Александр Житинский - Фигня (сборник)
– Какая, все-таки, ужасная разница между идеалами бабушек и внучек! Ну что, скажите, общего между Ловласом и Адольфом?! А между тем роль женщины не изменяется…
– Вы правы, совершенно правы!.. – горячо поддержала Амалию Мария.
– Нет сомнения, что русские женщины лучше образованы, более читают, более мыслят, нежели мужчины, занятые Бог знает чем…
Алексей подскакал к дому со стороны заднего двора. У кухонного флигеля суетились слуги. Алексей спешился, передал поводья конюху и тут же столкнулся с поварихой.
– Поспешайте, барин, заждались вас! Иван Петрович шибко серчают… – всполошно сообщила она.
Алексей бросился в дом, птицей взлетел по лестнице в свою комнату, сорвал с себя пропыленную рубаху и стал поспешно переодеваться.
… А хозяин, тем временем, показывал гостям свою псарню.
В сопровождении главного псаря, управляющего и трех помещиков – Захарьина, Рощина и Колбина – Иван Петрович то подходил к загону с борзыми, то приседал на корточки перед легавыми, о чем-то говорил с ними, трепал морды… Ему поднесли в лукошке щенят. Он выбрал двух и обратился к Колбину:
– Лев Дмитрич, знаю, тебе мои борзые нравятся. Прими, друг любезный, из нового помета…
Колбин принял корзину, рассыпавшись в благодарностях:
– Иван Петрович, подарок царский! Давно мечтал… Благодарю покорно!
– А вы, Евгений Семенович, еще не заболели псовой охотой?
– Некогда все, Иван Петрович, – уныло отозвался Захарьин. – Хозяйство не отпускает… Нынче опять ожидаю недорода. Не знаю, ей-богу, что и делать!.. Хочу перенять английскую методу у соседа вашего, Григория Ивановича Муромского…
– Да-с! – проговорил Берестов с усмешкой. – У меня не то, что у него… Куда нам по-англицки разоряться! Были бы мы по-русски хоть сыты.
Гости улыбнулись и вслед за хозяином вышли в сад.
Идучи впереди, Иван Петрович пустился в нравоучительные рассуждения:
– Все эти заморские нововведения в первую голову крестьянин своим горбом чувствует. А я так думаю: чем более мы имеем над ним прав, тем более и наших обязанностей! Муромский – мот! Я таких не приемлю! Вот причина упадка нашего дворянства: дед был богат, сын уже нуждается, а внук идет по миру… Древние фамилии приходят в ничтожество!..
…В гостиной музицировала молодежь: две дочери Колбиных, три дочери Рощиных – Вера, Елена и Софья – и столичный отрок Вольдемар, сын Амалии. Все слушали романс, который пели сестры Колбины.
И тут в гостиную явился Алексей Берестов.
Как не похож он был на того удальца, что совсем недавно, полный радости, скакал в упоении по холмам! Перед девами предстал скучающий молодой dandy с небрежно-рассеянным взглядом, одетый во все черное. Он отвесил общий поклон, расслабленно облокотился на фортепиано, свесив руку с длинными пальцами.
Все замерли, впившись глазами в огромный перстень на безымянном пальце в виде мертвой головы. Рука Алексея поднялась ко рту, деликатно скрывая набежавшую вдруг зевоту. Столичный отрок не выдержал, подошел к Алексею и сочувственно прошептал:
– Как я вас понимаю!.. Мне тоже страх как скучно здесь после столицы, а уж вам, после студенческого братства…
Алексей смерил его холодным взглядом с головы до ног и процедил еле слышно:
– J'aime mieux m'ennuyer autrement…
– Как он похож на Чайльд-Гарольда!.. – восторженно шепнула одна из рощинских девиц, младшая.
– Притворяется, – шепнула в ответ старшая.
…Было три часа пополудни, когда коляски и кареты с гостями покатили от крыльца. Иван Петрович махал вслед коляскам рукой. Колбинские девицы, ехавшие в последней карете, долго еще трясли в окна платочками, не в силах оторвать зачарованных глаз от сына хозяина.
Алексей с облегчением стащил с шеи черный галстух, спрятал в карман.
– Ну, что, какая из девиц приглянулась? – грубовато спросил отец.
– Все жеманницы, – вздохнул Алексей и фыркнул раздраженно.
– А по мне, так наши сельские барышни, выросшие под яблонями и между скирдами, воспитанные нянюшками и природою, гораздо милее столичных красавиц… На тебя, милый, не угодишь! Сам-то хорош! Вырядился бог знает как! – Иван Петрович поворотился и пошел в дом.
– Батюшка, мне нужно с вами поговорить, – сказал Алексей.
– Что ж… Пошли, поговорим…
В кабинете Иван Петрович взял со стола трубку, набил ее, жестом пригласил сына сесть. Но тот остался стоять. Иван Петрович уселся в кресло.
– Говори, Алеша. Что надумал?
– Батюшка, позвольте без обиняков…
– Ну?
– Отпустите в военную службу.
– Ах, вот ты зачем усы отпустил! В гусары, значит, метишь… – сказал отец, пуская кольца дыма.
