Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2010)
Молодой герой, наблюдающий в телескопическую трубу за Чудовищами и профессионально защищенный от ментального вторжения Зла, слышит телепатический Зов, который поначалу принимает за какие-то происки Темных Сил. Однако спустя какое-то время выясняется, что он вступил в ментальный контакт с Девой из еще одной Пирамиды, расположенной далеко-далеко, на другой стороне огромного разлома, в котором Земной Ток еще обогревает планету и порождает чудовищные и агрессивные земные формы. Его путешествию в поисках Возлюбленной, спасению ее в окрестностях погибшего Малого Редута (ее жители, не выстояв против ментального напора, открыли ворота Злу) и обратному путешествию, собственно, и посвящена книга.
В культовости, как утверждает в своей «Книжной полке» Михаил Назаренко, Ходжсон сильно проигрывает Лавкрафту. Однако быстро наверстывает упущенное. Есть целый сайт, посвященный «Ночной Земле» — с картами и всем прочим. Есть «фанфики» — произведения по мотивам, есть две антологии, посвященные мирам Ходжсона, — «Eternal Love» и «Nightmares of the Fall», есть опубликованная в русском переводе повесть американского фантаста Джона Райта «Неспящий в ночи», другой фантаст и поклонник Ходжсона — Джеймс Стоддард, по слухам, переписывает «Ночную Землю» заново, чтобы убрать избыточную архаику, сохранив сюжет. Экранизировать «Ночную Землю», правда, кажется, пока не планируют. А какой бы мог получиться замечательный образец жанра! Рациональный и гуманный мир внутри Пирамиды (около тысячи городов и поселков, поля под искусственным освещением, самодвижущиеся дороги, высокие технологии). Мрак в бойницах, подсвеченный вулканическим пламенем. Абрис огромного чудовища, видимый в подзорную трубу, — случайные блики выхватывают из тьмы глаз, кусок уха... Путешествие героя со всеми полагающимися опасностями во мраке, спасение возлюбленной из второй Пирамиды, захваченной Темными Силами (я, правда, добавила бы еще группу спасшихся, которых возглавил герой, и они шли бы в обратный путь, постепенно второстепенные герои, понятное дело, гибли бы от всяческих опасностей, а мы волновались).
У «Ночной Земли» и правда есть существенные недостатки, препятствующие быстрому распространению ее известности в информационной среде.
Это, в первую очередь, отсутствие персонифицированного мирового зла. Размытость, неопределенность сил, угрожающих Последнему Редуту, добавляет произведению зловещего очарования [18] , однако лишает героя возможности сразиться с ярким антагонистом. К тому же в персонифицированном зле для читателя есть некое зловещее обаяние (вспомним того же Ктулху).
Во-вторых, это отсутствие яркого харизматического героя, выступившего с этим злом на борьбу. Герой Ходжсона настолько бледен, настолько совершенен, настолько стерилен, настолько идеален, настолько отважен, тренирован, силен… дальнейшее понятно. Героиня (Дева, она же Мирдат Прекрасная) настолько соответствует представлению об идеальной викторианской даме, капризной, взбалмошной, хрупкой, отважной и, честно говоря, абсолютно лишенной мозгов, что… дальнейшее тоже понятно.
Тем не менее, повторюсь, шансы роста популярности «Ночной Земли» огромны. Тот же Стоддард в своем римейке основной упор делает на более тщательную мотивацию поступков героев (чтобы Дева не вела себя как идиотка и игриво не убегала ни с того ни с сего от Героя в расщелине, населенной чудовищами) и проработку диалогов (а то внятных речей от Мирдат Прекрасной мы так и не дождемся на протяжении всего текста).
К тому же у «Ночной Земли», в отличие от книг Лавкрафта и Говарда, есть, повторю, некое странное преимущество — эта ее причудливая футурологичность.
Страшное, мрачное, эсхатологическое будущее служит даже более мощным источником психологической релаксации и разрядки, чем страшное, мрачное, но безвозвратно ушедшее прошлое. Прелесть того же Ктулху во многом заключается в том, что Древний-то он Древний и погребен в подводных руинах, но когда-нибудь из вод все-таки восстанет. Психологический, компенсаторный смысл такого феномена попробуем разобрать в следующей колонке, а заодно коснемся подробнее странного направления современной фантастики — «Умирающая Земля», родоначальником которого и стал роман Ходжсона.
