Рю Мураками - Дети из камеры хранения
— Если эти парни настоящие моряки, поспят и в блевотине, не подохнут! — крикнул один из рыбаков, а остальные одобрительно захлопали.
Инспектор, не обращая на них внимания, продолжал настаивать на своем, пока наконец из грузовика не раздался крик:
— Рыбак прав! На кой хер нам их тряпки!
В этот миг порывом ветра сорвало брезент, которым был накрыт кузов, и сидевшие в нем заключенные оказались под дождем и ослепительным лучом прожектора. Один из них, с ног до головы испачканный, как и все, маслом и блевотиной, встал и обратился к толпе:
— Вы думаете, нам так уж нужно ваше дерьмо?
Его товарищи тоже стали подниматься на ноги, но полицейские с дубинками немедленно окружили машину. К этому времени тонкие одеяла уже насквозь промокли и стали мягкими и тяжелыми. Один из заключенных принялся колотить своим одеялом по скамье кузова.
— В жопе я видал эту полицию! Нас не запугаешь! — кричал он.
Несколько полицейских вытащили из-за пояса дубинки, но до серьезного не дошло: обе стороны вскоре угомонились.
Склад оказался серым строением в самом конце гавани. Дверь в него была очень низкой, так что, входя, приходилось нагибаться, но само помещение — размером в несколько гимнастических залов. Склад был почти под завязку забит мешками с цементом, и лишь в самом углу, за подъемниками, оставалось место, достаточное для того, чтобы все могли улечься. Как только заключенные, подстелив под себя старые газеты, разместились, Кику заметил, что с Яманэ ручьями льет пот, а его кожа, обычно гладкая, как пластик, покрылась морщинами.
Лежа на полу и прислушиваясь к шуму ветра и дождя, которые, казалось, не собирались прекращаться, Кику понял, что качка преследует его и на складе. В темноте огромного помещения, освещенного лишь пятью свечами, он ощущал, как море раскачивает его тело, внешняя оболочка которого неподвижна, а внутренности перекатываются и выворачиваются. Некоторое время спустя охранники принесли немного суси и горячий чай. Их встретили радостными возгласами, и лишь Яманэ чувствовал себя так плохо, что с трудом сделал один глоток. Кику же буквально проглотил доставшиеся ему три порции суси.
— Странная вещь морская болезнь, правда? — сказал он Хаяси, и тот, не переставая жевать, закивал в ответ.
— Как бы плохо тебе ни было, а жрать все равно хочется. Быть может, морская болезнь отступает немного, если что-нибудь попадает в желудок! — смеясь, сказал Хаяси.
— Хорошо, что ты в это веришь, — встрял На-какура, услышав их разговор. — Если перестанешь есть, совсем загнешься.
Тут их внимание привлек Яманэ, который, согнувшись пополам, сжимал руками голову. Они обменялись взволнованными взглядами.
Набив животы, парни вновь воодушевились и стали делиться впечатлениями. Кто-то рассказывал о пробоине в машинном отделении, кто-то вспоминал блевотину в трюме, кто-то — подробности спасательных работ. Вскоре к ним присоединился капитан. Дальнейшее обсуждение было прервано тем, что внезапно отворились двери — не те низенькие, в детский рост, через которые ввели заключенных, а главные, через которые на склад въезжают грузовики, краны и другие машины — и в них ворвался ветер, подхватив с пола газеты и задув свечи. Вслед за ветром появился серебристый автобус — без окон, но с большим прожектором на крыше. Кику уже приходилось видеть такие — точь-в-точь такой стоял в аллее в тот снежный вечер накануне Рождества.
Автобус сопровождали около десяти полицейских и столько же бойцов Отряда по борьбе со стихийными бедствиями, в желтых касках и ярких комбинезонах. Из толпы вышел человек в гражданском костюме, с микрофоном в руках. За ним двигалась батарея телекамер. Еще один тип, с виду продюсер, захотел поговорить с инспектором.
— Мы хотим записать интервью с заключенными, которые спасли иностранных рыбаков, — сообщил он и добавил с оттенком угрозы: — У нас есть разрешение из Исправительного центра несовершеннолетних преступников в Хакодатэ.
