, это не просто усталость в конце рабочего дня. Я подумывал о том, чтобы предложить покидать вместе мячик, но так ни разу и не решился — настолько я был уверен, что мое предложение неминуемо вызовет у него язвительно-снисходительную ухмылку, что домик его лохматых бровей насмешливо поползет вверх, когда отец глянет на меня сверху вниз: «С тобой?» Моя печальная участь заключалась в том, что я отлично знал: отец скорее предпочтет сидеть до полной отключки в своей полутемной кондиционированной комнате, заливая ужин виски «Бушмилс» в голубом отсвете телевизора, чем тащиться во двор со своим неудавшимся отпрыском.
На фабрике рабочий день длился с семи до трех, и поскольку Уэйн заканчивал в «Портерс» в шесть, с трех до шести мне было положительно нечем заняться. Не помешала бы, конечно, подружка, но за три года старшей школы я выказал свою полную неспособность в этой области, и, к сожалению, вовсе не потому, что недостаточно старался. Самое серьезное мое продвижение в направлении занятий сексом на тот момент произошло на выпускном в восьмом классе, когда Морган Хейс позволила поласкать ее под футболкой, но поверх лифчика, пока сама она скоблила мне губы своими брекетами.
Итак, перед нами одинокий, оставшийся без материнской заботы, скучающий и сексуально озабоченный подросток, принимающий предложение Сэмми ежедневно погружаться в прохладные воды бассейна Хаберов. И этот же самый подросток, к своему неописуемому гормональному восторгу, немедленно обнаруживает, что Люси Хабер, длинноногая и безумно сексуальная мать Сэмми, в то же время дня занимается тем, что плавает в бассейне или загорает возле него в разнообразных раздельных купальниках, с трудом удерживающих ее великолепные формы.
Сэмми не особенно любил плавать. Сделав несколько гребков, как бы для того, чтобы оправдать свое приглашение, он через пять — десять минут всегда вылезал из воды, накидывал полотенце на худое тело и возвращался в кондиционированный дом — чтобы поправить намокший кок и почитать журнал о музыке. Через несколько дней у нас установился удобный для всех порядок, при котором Сэмми сидел дома и читал, а я плескался в бассейне, бесстыдно лелея подводную эрекцию и болтая с его матерью. Люси, в отличие от всех известных мне до того матерей, казалось, с удовольствием проводила послеобеденное время в компании и подробно расспрашивала меня о моей жизни, лишь иногда отвлекаясь на рассказы о себе. По мне, так она могла хоть о квантовой механике говорить, я бы все равно слушал с таким же замиранием сердца — настолько я был заворожен ее сочными губами, подтянутыми, загорелыми бедрами и капельками воды, сползавшими по блестящей коже в чудесную ложбинку на груди, когда она загорала у края бассейна. Многочисленные измены ее мужа казались мне не просто неправильными, они выглядели совершенно непостижимыми. Чего еще мог желать этот жадный человек сверх того, чем он и так обладал? Я еле-еле удерживался от того, чтобы не запустить руку себе в плавки, когда кружил в бассейне, наслаждаясь обществом Люси. Я стал нарочно оставлять полотенце на самом бортике, чтобы в тот момент, когда, к моему большому сожалению, пора будет вылезать, я мог бы искусно задрапировать своего чересчур взволнованного друга.
Душ в доме у Сэмми после купания в его бассейне стал для меня необходимой ежедневной процедурой, единственной возможностью сбросить накопленное сексуальное напряжение. Потом мы с Сэмми садились в машину Брэда, которую тот скрепя сердце предоставил в мое распоряжение на время своего отъезда, и отправлялись в город. Там, встретившись с Уэйном, мы ели пиццу или сэндвичи, а потом шли в кино или болтались просто так.
Сэмми с Уэйном сразу же сошлись. Я могу представить, что кого-то буйная натура Сэмми вкупе с его неуемной разговорчивостью могли раздражать, но спокойная, добродушная манера Уэйна идеально сочеталась с этими его качествами. Сэмми отлично подстроился к нашему ритму, как заезжий музыкант к сложившемуся оркестру, и мы превратились в дружную счастливую троицу.
Все дни того бурлящего лета как будто сошли с какого-то конвейера: каждый день был точной копией предыдущего и последующего. Долгие, томительные послеобеденные часы, проводимые в изнуряющем восхищении каждым ленивым жестом Люси, каждым обольстительным изгибом, каждой чудесной впадинкой ее тела — и вечера в обществе Сэмми и Уэйна. Даже теперь, зная, что произошло потом, что уже на самом деле начинало происходить, я вспоминаю, как хорошо мне было тем летом: туманная, влажная, мерцающая бесконечность тупой черной работы, плеск и запах хлорированной воды и шикарное, как из порножурнала, тело Люси. Неплохое лето, получше многих.
Глава 6
Когда я писал свою книжку, мне казалось, что я прекрасно помню Буш-Фолс, но, подъезжая к этому городу после семнадцатилетнего перерыва, я понял: все, что у меня есть, — лишь поверхностная реконструкция, картонные муляжи настоящих воспоминаний, которые только теперь появляются на свет. Само физическое ощущение того, что я снова здесь, пробуждает давно впавшие в анабиоз участки памяти, и, оглядывая родной город, я поражаюсь новой ясности тех вещей, которые пылились у меня в подсознании. Воспоминания, которым за семнадцать лет дряхления давно полагалось рассыпаться в прах, были, как оказалось, герметично упакованы и прекрасно сохранились и теперь выплыли на поверхность, как будто после гипнотического сна. Я и не подозревал, что мое сознание все это время поддерживало сильнейшую связь с этим городом; такое чувство, будто мой мозг занимался чем-то тайком от меня.
Буш-Фолс — типичный городок, в котором живет средний класс, таких в Коннектикуте великое множество: расчерченный на клетки, аккуратно застроенный пригород, в котором газоны зеленые, а воротнички — по большей части белые. В оформлении акцент делается на растительность. Парадные двери не увенчаны родовыми гербами; повсюду видны живые изгороди, фуксии, петунии, цветочные клумбы и изумрудные туи. Неухоженный газон мозолит глаза, как прыщ, указывающий на засорившуюся сальную железу. Летом к треску невидимых в древесных кронах цикад присоединяются глухие пулеметные очереди тысяч вертящихся фонтанчиков, часть которых вытащили из гаража после ужина, а часть заранее вкопали в землю и снабдили автоматическим таймером. Уже скоро, я знаю, эти поливальные устройства будут убраны на зиму, а на смену им придут грабли и установки для сдувания опавших листьев, но сейчас они мелькают вдоль всей Стрэтфилд-роуд, основной городской артерии, которая соединяет жилые кварталы Буш-Фолс с торговым районом.
Вроде бы Буш все тот же, что был при мне, но я сразу замечаю признаки упадка. Пять лет назад обанкротился «Пи-Джей-Портерс», и больше тысячи людей потеряли работу. И хотя большинство жителей Буша смогли снова устроиться в Коннектикуте — тогда еще рынок позволял, — многие в итоге оказались в начинающих интернет-компаниях, и задержавшаяся волна кризиса накрыла их позднее, в конце двухтысячного. Теперь город переживает глубокую рецессию, и в каждом квартале хотя бы одна лужайка отмечена табличкой «продается». И хотя по большей части дома выглядят ухоженными, а лужайки перед ними аккуратно подстрижены, от этого порядка веет полной безысходностью, как будто бы теперь эти вылизанные дома — всего лишь фасады, за которыми скрывается ужасающее и необратимое запустение.
