Роальд Даль - Дорога в рай
Но она не нападала. Она подняла голову и с минуту покачивала ею из стороны в сторону; потом подняла переднюю часть своего черного тела прямо под выменем коровы, бережно взяла один из толстых сосков и начала пить.
Корова не шевелилась. Не было слышно ни звука; тело мамбы изящно изгибалось, поднимаясь от земли, и висело под коровьим выменем. Черная змея и черная корова были отчетливо видны при лунном свете.
С полчаса старик наблюдал за тем, как мамба берет у коровы молоко. Он видел, как мягко пульсирует черное тело, высасывая жидкость из вымени. Время от времени змея переходила от одного соска к другому, пока у коровы совсем не осталось молока. Тогда мамба осторожно опустилась на землю и поползла назад по траве в том же направлении, откуда появилась. И снова она производила тот же шипящий звук, и снова проползла под окном, возле которого сидел старик, и оставляла на мокрой траве темный след. Затем она исчезла за хижиной.
Луна медленно опустилась за Кенийским хребтом. Почти тотчас из-за откоса на востоке поднялось солнце, и Джадсон вышел из своей лачуги с четырехгаллонной канистрой из-под керосина в руке. Он сонно поплелся к корове, волоча ноги по густой росе. Старик смотрел на него и ждал. Джадсон наклонился и ощупал вымя, и едва он проделал это, как старик заговорил. Джадсон вздрогнул, услышав голос старика.
— Его опять нет, — сказал старик.
Джадсон ответил:
— Да, корова пуста.
— Думаю, — медленно произнес старик, — это проделки какого-нибудь мальчишки-кикуйю. Я задремал, а когда проснулся, он уже удрал. Выстрелить я не мог, потому что боялся попасть в корову. Но сегодня вечером я его дождусь. Уж сегодня-то он у меня не уйдет, — прибавил он.
Джадсон не отвечал. Он подхватил четырехгаллонную жестянку и побрел к своей лачуге.
В эту ночь старик опять сидел у окна и наблюдал за коровой. На этот раз он предвкушал какое-то удовольствие. Он знал, что снова увидит мамбу, но хотел в этом убедиться. И когда за час до восхода солнца большая черная змея проползла по траве к корове, старик перегнулся через подоконник и принялся внимательно следить за ее движением. Он видел, как она выждала какое-то мгновение под животом, медленно покачав головой с полдюжины раз, прежде чем оторвала свое тело от земли, чтобы взять первый сосок. Он видел, как она с полчаса пила молоко, пока его совсем не осталось, и видел, как змея опустила свое тело и мягко заскользила за хижину, откуда явилась. Наблюдая за всем этим, старик едва заметно улыбался краешком рта.
Потом из-за холмов поднялось солнце, и из своей лачуги вышел Джадсон с четырехгаллонной канистрой в руке, но на этот раз он направился прямо к окну хижины, возле которого, завернувшись в одеяло, сидел старик.
— Ну как? — спросил Джадсон.
Старик смотрел на него из окна.
— Не знаю, — ответил он. — Никого не видел. Я опять задремал, а этот паршивец явился и взял молоко, пока я спал. Послушай-ка, Джадсон, — прибавил он, — нам надо поймать этого мальчишку, иначе тебе не хватит молока, хотя это тебе и не повредит. Но мальчишку поймать надо. Выстрелить в него не могу, очень уж он ловок, да и корова мешает. Ты должен схватить его.
— Я? Но как?
Старик заговорил очень медленно.
— Думаю, — сказал он, — думаю, тебе лучше спрятаться недалеко от коровы. Только так его и можно схватить.
Джадсон взъерошил волосы левой рукой.
— Сегодня, — продолжал старик, — ты выкопаешь неглубокую яму рядом с коровой. Ты ляжешь в нее, я прикрою тебя сеном и травой. Воришка тебя не заметит, пока совсем близко не подойдет.
— У него может быть нож, — сказал Джадсон.
— Нет, ножа у него не будет. Возьми свою палку. Больше тебе ничего не понадобится.
Джадсон сказал:
— Хорошо, я возьму палку. Когда он подойдет, я выскочу и поколочу его палкой.
Тут он вдруг что-то вспомнил.
— А как же насчет того, что она все время жует? — спросил он. — Я не вынесу того, что она будет хрустеть всю ночь, пережевывая слюну и траву, точно гальку. Всю ночь мне этого не вынести. — И он снова принялся теребить мочку левого уха.
— Ты сделаешь так, как тебе, черт побери, говорят, — сказал старик.
В тот день Джадсон выкопал канаву рядом с коровой, которую решили привязать к акации, чтобы она не бродила по полю. Затем, когда наступил вечер и когда уже можно было улечься в канаву, старик подошел к двери его лачуги и сказал:
— До утра можно ничего не делать. Пока вымя не наполнится, никто не придет. Заходи ко мне; у меня теплее, чем в твоей конуре.