Вскоре врубили свет, и глазам заключенных предстали внутренние помещения склада, до сих пор скрытые мраком. Всех, кто принимал участие в спасении, посадили спиной к телекамерам, которые показывали только номера на спинах. Мужчина в костюме заговорил:
— Мы ведем репортаж со склада в порту Иси-номаки. Как уже сообщалось, тайфун номер 12 устремился на север и вызвал серьезные разрушения вдоль тихоокеанского побережья Центральной и Северной Японии, что вызвало справедливую критику в адрес излишне оптимистичных прогнозов Национального метеоуправления. Но на фоне этого стихийного бедствия разыгралась довольно необычная, волнующая человеческая драма, о которой мы и собираемся рассказать. Учебное судно, принадлежащее Исправительному центру несовершеннолетних преступников, во время учебного плавания спасло или, правильнее будет сказать, «захватило» — экипаж тонущего таиландского судна, нелегально промышлявшего в наших водах. Мы приехали сюда для того, чтобы поговорить с курсантами, приходящими в себя после схватки с бурей и отважной спасательной операции. Но предварительно мы должны объяснить, что для сохранения инкогнито заключенных их лица будут скрыты, а голоса изменены. Мы будем обращаться к ним, называя не имя, а номер. Ну что ж, Номер Три, как вы сейчас себя чувствуете?
— Я устал, — ответил Номер Три, то есть Хаяси.
— Еще бы не устали! — восторженно воскликнул репортер. — А вы как себя чувствуете, Номер Один?
— Представьте себе, я тоже подустал, — отвечал тот. — Во время шторма меня поддерживал адреналин, но как только мы вошли в гавань, я понял, насколько измотан.
— Вы говорите, как настоящий моряк! На берегу вам труднее, чем в море! А теперь скажите, Номер Шесть, вы знали, что спасаемое вами судно — браконьерское?
Шестым номером был Кику, который не стал отвечать. От бьющих в спину ламп было жарко, а человек, державший перед ним отражающий щиток, глазел на него и жевал резинку.
.. — Что ж, вполне объяснимо, что после всего пережитого трудно найти слова. Номер Пять, что вы могли бы сказать по этому поводу?
— Что это, телевикторина? — пробормотал Номер Пять, в замешательстве подавшись вперед.
В металлической пластине перед лицом Кику отражался Яманэ, который, скорчившись и обхватив руками мешок с цементом, сидел на полу. Еще до приезда телевизионщиков инспектор сказал, что не стоит везти Яманэ в больницу, что ему станет лучше, если дать ему как следует отоспаться. И действительно, после таблетки аспирина он уснул и спал до тех пор, пока его голову не задел один из толстых, змееподобных телевизионных кабелей. Яманэ судорожно дернул ногами и схватился за голову. Из его горла вырвался тяжелый стон. Содрогаясь всем телом, он приподнялся и, держа перед собой руку, как штык, с пронзительным криком каратиста обрушился на мешок с цементом. В течение нескольких секунд все окружающие — охрана, телевизионщики, заключенные — смотрели, как Яманэ в ярком свете софитов молотит мешок с цементом.
— Что за черт? — сказал тот телевизионщик, что жевал резинку. — Что ты себе позволяешь, мать твою! Передача в самом разгаре!
Но Яманэ, не обращая внимания ни на него, ни на окруживших его охранников, продолжал разносить мешок в клочья. Наконец он затих, сел, сложив руки на груди, крепко зажмурившись и кусая губы, словно пытаясь себя контролировать. Один только Кику знал, что он пытается вспомнить, как стучит сердце его сына.
— В чем дело, парень? — сказал немолодой полицейский, положив руку на плечо Яманэ. Тот открыл глаза и, умоляюще сложив ладони, посмотрел на него снизу вверх.
— Прошу вас… ведите себя… тихо, — проговорил он сквозь стиснутые зубы, и опять послышался тот самый стон.
— Он что, того? — спросил продюсер, покрутив пальцем у виска, а другой полицейский, помоложе, подошел к Яманэ сзади и ткнул его в плечо дубинкой.
— Прекратите! Пожалуйста! — сказал Яманэ, прижимая руки к груди и подергивая головой.
— Эй! Парень! — сказал полицейский, продолжая тыкать Яманэ дубинкой. — Что с тобой? Ты мешаешь людям с телевидения, ты слышал? Давай кончай.
Кику услышал, как Яманэ пробормотал: «Поздно, слишком поздно». Дальнейшее произошло так быстро, что Кику не смог бы, пожалуй, восстановить точную картину действий Яманэ. Очевидно, он вскочил, развернулся в воздухе и нанес мощный удар рукой. В следующее мгновение пожилой полицейский лежал в клубах цементной пыли со сломанной челюстью. Второй охранник замахнулся на Яманэ дубинкой, но тот уклонился вправо и нанес ему удар ногой в заднюю часть шеи. Все услышали, как хрустнули кости. Охранник рухнул вперед, опрокинув стойку с прожектором. Огромная лампа взорвалась, и ведущий передачи со стоном упал на колени: в глаза ему попали осколки стекла. Он начал было протирать глаза, но Яманэ ударил его ногой в подбородок, и ведущий упал на спину.
При виде случившегося телевизионщики молча обратились в бегство.
