Владимир Романовский - В постели с Президентом
— Дайте мне мою записную книжку, — сказал Роберт. — Которая на письменном столе. В кабинете. Принесите.
Показ записи в книжке не сделает ее более компетентной, но Роберту просто хотелось доказать ей, что он прав. Наверное, он очень болен. В обычных обстоятельствах он считал предъявление доказательств ниже своего достоинства.
Вскоре секретарша возвратилась с записной книжкой.
— Вот, я сейчас вам покажу, — сказал Роберт, открывая книжку. Он сглотнул. Очень больно. Имена и адреса плыли перед глазами. — Вот, возьмите, — сказал он, отдавая ей книжку. — Найдите его. Левайн. На букву эл. Доктор Тимоти Джей Левайн, черт вас возьми.
Она полистала книжку.
— Такого здесь нет.
— Как это нет! Ну, хорошо. Просто читайте вслух имена, одно за другим. Давайте. Все имена на букву эл.
— ЛаФевр, — прочла она. — Ваш организатор.
— Да, дальше.
— Леннокс. Левитт. Люис. Лоу. Всё.
— Дайте сюда.
Он сел в кровати и уставился на страницу. Его собственный почерк. Он добавил Лоу неделю назад.
Он сосредоточился и рассмотрел каждое имя. Он точно помнил, когда и как всех этих дураков сюда вписал.
— Здесь нет Доктора Левайна, — сказал он хрипло. — Не понимаю.
— Может, я все-таки позвоню Доктору Шульцу? — спросила секретарша настороженно.
— Шульцу?
Через двадцать минут Доктор Шульц сидел на краю постели Роберта, щупая ему пульс.
— Это просто грипп, — сказал он. — Через несколько дней пройдет. Я бы выписал вам что-нибудь, но, честно говоря, вам нужны обычные таблетки, которые без рецепта. Очень эффективные они стали последнее время. Если станет хуже, я бы мог сделать вам укол. А можно перевезти вас в больницу. Они вас подключат к Ай-Ви и накачают вас содиумом. На несколько часов вам, возможно, станет лучше.
— Доктор, — сказал Роберт. Он прижал указательный палец к надпереносью. Лучше не стало. — У вас нет коллеги по имени Тимоти Джей Левайн?
— Тимоти Джей Левайн? — Доктор Шульц — худой, элегантный, безупречно одетый — нахмурился. — Нет, вроде бы не знаю такого. Адвоката моего зовут Хенри Джей Левайн. — Он ухмыльнулся. — Забавный старик. Энциклопедия антисемитских анекдотов. Я вам рассказывал, что случилось, когда мы играли в гольф на прошлой неделе? Умора! Нужно было это видеть…
— Насчет укола, Доктор, — сказал Роберт. — Я смогу пойти сегодня на встречу и произнести речь, если вы сделаете мне укол?
— Может быть, — сказал доктор. — Это ведь грипп, знаете ли. С гриппом дело такое — никогда не знаешь. — Он пощупал простыню и нарушил Третью Заповедь, добавив, — Я бы поменял на вашем месте простыни. Мокрые насквозь. Послушайте, анекдот, который Левайн мне давеча рассказал — ужасно смешно. — Он рассмеялся. — Значит, типа, один толстый еврей приходит…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. ГВЕН В РОЛИ РЯДОВОЙ ГРАЖДАНКИ
Я держалась сколько могла, но суд, или что это было, какая-то инстанция, которой вменялось вынести вердикт по поводу папиного положения, отказала ему в протекции по банкротству, и все имущество было конфисковано и продано на аукционе, включая, конечно же, мою квартиру. Подарки богатых родителей опасны. Я не знаю, насколько дороже ему обошлось бы купить мне квартиру, зарегистрировав акт на мое имя, но он этого не сделал, и теперь квартира не моя. Сука из агентства появилась вдруг в один прекрасный день и сказала мне, что вернется с маршалом. Не знаю, всерьез это она сказала, или хотела пугнуть, но я решила не проверять, позвонила ассистенту нашего семейного адвоката и продала все, что у меня оставалось от драгоценностей, и получила на руки чуть больше двухсот тысяч, и переехала в отель. В конце недели оказалось, что убежали две тысячи долларов, и я призадумалась. Я поняла, что нужно снять квартиру.
Ассистент адвоката, который был в меня влюблен многие годы, вдруг оказался слишком занят и на звонки не отвечал, и многие другие люди не отвечали. Я позвонила Гейл, решив, что в данной ситуации она — лучшее, если нет под рукой настоящего эксперта, и рассказала ей о моих проблемах с жильем. Гейл объяснила, что очень занята в следующие два дня (интересно, чем? впрочем, не важно), но в четверг будет свободна и рада мне помочь.
Я позвонила ей в четверг. Она сказала, что забыла, а как насчет завтра? В пятницу она наконец прибыла на своем внедорожнике. Она купила в киоске несколько газет и мы принялись за работу. Она велела мне помечать квартиры, которые мне нравятся. Я не спросила ее, не возьмет ли она меня к себе жить до той поры, пока я что-нибудь найду, а она не предложила. Может, она думала, что я сразу что-нибудь найду. Не знаю.