Джадсон никогда еще не получал приглашения зайти в хижину старика. Он последовал за ним, довольный тем, что ему не придется лежать всю ночь в канаве. В комнате горела свеча. Она была воткнута в горлышко бутылки, а бутылка стояла на столе.
— Приготовь-ка чаю, — сказал старик, указывая на примус, стоявший на полу.
Джадсон зажег примус и приготовил чай. Они уселись на пару деревянных ящиков и начали пить. Старик пил чай горячим и при этом шумно прихлебывал его. Джадсон дул на свой чай, осторожно его потягивал и поглядывал поверх кружки на старика. Старик продолжал прихлебывать чай, когда Джадсон сказал:
— Прекрати.
Он произнес это тихо, почти жалостно, и уголки его глаз и рта тотчас задергались.
— Что? — спросил старик.
Джадсон сказал:
— Шумно ты очень пьешь.
Старик поставил кружку и спокойно смотрел на него короткое время, потом спросил:
— Сколько собак ты убил за свою жизнь, Джадсон?
Ответа не последовало.
— Я спрашиваю — сколько? Сколько собак?
Джадсон принялся вынимать чаинки из своей кружки и приклеивать их к тыльной стороне левой руки. Старик, не вставая с места, подался вперед.
— Так сколько же, Джадсон?
Джадсон вдруг засуетился. Он сунул пальцы в пустую кружку, вынул оттуда чаинку, быстро приклеил ее к тыльной стороне руки и тут же полез за второй. Когда чаинок осталось немного и ему никак не удавалось выудить хотя бы одну из них, он близко поднес кружку к глазам, чтобы посмотреть, сколько их там. Тыльная сторона руки, державшей кружку, была покрыта мокрыми черными чаинками.
— Джадсон! — вскричал старик, и один уголок его рта открылся и закрылся, точно то были клещи.
Свеча вспыхнула и едва не погасла, но спустя мгновение снова загорелась ровным пламенем.
Тихо и очень медленно, точно уговаривая маленького ребенка, старик спросил:
— За всю твою жизнь сколько же было собак?
— Почему я должен тебе говорить? — отозвался Джадсон.
Не поднимая глаз, он отлеплял чаинки одну за другой с тыльной стороны руки и снова складывал их в кружку.
— Я хочу знать, Джадсон. — Старик говорил очень ласково. — Меня это тоже интересует. Поговорим об этом, а потом о чем-нибудь другом.
Джадсон поднял глаза. По его подбородку потекла капля слюны, зависла на какое-то время в воздухе, потом сорвалась и упала на пол.
— Я их только потому убиваю, что они шумят.
— Как часто ты это делал? Мне бы хотелось знать — как часто?
— Много раз, да и давно.
— Как? Расскажи мне, как ты это обычно делал? Как тебе больше нравилось?
Молчание.
— Скажи мне, Джадсон. Я хочу знать.
— Не понимаю, почему я должен об этом говорить. Это секрет.
— Я никому не скажу. Клянусь, никому.
— Что ж, если ты обещаешь. — Джадсон придвинул свой ящик и заговорил шепотом. — Как-то я подождал, пока она заснет, потом взял большой камень и размозжил ей голову.
Старик поднялся и налил себе еще одну кружку чая.
— Мою ты не так убивал.
— У меня не было времени. Столько было шуму, когда она облизывалась, я просто обязан был все сделать быстро.
— Ты ведь так и не убил ее.
— Зато тише стало.
Старик подошел к двери и выглянул наружу. Было темно. Луна еще не взошла, но ночь была светлая и холодная, и на небе было много звезд. На востоке небо было немного бледным, и, глядя в том направлении, старик видел, как бледность сменяется яркостью, разливавшейся по небосводу, так что свет отражался в каплях росы в траве. Над холмами медленно взошла луна. Старик обернулся и сказал:
— Собирайся-ка. Никогда не знаешь — сегодня, может, и раньше явится.
Джадсон поднялся, и они вдвоем вышли из дома. Джадсон улегся в канаву рядом с коровой, и старик прикрыл его травой, так что только голова торчала над землей.
— Я тоже буду смотреть, — сказал он. — Из окна. Когда крикну, вскакивай и хватай его.
Он доковылял до хижины, поднялся наверх, завернулся в одеяло и занял свой пост у окна. Было еще рано. Луна была почти полной и продолжала подниматься. Она освещала снег на вершине горы Кения.
Спустя час старик выкрикнул в окно:
— Ты еще не уснул там, Джадсон?
— Нет, — ответил тот. — Я не сплю.