Станислав Лем в своем сборнике эссе «Мой взгляд на литературу» писал о литературной бесплодности социальных утопий — если общество идеально, то конфликта, движущего сюжет, взять неоткуда, — и о привлекательности антиутопий, в которых автору есть где разгуляться. «Ночная Земля» представляет собой в этом смысле очень удачный гибрид — абсолютно утопический, идеальный мир внутри Пирамиды окружен противоборствующим ему Хаосом, и каждый юный пассионарий, выйдя наружу, может испытать на прочность себя и окружающий мир (их к этому тщательно готовят, но никоим образом не препятствуют). Хаос, таким образом, у Ходжсона стал тем, чем для позднейших утопий стал Космос — с одной поправкой: Хаос, в отличие от равнодушного Космоса, наполнен иррациональным Злом и враждебен человеку. Как ни странно, это обнадеживает — абсолютное Зло предполагает наличие такого же абсолютного Добра, а значит, выход в иной, тонкий план, которого позднейшие утопии/антиутопии лишены.
Кстати, замечу, что постапокалипсис — иная разновидность антиутопий, отнесенная, в отличие от направления «Умирающая Земля», в недалекое будущее, безжалостно расправляющееся с современным человечеством, сейчас тоже в моде (последний из нашумеших — роман американца, лауреата Пулитцеровской премии Кормака Маккарти «Дорога»). Романы эти могут быть брутальны, чрезмерно натуралистичны, чернушны и так далее, они могут быть, в конце концов, банальны, но никогда не бывают ироничны. Постмодернистские игры здесь не приветствуются: именно здесь, на посыпанных пеплом площадях постапокалипсиса, массовому сознанию отведено место для переживания «гибели всерьез». Здесь вечные ценности подвергаются сомнению, ревизуются, но, умирая, всегда возрождаются. Иначе это не постапокалипсис, а какая-то ерунда.
Мистические умонастроения рубежа XIX — XX веков очень легко впоследствии поддавались ироническому переосмыслению и были в этом смысле очень уязвимы, но сами по себе ироничными не были. Именно поэтому они оказались так востребованы на рубеже следующих двух столетий — будучи вынесены в область, где можно безопасно предаваться релаксационному переживанию ужаса, хрупкости окружающего нас мироустройства и непостижимости зла. Область эта — масскультура, разветвленные, пересекающиеся, продолжающиеся и часто анонимные миры-проекты, где будущее смыкается с прошлым, авторство размывается, мир раз за разом уничтожается и раз за разом возрождается из пепла, герои ведут себя как идиоты, девы — как идиотки, но над ними никто не смеется. Ни автор. Ни читатель.
Книги
Василий Аксенов.
Ленд-лизовские. Lend-leasing. М., “Эксмо”, 2010, 256 стр., 25 000 экз.
Последний — неоконченный — автобиографический роман Василия Аксенова, в котором он обращается к годам своей юности.
Самира Асадова. Сказки бабушки Тымнеквыной. М., “Издательский и культурный центр „Детство. Отрочество. Юность””, 2010, 64 стр. Тираж не указан.
Авторская запись чукотских сказок и легенд, услышанных в детстве от бабушки. Билингва — чукотский и русский языки.
Регина Бондаренко. Дожди и зерна. М., “Российский писатель”, 2010, 112 стр., 500 экз.
Книга стихов молодой московской поэтессы с предисловием Николая Дорошенко — “Хочется верить странному слову: / „Здесь — ничего для тебя чужого — / Ни боли, / Ни были, / Ни пыли, / Ни соли, / Ни хлеба, / Ни меда, / Ни сада, / Ни ветра…” // Жизнь моя! / Свет мой / Как ты найдешь меня здесь и всюду, / Если я имя свое забуду?”
Юрий Буйда. Третье сердце. М., “Эксмо”, 2010, 192 стр., 3000 экз.
Романы “Третье сердце” и “Дон Домино”.
Анна Голубкова. Адище города. Стихи. СПб.; М., “Акт”, 63 стр. Тираж не указан.
Новая книга поэта, прозаика, а также руководителя проекта “Абзац” (и редактора-составителя одноименного альманаха) Анны Голубковой, на этот раз — книга стихотворений (до этого были книги прозы: “Школа жизни”, Тверь, 2004; “Типа о любви”,
М., 2009). “В метро девочка / с выпученными глазами, / несколько раз / подведенными черной тушью. / Наверно, ей нравится быть похожей на / медленную / глубоководную / рыбу, / еле ворочающую / плавниками / глубоко, под водой, там, где нет солнца”; “Есть лица, похожие / на старую, / побелевшую по швам / одежду./
