Розамунда Пилчер - Сентябрь
— Вовсе нет, она очень милая. Мне она, как сестра. И очень красивая. И у меня теперь есть брат Генри. Ему уже почти восемь.
Алекса занялась салатом. Острым ножом что-то резала на полоски и рубила на кусочки. Ноэль смотрел на ее руки, загорелые, ловкие, ногти коротко острижены, без маникюра. Что-то было в них надежное, в этих руках. Он стал припоминать, когда в последний раз сидел вот так на кухне, голодный, в предвкушении вкусного ужина и вина, мирно наблюдая, как женщина готовит для него еду, — и не припомнил.
Дело в том, что его никогда не привлекали женщины, которые любят хозяйничать. Его подружками обычно были манекенщицы или молодые актрисы с большими амбициями, но с пустой головой. Внешне они были похожи одна на другую: Ноэль любил девушек молоденьких, тоненьких, с маленькой грудью и длинными ногами. Ему было с ними весело, не говоря уж о любовных утехах, но в доме от них не было никакого проку. К тому же почти все они, даже самые тоненькие, соблюдали диету и, хотя в ресторане пожирали одно за другим дорогие блюда, у себя в квартире или у Ноэля не давали себе труда приготовить хотя бы самую простую закуску, им это было неинтересно. «Ах, милый, это такая скука! Да я и не голодна. Давай съедим по яблоку».
Время от времени в жизни Ноэля появлялась девица, которая решала провести остаток жизни только с ним одним. И тогда она старалась вовсю, может быть, даже слишком. Обеды наедине при свете газового камина, уик-энды с охотой и рыбалкой. Однако Ноэля хватало ненадолго — свободу он ценил превыше всего, а потому давал задний ход, и очередная воспылавшая к нему нежными чувствами девица после мучительного периода безуспешных телефонных звонков и слезных обвинений находила себе другого поклонника и выходила замуж за него. Так Ноэль достиг тридцати четырех лет и все еще оставался холостяком. А вот кто же он — победитель или проигравший? Сейчас, сидя над пустым стаканом, он не смог бы на это ответить.
Алекса заправляла салат: превосходное зеленое оливковое масло, немного винного уксуса, какие-то травки. От их аромата у Ноэля слюнки потекли. Покончив с салатом, она начала накрывать на стол: скатерть в красную клетку, рюмки, солонка, деревянные мельнички для перца, керамическая масленка. Достав из буфета вилки и ножи, она дала их Ноэлю, а он разложил по местам. Настало время разливать вино, что Ноэль и сделал.
Алекса, все еще в фартуке, в бесформенном свитере, с раскрасневшимися щеками, подняла свой бокал.
— За «Седло и стремя»! — сказала она.
Почему-то это его растрогало.
— И за вас, Алекса. Спасибо.
Предвкушения голодного Ноэля сбылись — еда была без затей, но превосходная. Сочные, мягкие отбивные, свежайший салат, теплый хлеб, соус, приправы, и все это запивалось отличным вином. Урчание у него в желудке прекратилось, он почувствовал себя куда лучше.
— Не помню, когда я так вкусно ел.
— Самая обыкновенная еда.
— Но как приготовлена! — Ноэль положил себе еще салата. — Дайте мне знать, когда вам понадобятся рекомендации.
— А для себя самого вы когда-нибудь готовите?
— Не умею. Яичницу с беконом еще могу поджарить, а так покупаю всякие гастрономические изыски у «Маркса и Спенсера» и разогреваю на плите. Когда эти изыски уже в горло не идут, провожу вечер с моей сестрой Оливией, которая живет в Лондоне. Но она столь же беспомощна на кухне, сколь и я, и мы обычно ограничиваемся тем, что едим нечто экзотическое — перепелиные яйца или икру. Вкусно, конечно, но не очень-то ими насытишься.
— Ваша сестра замужем?
— Нет. Она — деловая женщина.
— И чем же она занимается?
— Она главный редактор журнала «Венера».
— Ого! — Алекса улыбнулась. — Какие у нас с вами знатные родственники.
Поглотив все, что было на столе, Ноэль не отказался от сыра и белого винограда. Они допили остаток вина, и Алекса предложила кофе.
За окном в синеватых сумерках зажглись уличные фонари. Их свет проникал на кухню, но тени все сгущались. Ноэль не мог справиться с зевотой и извинился.
— Вот видите, доказательство, что мне уже пора домой, налицо.
— Только сначала выпейте кофе. Вам ведь надо продержаться на ногах, пока вы не доберетесь до постели. Знаете что, поднимайтесь-ка наверх и устраивайтесь там поудобнее. Я принесу кофе, а потом вызову такси.
«Да, пожалуй, так будет лучше всего», — подумал Ноэль.
— Хорошо, — согласился он.
