Дарья Асламова - Приключения дрянной девчонки
В полночь нас пригласили к местному влиятельному бизнесмену Милошу, другу Бани.
Я так хотела спать, что едва сдерживала челюсти от судорог зевоты, но Бани сказал, что отказаться неудобно. Милош оказался сорокалетним красавцем с проседью в роскошной бороде, он прекрасно говорил по-русски, так как учился в России пять лет. Его сластолюбивые бархатные глаза сразу раздели меня, снимая одну деталь туалета за другой. Он подсел ко мне и, обволакивая меня взглядом, стал нашептывать рискованные парадоксы и маленькие язвительные вольности. Мы начали с поэзии Цветаевой, а закончили собственными взглядами на мир. Вы такая же, как я, – говорил он томным голосом мне На Ухо, и его дыхание согревало мою кожу. – Вы, как кошка, юбите снимать сливки с молока, оставляя обезжиренную идкость для дураков. Вы жадная до жизни и любите изде-аться над теми, кто слабее вас. Вы мните, что можете всех МанУть, но скоро начнут обманывать вас. – Что вы имеете в виду? – спросила я, поддавшись Ии этого сладкоречивого хищника. с Вы ведь замужем, правда? И любите своего мужа – я л У ° вашем чувстве по тому, как вы меняетесь сейчас в е при одной мысли о нем. Итак, вы здесь, он там. Все просто. Я уверен, что он обманывает вас в разлуке. Я не его, но я чувствую вас – если он не глупец, он должен нять, чтобы сохранить вас для себя.
– Я не сторонница парадоксальных высказываний, тем более в любви. Они не более чем игра слов. И вообще вы за ходите слишком далеко. Мы едва знакомы. Что вы, собствен но,себе позволяете?
– Не цепляйтесь за общепринятые установки. Не важно что я знаю вас каких-нибудь полчаса, я вижу вашу душу, бессовестную и сентиментальную одновременно.
Мне захотелось стереть с его губ наглую усмешку и освободиться от напора его глумливого взгляда.
– Что за идиотский разговор! – сказала я, натягивая на лицо улыбку. – А взамен моему неверному мужу вы предлагаете себя?
– Да, моя милая девочка. Я очень умелый человек и неплохо бы обошелся с вами.
Но, кажется, вы мне не доверяете. Вот телефон, проверьте мои слова, позвоните мужу, его наверняка нет дома. Ну же, смелее.
– Я разговаривала с ним три часа назад.
– О, я тоже так поступаю со своей женой, когда уезжаю. Нежно беседую с ней по телефону, убаюкиваю ее ложью, затем выхожу из отеля и отправляюсь на поиски приключений.
– Вы сейчас похожи на змия, соблазняющего Еву.
– Вот как? Я вызываю у вас подобные ассоциации? Что ж, я польщен. И все же позвоните.
"Ты непроходимая дура", – убеждала я себя, набирая дрожащей рукой свой домашний номер, и через минуту услышала бодрый голос автоответчика.
– Он спит, – убежденно сказала я, встречая насмешливый взгляд Милоша. – В Москве сейчас два часа ночи.
– Вы сами не верите в то, что говорите. Позвоните еше раз, разбудите его.
– Идите к черту! – крикнула я, швыряя трубку.
Бани бросил на меня тревожный взгляд. Он тщился понять, что происходит, но вся сцена шла на русском языке, и догадался о ссоре только по выражению наших лиц.
– Я устала и хочу спать, – уже спокойным голосом сказала я. – Вы хорошо порезвились, я была удачной мишенью для ваших стрел.
– Я заказал для вас номер в гостинице, – холодно ответил Милаш. – Думаю, вам действительно надо отдохнуть.
Бани и я вышли на улицу, под россыпь звезд на небе. Луна блестела как жемчуг, освещая небольшие горные домики для туристов. Раньше здесь был лыжный курорт, но война превратила его в прифронтовую полосу. Я вдохнула всей грудью свежий воздух майской ночи и пришла в себя. "Все это чепуха", – громко сказала я, но на губах остался ядовитый привкус сомнений. Я ревновала, я отчаянно ревновала Андрея к одной мысли о его возможной неверности.
В номере гостиницы я до трех часов ночи пыталась открыть кодовый замок моего дорожного сундучка. И поскольку я забыла код, мне пришлось будить мужчину из соседнего номера, который перочинным ножом взломал мой хорошенький сундук. Это происшествие окончательно испортило мое настроение. Укладываясь спать, я мучилась одной мыслью: "Надо же было мне влипнуть! Думала, что все на свете пустяки, и так напоролась на любовь!" 3о мая. Утром мы вяло позавтракали хлебом с вареньем и чаем и отправились в путь. В яркой, густой, по-летнему ослепительной голубизне неба чувствовался праздник. Нас было трое – Бани, я и сербский писатель с русским именем Иван, ехавший к родственникам в Сараево и согласившийся выступить один день в качестве переводчика с сербского на русский.
