Сергей Кузнечихин - БИЧ-Рыба (сборник)
Короче, сели за стол без четверти двенадцать.
Кое-как проводили старый, выпили пару рюмок за Новый, и меня в сон потянуло – устал. Даже гуся с яблоками попробовать не успел. Да я, в принципе, продержался бы часочек-другой, но хозяин, человек с понятием, увидел, что у гостя медлительность в движениях наметилась, сразу засобирался почивать, и сестрица, которая в белом платье на невесту похожа, поддакивает ему, а про жену и говорить нечего – муж только подумал отбой объявить, а она уже побежала подушки взбивать. Я, конечно, не надеялся, что меня с невестой положат, у меня и в мыслях ничего военного не было – посидеть бы без надсмотрщика да за ручку подержаться – так и этого не позволили. Мальчики – налево, девочки – направо. Заботливый братец опустил лапищу на мое плечико и увел к себе в комнату, и не грубо как-нибудь, а в высшей мере уважительно, собственную кровать дорогому гостю уступил, себе скрипучую раскладушку наладил, но поставил ее впритык с дверью – не потревожив его, из комнаты не выберешься. Удивляюсь, почему волчару рядом не уложил? Наверное, побоялся испортить уникальный звонок резкими температурными колебаниями.
А невеста грустным таким взглядом проводила меня и поплелась ночевать под надзором родственницы – невестки или золовки, – я в этой алгебре не силен. Но взглядом все-таки обнадежила.
Лежу. О красавице своей думаю. Лицо ее печальное вспоминаю. И не очень даже мучаюсь, что не пробраться к ней и не пробиться, с меня довольно, что она рядышком, за тонкой стенкой. Раскладушка под ее братцем постанывает, но храпа не слышно, может, и не спит вовсе, да и понятно – такое сокровище на его ответственности.
Утром, когда умываться шел, она мне тайком руку пожала, подбадривающе, все, мол, хорошо, молодец, Алексей Лукич. Почему молодец? Потому что ночью себя прилично вел? Или потому, что с часами не осрамился? Но все равно приятно – если сейчас хорошо, значит, дальше будет еще лучше.
Сели завтракать. Опять нас по разные стороны стола рассадили. Нет, думаю, пока в этой крепости находимся, не дадут нам полюбезничать, и начинаю зазывать их на городскую елку. В те годы новогодние елки в Красноярске первое место по Союзу завоевывали.
Спустились с горы и пошли на Красную площадь, почти как в столице. Высоченная елка, вокруг – снежный городок: Снегурочки, Дед Мороз, чудовища разные… В одном из чудовищ горка внутри: в пасть залезаешь, а выкатываешься из-под хвоста – черноватый юморок, конечно, но веселья не портит. Маленькая горка – для маленькой дури, а для большой – нечто покруче приготовлено. Новый год без горки – все равно что деревенская свадьба без драки. Направляемся поглазеть, а может, и самим прокатиться. По пути братец отводит меня и спрашивает, где бы поблизости в туалет заскочить. А где там на Красной площади? Специального заведения нет, разве что за угол ресторана. Назывался он или «Сибирь», или «Вечерний» – точно не помню, в народе его окрестили «Рыло» и поговаривали, что по ночам там вся городская блатота собирается. Зашли за угол этого притона и встали спиной к окнам, лицом к забору. Я тоже за компанию, как тот цыган… А ночью снежочек выпал, красотища, белым-бело, даже неудобно как-то чистоту этакую осквернять, но естество требует, стало быть, не постыдно, особенно если специального места не оборудовано. Ударили, значит, в две струи… и вдруг из-под целомудренного пушистого снега появляется червонец. Братец первым узрел его. Обрадовался так, что дыхание перехватило, слова сказать не может, только пальцем показывает. Я думаю, что это он углядел у меня такого необычного, взрослый вроде человек, откуда взяться нездоровому любопытству. Потом вниз глянул – вон, оказывается, в чем секрет, – самородок отмылся. Он хоть и первый обнаружил находку, но основную работу проделал все-таки я, так что претендовать на всю сумму ему вроде как неудобно. А мне что делать? Не прятать же этот червонец в карман? Айда, говорю, в гастроном и берем пару шампанского. А он:
– Нет! Пойдем сначала дамам покажем. Не каждый день такое случается.
Я отказываюсь: неудобно к прекрасному полу с такой находкой, в подробности придется вдаваться.
– Деньги не пахнут! – кричит. – И как мы объясним, откуда у нас шампанское.
Ладно, думаю, дамы пока что обе в его подчинении, ему и решать. А он без моих рассуждений уже вперед рвется, червонцем размахивает.
– Ну и зятька ты, сеструха, в дом пригласила, – и рассказывает, каким способом добыта купюра.
Сестра с женой в один голос:
– Врешь! – кричат.
А он им бумажку под нос сует – нюхайте, мол, если на слово не верите.
