Артур Хейли - На высотах твоих
– Несколько неожиданно, не правда ли?
– Да, правда, – согласился он. – Возник ряд весьма важных вопросов. Мне надо поговорить с президентом.
– Хорошо. К счастью, у меня есть новое платье. – Маргарет умолкла, обдумывая. – Но нужны туфли и сумочка к нему. Да, еще перчатки. Время-то у нас хоть какое-то будет?
Лицо ее приняло обеспокоенное выражение.
– Совсем чуть-чуть, – Хауден рассмеялся: так не соответствовал этот разговор вызвавшей его ситуации.
– Сразу после праздников съезжу в Монреаль за покупками. Там всегда выбор больше, чем у нас в Оттаве, – заявила Маргарет решительно. – Кстати, как у нас с деньгами?
Он нахмурился.
– Не очень. В банке мы перебрали. Придется продать кое-какие ценные бумаги, я полагаю.
– Опять? – встревожилась Маргарет. – У нас ведь не так уж много осталось, по-моему?
– Так-то оно так. Но ты все равно поезжай в Монреаль. – Он с нежностью оглядел жену. – Одна поездка ничего не изменит.
– Ну, если ты так уверен…
– Уверен.
Единственное, в чем он мог быть уверен, подумалось Хаудену, так это в том, что никому не придется подавать на премьер-министра в суд за задержку платежей. Нехватка денег на их личные нужды была постоянным источником беспокойства. У Хауденов не было собственных средств, кроме скромных сбережений, накопленных за время его адвокатской практики, и это было типичным для Канады – своего рода национальная узколобость, дававшая себя знать во многих проявлениях, – что страна весьма скупо платила своим руководителям.
"Сколько же горькой и обидной иронии, – часто думал Хауден, – в том факте, что канадский премьер-министр, определяющий судьбы нации, получает в виде жалованья и различных льгот и привилегий меньше, чем американский конгрессмен”. Премьер-министру не положен служебный автомобиль, а свой собственный он должен содержать за счет явно недостаточных сумм, выделяемых ему на эти цели государством. Даже обеспечение его жильем было явлением сравнительно новым. Еще в 1950 году бывшему тогда премьер-министром Луи Сен-Лорану приходилось жить в двухкомнатной квартирке, столь тесной, что мадам Сен-Лоран была вынуждена держать домашние запасы у себя под кроватью. Более того, отдав едва ли не всю жизнь парламентской деятельности, наибольшее, на что мог рассчитывать бывший премьер-министр по ее завершении и выходе в отставку, было три тысячи долларов в год согласно программе пенсионного обеспечения за счет отчислений от его собственных доходов. В прошлом одним из результатов подобного положения вещей для страны было то, что премьер-министры изо всех сил цеплялись за свой пост до глубокой старости. Другие уходили в отставку, обрекая себя на жизнь в нужде, на милости друзей-благотворителей. Министры кабинета и депутаты парламента получали еще меньше. “Примечательно, – приходило иногда Хаудену в голову, – что при всем при том многие из нас остаются честными людьми”. Где-то в глубине души он даже с некоторым сочувствием относился к тому, что сделал Харви Уоррендер.
– Тебе лучше было бы выйти замуж за бизнесмена, – сказал он Маргарет. – У вторых вице-президентов компаний больше наличности на расходы, чем у меня.
– Мне кажется, у меня есть свои преимущества, – улыбнулась ему Маргарет.
"Слава Богу, – мелькнула у него мысль, – что у нас так удачно сложилась семейная жизнь. Жизнь политика может в обмен на власть лишить человека многого – чувств, ожиданий, даже душевной цельности, – и без теплого участия близкой ему женщины человек может превратиться просто в пустую оболочку”. Он прогнал воспоминания о Милли Фридмэн с тем же чувством боязни, какое посещало его всегда…
– Я тут как-то вспоминал, – обратился он к жене, – как твой отец нас застукал. Ты-то помнишь?
– Конечно. Женщины всегда помнят такие вещи. Я думала, что как раз ты позабыл.
Это случилось сорок два года назад у подножия холмов на Западе, в городе Медисин-Хэт. Ему было двадцать два – дитя сиротского приюта, а теперь новоиспеченный адвокат без клиентуры и каких-либо перспектив в обозримом будущем. Маргарет исполнилось восемнадцать. Она была старшей из семи дочерей аукциониста по продаже скота, который во всем, что не касалось его работы, был суровым, мрачным и необщительным человеком. По понятиям того времени, семья Маргарет была обеспеченной, особенно в сравнении с той нуждой, в которой оказался Хауден по завершении своего образования.