Чем ближе мы продвигались к линии фронта, тем хуже я владела собой. Сначала я пыталась разговаривать тоном человека, который желает проявить выдержку, но потом просто замолчала, истязая свое воображение картинами опасности. Вчера эту дорогу пытались перерезать мусульмане, погибло более пятидесяти человек. Бани все время приставал ко мне с вопросом: "Даша, что с тобой? Почему ты молчишь?" Мне было трудно объяснить ему, что для таких женщин, как я, Молчание – лучший способ сохранить присутствие духа. Если я заговорю, то впаду в истерику. Я ответила Бани: Когда мы проедем опасный участок, я начну болтать как сумасшедшая".
Когда до простреливаемого места осталось совсем немного Бани остановил машину и велел мне надеть бронежилет. Я специально захватил для тебя", – сказал он.
"Ух ты! Какой он тяжеленный", – пробормотала я, натягивая на себя двадцать килограмм железа. "А теперь поехали!" – крикнул Бани, машина взревела и понеслась вперед, как стремительный зверь. Опасный участок имеет три приметы: сквозняк страха в желудке, гниющий труп лошади с задранными кверху копытами, убитой снайпером ради забавы, и останки сгоревшей машины (ее водитель погиб от снайперской пули труп убрали, а машина осталась как памятник). Тормоза визжат на поворотах, автомобили-мишени торопятся проскочить простреливаемый участок.
Метнулась под колеса белочка. "Не расстраивайся,это мусульманская белка", – успокоили меня. Мои попытки улыбаться подобным шуткам полностью провалились.
Добродетель самообладания, столь ценная в здешних местах, мне несвойственна. Я съеживалась в собственной коже и праздновала труса. Я, по-видимому, принадлежу к тому типу людей, которые с детских лет, начитавшись романтических книжек, мечтают о приключениях и подвигах, но, как только жизнь сталкивает их с ними, они тут же проклинают свою тягу к странствиям и думают: "Какая огромная разница между воображением и действительностью!" Перед въездом в Сараево мы остановились около сербского поста. Трое мужчин, щурясь от яркого солнца, обедали чечевичной похлебкой за столом, роль которого исполнял деревянный ящик. Один из них – хорошенький восемнадцатилетний блондин – сказал нам на превосходном английском языке, что он воюет уже два года, с шестнадцати лет. Этот солдат, ставший ветераном еще в мальчишеском возрасте, явно научился владеть пистолетом раньше, чем бритвой. Я смотрела на него и думала, как все это глупо – природа создала таких отборных самцов для любви, а они пренебрегают своими прямыми обязанностями ради исполнения сурового ратного долга.
Сараево – это город-тир, простреливаемый насквозь, где убивают не задумываясь, город, потерявший уважение к смерти. Здесь не нужно никаких особых оснований, чтобы умереть. Огромные серые полотнища маскируют наиболее опасные места. Ядро города принадлежит мусульманам, его окружает плотное сербское кольцо. Жителям Сараево свойственно состояние фатализма: чему быть, того не миновать Звездный путь уже проложен. Перебегают от дома к дому улыбчивые старушки, уже не вздрагивая от выстрелов и взрывов, ходят по улицам хорошенькие девушки в лосинах и кокетливых блузках. Некоторые носят изящные синие бронежилетики с приколотыми на грудь брошками погибнуть от снайперской пули, значит, так тому и быть. Всех ведет вперед слепая судьба.
Талант к жизни – редкое свойство. Сербским мужчинам достаточно выпить стакан вина, чтобы освежить сердце, и жизнь снова кажется медом. "Каждый день – только игра в карты", – говорят они, зная, как быстро и неразборчиво здесь настигает смерть. Возвращаясь с передовой, они с увлечением играют в компьютерные войны, как будто им мало реальной войны.
Сербы родились партизанами. Эти мужчины с их разрушительной энергией, с дикими сердцами и бесстрашными глазами сказочных героев, с могучими животными порывами – представители последней в старушке Европе нерассуждающе, первобытно храброй расы. Их бесконечные распри приобретают эпический характер. К этим людям необузданного темперамента и свободы в выражении чувств нельзя подходить с обычной меркой. В цивилизованном обществе они опасны, как опасен тигр, проломивший клетку в зоопарке. Их страсти не имеют полутонов – либо большая любовь, либо сильная ненависть. Те приглушенные, спокойные обозначения чувств, которыми мы пользуемся – например, неприязнь, привязанность, дружеское расположение, – здесь не проходят. Присущие им пылкость и богатство красок делают их очаровательными и свирепыми в наслаждении любовниками, но в их горячей, бьющей в глаза красоте есть что-то от сверкания разящего меча. Как прекрасны мужчины перед смертью!