Так или иначе, мы встретились с агентессой по снятию квартир, и она отвела нас в три разных места на Верхнем Ист Сайде. Ужасно. Все три были без лифта и без портье, темные, и комнаты очень маленькие, а ванные — как что-то из археологического журнала. Пятнадцать сотен в месяц! Идиотка — я описала агентессе мою бывшую квартиру, и она назвала приблизительную плату, и я обалдела. Она посоветовала поискать в Бруклине, и Гейл подтвердила, что Бруклин не так уж плох. В Бруклине есть много хороших кварталов.
После этого мы провели некоторое время, сидя в ее внедорожнике, отмечая желтым маркером бруклинские квартиры. Гейл вошла во вкус. Скорее всего ей нравилось все это — какая она благородная и бескорыстная, помогает подруге, попавшей в беду, несмотря на то, что шурин украл у нее серьги.
Я также подозреваю, что ей нравится то, что в ее похотливых глазах выглядит, как мое падение, но я ее не виню. Если злорадство делает людей счастливыми, кто я такая, чтобы смотреть на них с высоты какого-то якобы морального плато, которое положено занимать тридцатитрехлетней бездельнице?
Так или иначе, я нахожу объявление, которое мне кажется приемлемым — солнечная, просторная квартира, тихий район, и так далее. Также там говорится, что квартира находится близко к метро, и это меня настораживает, потому что метро у меня ассоциируется со всякими сволочами и хулиганами, но Гейл говорит, что у нее есть в Бруклин Хайтс друг, который каждый день ездит на метро на работу, и он классный мужик, и никогда бы не стал жить далеко от метро. Мы звоним бруклинской агентессе, и она объясняет Гейл как проехать, и объясняет так же плохо, как Гейл ориентируется в объяснениях, так что в конце концов нам приходится зайти в аптеку и купить карту, потому что я вспоминаю быстрее Гейл, что карты продаются в аптеках. Мы покупаем карту Бруклина и забираемся обратно во внедорожник и открываем карту и пытаемся найти на ней нужное место. Потом на обратной стороне карты мы обнаруживаем список улиц, и внезапно я разбираюсь во всем этом, и нахожу нужное место, и намечаю маршрут для Гейл, и Гейл, поколебавшись, соглашается, хотя она не любит ездить по улицам, а только по скоростным шоссе. Она очень свободная духом — так она это объясняет. Шоссе — ее стихия.
Мы переезжаем через нуждающийся в ремонте мост, не знаю, как он называется, но это точно не Бруклинский Мост. Я смотрю на карту и говорю Гейл, что она едет по неправильному мосту. Гейл говорит, да, это более короткий путь. Я говорю, какой на [непеч. ] короткий путь, нам нужен был Бруклинский Мост, но с Гейл не попрепираешься. За мостом развилка и въезд на экспресс-шоссе, и Гейл хочет въехать на шоссе, но тут я чувствую, что пришло время сказать веское слово, и я ей говорю, чтобы она вела себя разумно в этот раз, для разнообразия. И мы съезжаем в переулок и вскоре понимаем, что заблудились в каких-то кварталах, где никогда никто не жил, ни до Колумба, ни после, кварталы утыканы разваливающимися складами, и мы сматываемся оттуда, ориентируясь в основном по солнцу, и я вдруг замечаю название улицы, прикрепленное к фонарю, и нахожу эту улицу на карте. Мы слегка отклонились от курса, но, вроде бы, все в порядке. Затем мы проезжаем через кварталы, населенные какими-то враждебно настроенными бедными меньшинствами, и они нам свистят и кричат странные вещи, после чего мы вдруг попадаем на широкую авеню, и она нас приводит в более или менее тихий район, и вдруг совершенно случайно Гейл поворачивает на улицу, которую мы искали все это время, и вот офис агентства, но нет места, где поставить машину, и Гейл дважды проезжает вокруг квартала и в конце концов находит место, а возле места счетчик, то есть место платное. Она говорит, что у нее нет квотеров. У меня есть два. Мы кормим счетчик этими монетами и возвращаемся к агентству пешком, по пути встретив двух парней из меньшинств, которые смотрят на нас будто мы только что с Марса прибыли. Я говорю — «Эй, Гейл, а квартира — тоже в этом районе?»
Она явно нервничает, и слегка смущена. Она говорит — «Надеюсь, что нет, что ты, что ты…» — но уверенность в ее голосе отсутствует.
Мы заходим в агентство. Наличествуют два ненужно массивных письменных стола, за одним из которых сидит абсурдно тощий греческого вида парень, а за другим сладострастная женщина с горящими глазами и большим количеством родинок и родимых пятен на лице и шее. Она кладет на стол бублик, вытирает руки и губы бумажной салфеткой, и улыбается, демонстрируя зубы и дёсны с прилипшим плавленым сыром.