Воскресным вечером, когда семья собиралась в церковь, им удалось каким-то образом остаться вдвоем в небольшой гостиной, куда и забрел в поисках молитвенника отец Маргарет, застигнув не вполне одетую дочь в объятиях Хаудена; парочка потеряла голову в порыве стремительно нараставшей страсти. Отец не проронил ни слова, буркнув только “извините!”, но вечером, сидя во главе стола за семейным ужином, он вперил пристальный взгляд в Джеймса Хаудена и обратился к нему со следующим заявлением:
– Молодой человек, – произнес он при заинтересованном внимании его пышнотелой и неизменно невозмутимой жены и дочерей, – в моем деле считается так: когда человек трогает вымя, это свидетельствует о чем-то большем, нежели мимолетный интерес к корове.
– Сэр, – ответил Джеймс Хауден с апломбом, не раз выручавшим его в последующие годы, – я бы хотел жениться на вашей старшей дочери!
Аукционист звучно шлепнул по столешнице:
– Заметано! – и продолжал с неожиданной для него словоохотливостью, оглядывая сидевших за ужином:
– Одной меньше, благодарение Богу! Осталось шесть.
Через несколько недель они поженились. Именно аукционист, которого теперь уже давно нет в живых, помог тогда на первых порах зятю сначала создать адвокатскую практику, а потом и заняться политической деятельностью.
У них были дети, хотя сейчас он и Маргарет редко виделись с ними. Две дочери вышли замуж и жили в Англии. Последний из детей, Джеймс Макколлам Хауден-младший, во главе группы нефтяников работал на Дальнем Востоке. Но сам факт, что у них есть дети, продолжал оказывать влияние на их жизнь, и это было очень важно.
Огонь в камине начал угасать, и он подбросил в него березовое полено. Береста с потрескиванием завилась в кольцо и выстрелила языками пламени. Сидя рядом с Маргарет, он следил, как огонь побежал по всему полену.
Маргарет тихо спросила:
– О чем вы собираетесь говорить с президентом?
– Завтра утром объявят. Будет сказано, что переговоры коснутся торговой и фискальной политики.
– В самом деле?
– Нет, – ответил он.
– Тогда о чем?
Он доверял Маргарет и прежде не раз рассказывал ей о делах государственных. У человека – у каждого человека – должен быть кто-то, кому он мог бы открыться.
– В основном об обороне. Назревает новый мировой кризис, и, прежде чем он разразится. Соединенные Штаты могут взять на себя множество дел, которыми мы до сих пор занимались самостоятельно.
– В военной области? Премьер-министр кивнул.
– Тогда, значит, они станут контролировать нашу армию.., и все остальное? – медленно произнесла Маргарет.
– Да, дорогая, – ответил он. – Похоже, что так. Жена нахмурила брови в раздумье.
– Но если это произойдет, Канада не сможет более проводить свою внешнюю политику, не так ли?
– Боюсь, если и сможет, то не очень эффективно. – Он вздохнул. – Да мы именно к этому и шли – уже давно.
Наступило молчание. Потом Маргарет спросила:
– Но ведь это будет конец нам, Джейми, как независимому государству?
– Нет, пока я премьер-министр, нет, – заявил он твердо. – Нет, если мне дадут спланировать все так, как я хочу.
Его голос звучал все громче, по мере того как в нем росла убежденность.
– Если правильно строить наши отношения с Вашингтоном, если в течение следующей пары лет принять правильные решения, если мы останемся сильными, но реалистичными, если с обеих сторон проявить дальновидность и честность, при всех этих условиях нас может ждать начало новой эры. В результате мы можем стать сильнее, а не слабее. Мы сможем значить в мире больше, а не меньше, нежели сейчас…
Он почувствовал прикосновение руки Маргарет и рассмеялся:
– Прости, я, кажется, произнес речь?
– В общем, вроде того. Съешь, пожалуйста, сандвич, Джейми. Налить еще кофе?
Наполняя ему чашку, Маргарет спросила:
– Ты действительно считаешь, что будет война? Прежде чем ответить, он потянулся всем своим длинным телом, устроился поудобнее в кресле и скрестил ноги на подставке.
– Да, – негромко ответил он. – Уверен. Думаю, однако, у нас есть хороший шанс оттянуть ее немного – на год, на два, может быть, даже на три года.
– Ну почему же все так получается? – в доселе бесстрастном голосе Маргарет зазвучало волнение, – Особенно сейчас, когда все знают, что война грозит полным уничтожением всему миру.