Нюхают. Соглашаются. Но не верят.
Ладно, говорю, ждите нас на месте, сейчас вернемся. Возвращаемся с парой шампанских, а они вроде как разочарованы.
– Мы думали, вы другие червонцы искать пошли.
Молодцы девушки, умеют пошутить. Да и мы тоже кое-что можем. Беру бутылку, ставлю возле спуска с большой горки и кричу:
– Кто скатится и устоит на ногах – тому приз!
А горка, без дураков, крутая. Да и публика после ночной гулянки не слишком устойчивая – кто на брюхе скоростной спуск завершает, кто на спине, один с разбитым носом, другой с фингалом… Дамы наши визжат от радости, новичков на подвиги провоцируют, обе разрумянились, то зажгут глазки, то потупят. На ледяной горке африканские страсти. Желающих сорвать банк хоть отбавляй, но удача капризничает. И вдруг парнишка один, метр с шапкой, но ловкий такой, шкетенок, глядим – не падает, скользит меж лежачих, только шарф развевается. А мы с призовой бутылкой не у самого подножия стояли, метров шесть отступив, чтобы не сбили ненароком. Так вот парнишка этот уже склон прошел и на ровное место выкатывался. Дамы наши смеяться перестали, смотрят на него во все глаза, ресницы выше бровей задрав. Народ на вершине горки замер, догонять никто не пробует, помешать боятся. И вот тут, когда всем стало ясно, что приз достанется парнишке, невеста моя схватила шампанское и наутек. Я сначала подумал, что она продолжает шутить. И победитель так подумал. А она отбежала под крыло трехстворчатого братца и прячет приз ему за пазуху.
Какие уж тут шуточки?
Была бы другая бутылка у меня – отдал бы герою и все довольны, но жена этого жлоба ее сразу же в сумку припрятала – не отнимать же. Стою как оплеванный. Толпа на меня смотрит. А мне смотреть уже не на кого.
Повернулся и пошел, не оглядываясь.
Такая вот печальная история перед Рождеством приключилась. Но если бы не подбросила судьба тот коварный червонец, могло бы обернуться еще печальнее. Вы бы только видели – какая красавица была. Еще бы чуть-чуть, и женился.
ББС
Электробритвы мою проволоку не берут, а запоздаешь на день, вообще глохнут в зарослях.
У кого-нибудь есть бердская бритва?
Ну конечно. Ими, наверное, полстраны вооружено. Так вот, сидим мы в гостинице этого Бердска и бреемся. Проводим испытания нечаянного приобретения. Соседями по номеру у меня два парня из Омска были, приехали на радиозавод по доводке своей аппаратуры. Веселые ребята. На улице сушь, теплынь, а на работу в плащах ходят. Сами не воры, да плащи несуны, под их прикрытием магнитофонная приставка через проходную по частям переползала. За неделю – одна, а то и полторы. Части собирали в целое и доводили на барахолке до потребителя. Там же и бритва подвернулась. Тоже из-под плаща, но с другого завода. Почти даром – по-латыни два алтына. За свою приставку пять электробритв могли бы поиметь.
Проверили. Одобрили. Надо обмыть.
Сбегали в лавку. Только уселись – мужик входит. Вид не совсем свежий, но интеллигентный – в очках, при галстуке, с портфелем и улыбка виноватая. Объясняет, что поезд его ночью прибудет, стало быть, долго не стеснит и надоесть не успеет. А мы разве против, четвертая койка свободная, не его, так другого подселят. Стол накрыт, не пригласить неудобно. Тем более видно, что у бедолаги потребность имеется. Чем богаты. Он минуты полторы поотнекивался, потом сунул руку в портфель и достал полбутылки портвейна.
Новый человек за столом – новые разговоры. И не какой-нибудь экспедитор, а юридический консультант. Где бы нам еще встретиться с такой серьезной птицей? Только в гостинице. Мы подливаем и слушаем. Он выпивает и разговаривает. Нет, не про Уголовный кодекс строителя коммунизма. Посерьезнее речи. Про членов Политбюро. Я фамилии подзабыл, для меня без разницы Устинов или Капитонов, Мазуров или Машеров. А он каждого по имени-отчеству называл. Где родился, на ком женился, кто кем в молодости работал, с какой должности в Кремль попал, даже про детей знал: у кого свои, у кого приемные. Не заявлял, что лично с ними знаком, но впечатление складывалось, что где-то рядом хаживал. А с племянником Суслова даже водку пил. Для этого и в Москву не надо было ехать, потому как племянник живет в обыкновенном Кемерове, в двухкомнатной квартире и работает критиком. Выставки критикует, концерты и книжки разные. Не сказать, что совсем простой парень, но в свободное время и выпить не прочь, и поговорить. На него какой-то кемеровский артист в суд собирался подать, и наш гость давал ему консультацию, как перейти от защиты к нападению.
