Лайза Джуэлл - Встретимся у Ральфа
Теперь Шиобан пять вечеров в неделю смотрела, как Карл прилизывает черные волосы гелем, натягивает свои любимые галифе, настоящую гавайскую рубашку и выходит из дома точь-в-точь такой же — если не считать легкой залысины, — как пятнадцать лет назад. Танцором Карл всегда был великолепным, а учитель из него вышел и вовсе первоклассный; некоторые из его бывших учеников открыли собственные школы. Редкие свадьбы и вечеринки знакомых обходились без Карла — в паре с ним любая, даже самая неуклюжая женщина выглядела и чувствовала себя примой.
— А что, в квартире под нами новые жильцы? — спросил он, расшнуровывая свои изрядно поношенные, но как всегда до блеска начищенные башмаки. — Я когда проходил, заметил в окне девушку. Возится на кухне.
— Такая темненькая, маленькая?
— Точно.
— Я ее уже неделю здесь вижу. Должно быть, недавно въехала.
Карл прошел на кухню и, обняв Шиобан за расползшуюся талию, уперся подбородком ей в плечо. Привычно вскинув руку, чтобы потрепать его смоляные завитки, она с опозданием вспомнила, откуда он вернулся.
— Ой! Всю руку в твоем геле вывозила. Вот черт! Шиобан метнулась к раковине. Карл успел лишь шлепнуть ее по округлостям ниже спины и отправился в гостиную.
Улыбка вмиг исчезла с его губ. Тяжело опустившись на диван, он уронил лицо в ладони. За дверью ванной Шиобан что-то напевала под аккомпанемент льющейся воды. Негромко напевала, мелодично, а ему хотелось выть в голос. Был бы один — орал бы, орал до тех пор, пока сердце не разорвалось. Обокрали его. Ограбили. Лишили ребенка, не спросив его мнения, не поставив в известность.
Этажом выше его малыш спал, дышал и рос внутри Шери. Его плоть и кровь; сгусток клеток величиной с папин ноготь, но с будущими глазками, ножками, ручками и черными, как у папы, кудрями. С таким же тяжелым нравом по утрам и точно такими же несуразно большими пальцами на ногах. Шери его убила, не подумав даже сообщить, что он, Карл, мог стать отцом.
Плевать, что она во время ужина, за гребешками под лимонным соусом, поставила точку на их романе. Плевать. Шери для него ровным счетом ничего не значила. Что такое Шери? Довольно красивые волосы, хороший секс и недурная партнерша для танцев. Но она убила его ребенка. Бездумно. Безжалостно. Он смотрел в это ледяное, бесчувственное лицо — качество гребешков волновало Шери явно сильнее, чем совершенное злодейство, — и ненавидел ее… всей душой ненавидел.
— Каждая третья беременность, по статистике, заканчивается выкидышем. Невелика беда. Он ведь мог бы и не выжить. Ты бы ничего не узнал, — говорила она с таким утомленным видом, словно ей до смерти надоело сообщать об абортах раздавленным горем любовникам. — И вообще — как бы ты объяснил ситуацию Шиобан? «Да, кстати, дорогая, помнишь ту девицу из верхней квартиры? Ну, ту, которую ты терпеть не можешь? Так вот, я с ней немножко потрахался и хочу сообщить тебе чудную новость: она беременна!» Угу. Уверена, что наша бедняжка, наша бесплодная пышка Шиобан заплясала бы от радости. — Закончив тираду саркастическим движением изящных бровей, Шери развернулась, чтобы сообщить скользящему мимо официанту, что гребешки жестковаты. — Будьте любезны заменить их на улиток.
Карл не только представления не имел, как бы он «объяснил ситуацию Шиобан», сложись все иначе, — практицизм никогда не был сильной стороной его расхлябанного ума, — но и не желал об этом думать. Сейчас он помнил лишь об утраченном шансе. Его малыш жил во чреве этой женщины. А если бы их с Шиобан отчаянное желание иметь ребенка заставило обратиться к услугам суррогатной матери? Тогда его семя соединилось бы с яйцеклеткой чужой женщины и выросло бы в чужом лоне — так какая разница? К Шери, если на то пошло, у него чувств не больше, чем у одноразового шприца, или чем они там оплодотворяют суррогатную мать.
Прислушиваясь к звяканью посуды на кухне — Шиобан готовила ужин — и вспоминая муку на ее лице в тот миг, когда ей, двадцатилетней, врачи объявили приговор, Карл поклялся отомстить. Пока неизвестно, каким образом и когда, но он сторицей отплатит Шери за страдания, которые она ему сегодня причинила.