– Да-с, в гусары, – кивнул Алексей.
– После университета, голубчик, в статскую службу идут, а не в военную.
– Молод был и глуп. Теперь хочу быть гусаром.
– А знаешь ли ты, – старик закинул ногу на ногу, – что звание помещика есть та же служба? Заниматься управлением тысяч душ, коих благосостояние зависит от тебя, важнее, чем командовать взводом или переписывать дипломатические депеши…
– Я знаю.
– А знаешь, так почему не хочешь продолжить мое дело?
– Душа не лежит. Увы, я не l'homme des champs…
– Ты ведь и не пробовал хозяйствовать! Я никак в толк не возьму: почему главное старание большей части наших дворян состоит не в том, чтобы сделать детей своих людьми, а в том, чтобы поскорее сделать их гвардии унтер-офицерами?.. Я им уподобляться не хочу.
– Но почему же, батюшка?
– Потому, что военная служба нынче – это вино, карты и разврат. Не то, что при Павле Петровиче, царство ему небесное! Тогда был порядок, а нынче гусары только шампанское горазды пить и за юбками охотиться. Не пущу!
– Вы в самом деле лишаете меня выбора? – тихо произнес Алексей.
– В самом деле! Такова моя отцовская воля. Ты меня знаешь.
– Ну, и вы, батюшка, меня знаете! Я своего добьюсь!
– Ишь ты! – Отец встал, прошелся по кабинету, успокаиваясь. – Пообвыкни здесь пока… Понравится – останешься, не понравится – ступай служить статским. Но в гусары не пойдешь! Ступай.
Сын коротко кивнул отцу и, по-военному повернувшись, вышел из кабинета.
А в Прилучине в это время отец и дочь Муромские играли в крокет, ожидая Рощиных. Вооружившись молоточками, они пытались прогнать деревянные шары сквозь воротца на специально оборудованной травяной лужайке.
Показалась карета Рощиных.
Григорий Иванович направился навстречу гостям. Из кареты вышли Рощин с женою и три их дочери.
– Здравствуйте, гости дорогие! Мы уж заждались, – сказал Муромский, подходя.
– Здравствуйте, Григорий Иванович. Мы ж договорились – к вечеру!.. Званы были на обед в Тугилово, к Берестовым, – отвечал Рощин.
Муромский нахмурился.
– Этот «хранитель русской старины» все обеды дает! – с иронией произнес он, возвращаясь на площадку для крокета. – И что же было?.. «Щи да каша – пища наша»?
– Щи, конечно, были – с грибами и пампушками, а еще телячья голова под соусом, ушное и «гусарская печень»! Ну и, конечно, пироги всех видов… Еле дышу… – потер довольно живот Рощин.
Муромский сглотнул слюну.
– Ну, а мы вам заморское угощенье приготовили, – бодро сказал он. – Крокет! Европейская игра, уж получше, чем вист. Из Петербурга выписал. Попробуйте, Петр Сергеевич!
Рощин несмело взял из рук Муромского молоток, Лиза отдала свой жене Рощина.
– Папа, мы пойдем ко мне, – сказала Лиза отцу.
– Идите, идите, у вас свои тайны… – улыбнулся Муромский.
Девицы стайкой удалились, щебеча на ходу:
– Ах, Лиза, если б ты видела, как уморительно были одеты девицы Колбины!..
– И откуда только они берут свои наряды?!
– У них на платья были нашиты не цветы, а какие-то сушеные грибы!..
– …А в чем, скажите, смысл этой игры, Григорий Иванович? – осведомилась Рощина, вертя молоток в руках.
– Попасть шаром в воротца.
– И все? – усмехнулся Рощин.
– Да вы попадите сначала!
Рощин размахнулся и ударил. Шар улетел в кусты.
– Эк вы размашисто! – крякнул Муромский.
– По-русски! – рассмеялся Рощин. – Воля ваша, Григорий Иванович, а городки лучше. Там уж ударишь, так ударишь!
– Нам бы все сплеча… Сдержанности учиться надо, сдержанности и аккуратности! Англичане нам в этом сто очков вперед дадут. И в хозяйственной методе, кстати, – наставительно говорил Муромский, пока слуга, одетый английским жокеем, разыскивал в кустах шар.
– Весьма возможно. Только, знаете ли, «на чужой манер хлеб русский не родится». Не помню, кто сказал… – возразил гость.
– Да уж знаю, кто… Берестов, небось. А вот Петр Великий завещал у Европы учиться!
– Далась вам эта civilisation europe'enne… У России свой путь!
В ответ Муромский сильно ударил шар и прогнал его сквозь все воротца.
В Лизиной светелке девицы Софья, Вера и Елена рассказывали подруге о своем новом знакомце.
– …И вот представь, – говорила и показывала Вера, – входит он, скользит взглядом по лицам и эдак равнодушно отворачивается… Вольдемар спрашивает: «Не скучно ли вам?» А Берестов выставил свой перстень, – он у него в виде мертвой головы, представляешь? Протер перстень о рукав, глянул так на Вольдемара – и только что не зевнул!..