Но даже выговорить одно это слово оказалось делом нелегким. Он чувствовал, с каким трудом шевельнулся язык и нужным образом сложились губы. Либо он перепил, либо просто валится с ног от усталости, ведь почти не спал со вчерашнего дня. Кофе — это хорошо. Ноэль оперся руками о стол и встал. Подняться по кухонной лестнице и дойти до гостиной было тяжелым испытанием. Он то и дело спотыкался, но все же удержал равновесие и не шлепнулся.
Наверху его ждали тихие сумерки гостиной. Полоски света, проникавшего с улицы, ложились на каминную решетку, сверкали огоньками на подвесках большой люстры. Жаль было нарушать этот сумеречный покой, и Ноэль не повернул выключатель. В кресле, где он прежде сидел, спал пес. Ноэль опустился на диван. Пес проснулся, поднял голову и поглядел на Ноэля, а тот уставился на него. Пес раздвоился и превратился в двух псов. «Я пьян, — решил Ноэль, — и не спал целую вечность. Но сейчас засыпать нельзя. Сейчас я не сплю», — заверил он себя.
Он и не спал, а дремал. Спал и бодрствовал одновременно. Мерно гудели моторы, он летел над Атлантикой, в кресле рядом с ним мирно похрапывал сосед, его начальник приказывал ему отправиться в Эдинбург и продать кожаные изделия человеку по имени Эдмунд Эрд. Слышались чьи-то голоса, кто-то звал кого-то, на улице мальчишки гоняли на велосипедах. Нет, это была не улица, а чей-то сад. Тесная комнатушка под островерхой крышей, он смотрит в маленькое оконце. К стеклу приникла веточка жимолости. Его бывшая комната в доме матери в Глостершире. Внизу на лужайке идет игра. Дети и взрослые играют в крокет. А может, в лапту? Или в бейсбол? Но вот они поглядели наверх и увидели его лицо за стеклом. «Спускайся! — кричат они ему. — Иди к нам!» Ему приятно, что его зовут. До чего же хорошо быть дома! Он выходит из своей комнатки, спускается по лестнице и выходит в сад, но игра уже кончилась и все куда-то исчезли. Ну и ладно, его это нисколько не огорчает. Он растянулся на траве и смотрит в ясное голубое небо. Все хорошо, ничего плохого не случилось, ничего не произошло. Он один, но скоро кто-нибудь сюда придет. Он может подождать.
Но что это за звук?.. Тикают часы. Ноэль открыл глаза. Уже не светят уличные фонари, темнота рассеялась. Это не сад и не дом его матери, а какая-то незнакомая комната. Где он? Он лежит на диване, накрытый пледом. Бахрома пледа щекотала подбородок, и он откинул плед в сторону. Взглянув вверх, он увидел хрустальные подвески люстры и только тогда все вспомнил. Он повернул голову: в кресле у окна сидела девушка, в утреннем свете, проникавшем через незашторенное окно, рыжели ее волосы. Он пошевелился. Девушка молчала. Тогда он позвал:
— Алекса!
— Да… — она проснулась.
— Который теперь час?
— Немного больше семи.
— Семи утра?
— Да.
— Выходит, я проспал здесь всю ночь? — Ноэль повернулся, вытянул свои длинные ноги.
— Когда я принесла кофе, вы уже спали. Хотела разбудить вас, но потом решила, что не стоит.
Ноэль поморгал глазами, чтобы проснуться окончательно. Джинсы и свитер Алекса сменила на белый махровый халат, сверху накинула плед, из-под него торчали ее босые ноги.
— Вы провели тут всю ночь?
— Угу.
— Надо было вам нормально лечь в постель.
— Не хотелось оставлять вас здесь одного. Я подумала: вы проснетесь и решите, что вам надо немедленно уходить, а найти такси ночью довольно трудно. Я даже постелила вам постель в комнате для гостей, но потом решила: лучше не будить.
Сон еще стоял у него перед глазами. Он лежал на траве в саду, в Глостершире. Кто-то шел к нему, он чувствовал это, знал. Не мать — Пенелопа умерла. Кто-то другой. Потом сон померк и осталась одна Алекса.
К своему удивлению, чувствовал он себя прекрасно: бодрым, полным сил.
— Давно пора мне двигаться домой, — решительно заявил он.
— Вызвать такси?
— Нет, пройдусь пешком. Это полезно — прогуляться поутру.
— Да, утро чудесное. Может быть, сначала легкий завтрак?
— Спасибо, не хочу, вы меня так замечательно накормили вчера.
Он откинул плед и сел, провел пятерней по волосам. Алекса не предприняла никаких попыток задержать его. Она проводила его по коридору и растворила дверь в жемчужное майское утро. Вдалеке уже слышался шум городского транспорта, но на дереве пела птица, воздух был чист и прозрачен. Ноэлю почудилось, что пахнет сиренью.
— До свидания, Ноэль.