День у Смита выдался чудовищный. Он спал два часа, накануне выхлебал восемь банок пива и два стакана текилы, а теперь рабочий вторник подходит к концу, и у него осталось максимум три часа на завершение этой чертовой презентации, которую его рекламная фирма подписалась устроить для одного из крупнейших банков страны. Весь офис стоит на ушах, а на Джеймса больно смотреть — в таком состоянии Смит его еще не видел. Обычно невозмутимый, полный достоинства и элегантный Джеймс во время запарки терял весь свой лоск — редеющие седые пряди, обычно тщательно разложенные по черепу, вставали дыбом, галстук съезжал набок, а под мышками шикарной рубашки от Жермин Стрит расползались темные пятна.
В данный момент Джеймс с побагровевшим лицом в бешенстве орал Диане, чтобы та «открыла хоть одно гребаное окно, потому что здесь воняет, как в каком-нибудь гребаном обезьяннике!». Диана же, на дух не переносившая никакой работы и жившая мечтами, когда ее розовощекий беби предложит ей сердце и праздную жизнь, дошла до кондиции еще полчаса назад и теперь была на грани истерики.
Смит вернулся к своему столу, глянул на монитор с незаконченной фразой: «Квирк и Квирк по праву считается одной из старейших фирм по связям с общественностью и славится своим…» Буквы плясали перед глазами, издевательски напоминая о похмелье. Нет, пора заняться наконец делом и забыть о том, что было накануне.
В животе заурчало. Бесшумно стащив со стола свежий номер «Рекламы сегодня» и косясь на Джеймса — не следит ли тот за каждым его шагом, — Смит улизнул в туалет.
В сверкающей белоснежным кафелем кабинке до журнала дело не дошло. Воспоминания о вчерашнем ужине нахлынули с новой силой. Что за вечер, что за странный вечер! И… что за неразбериха. Смит с силой прижал ладони к лицу.
Ну и что ему теперь делать? Как же все неловко вышло. Смит не привык, чтобы женщины сами на него бросались. Во времена «до Шери», когда он еще не поставил крест на романах, инициатива всегда была за ним. Джемм просто-напросто захватила его врасплох, а он был слишком пьян, чтобы отвечать за свои поступки. А теперь… теперь ему стыдно перед Шери, будто он ей изменил. Пять лет! Пять лет хранить себя — и в один миг пустить все коту под хвост. Конечно, все было очень мило и приятно. Чрезвычайно приятно. Он уж и забыл, как лестно для мужчины внимание женщины, как стимулирует и как питает оно мужское эго. Но он не имел права позволять, чтобы дело зашло так далеко. Надо надеяться, Джемм сожалеет о случившемся не меньше и постарается забыть. А если нет? Придется сказать ей… сегодня же вечером сказать, что произошла ужасная ошибка. И что дальше? О-о-о черт. Джемм наверняка съедет, а ему опять искать жильца. Ну ЧТО он ей сегодня скажет? ЧТО им всем теперь делать, черт побери? И какого дьявола он не подумал о последствиях? Смит уставился на свое отражение в зеркале над раковиной. Выглядит чудовищно. Чувствует себя и того хуже. А работу за него никто не сделает. Вломиться бы в кабинет Джеймса, долбануть кулаком по столу и заявить: «Вот что, Джеймс! Наплевать мне на репутацию „Квирк и Квирк“. Наплевать, чем она там славится. Сам себя продвигай, урод рекламный, а я сваливаю!» Исключено, разумеется. С тяжким вздохом Смит покинул безмятежный покой туалета и вернулся в офисный бедлам, где Джеймс терзал кнопки факса.
— Диана! Диана! Какого черта надо этой идиотской дряни? — бубнил он сквозь зубы, смахивая на стареющего взъерошенного попугая.
— Кнопку старта нажали, мистер Квирк? — со злобной томностью в голосе поинтересовалась Диана.
— Жал, жал, еще как жал! Эй, кто-нибудь, отправьте ради всего святого. Некогда мне тут возиться…
Диана скорчила гримасу в спину смотавшемуся к себе в кабинет Джеймсу и поплыла к факсу.
— Тебе кто-то звонил, — бросила она Смиту. И добавила, многозначительно вскинув брови: — Женский голос. Сообщение на столе.
Смит отклеил от монитора желтую бумажку. «Это Джемм. Спасибо за вчерашний вечер. Как насчет где-нибудь посидеть после работы, выпить?» Сердце в груди бухнуло, шея и щеки вспыхнули.
Ну и хрень!
Глава седьмая
— Привет, Стелла. — Джемм была не в форме. Недосып и похмелье давали о себе знать: под глазами мешки, веки наползают на глаза — красота, слов нет.
— Привет, Джемм. Прекрасно выглядишь. Новая помада? Тебе идет.
— Спасибо.
Умора. Джемм знала, что выглядит преотвратно. Она уже три года работала в театральном агентстве вместе со Стеллой, и та регулярно выдавала ей комплименты, причем каждое утро придумывала что-то новое. Джемм как-то подсчитала, что еженедельные пять комплиментов минус отпуск складываются в двести сорок комплиментов в год, следовательно, за прошедшие три года она получила семьсот двадцать разных комплиментов.
