Бернард Вербер - Тайна Богов

– В коробке, у которой нет стен, – отзываюсь я. Мы ждем. Вдруг я выпускаю руку Афродиты. Раздаются крики:

– Мишель, Мишель! Он покидает нас!

Крики становятся все тише, я уже почти не слышу их. Они стали едва различимым шумом.

Рука Афродиты была единственным, что помогало хоть как-то ориентироваться в пространстве. Теперь я полностью теряю представление о том, где верх, а где низ.

Когда был горизонт, мне казалось, что я смотрю вдаль.

Когда было небо, мне казалось, что я смотрю ввысь.

Теперь, без ориентиров, я потерялся.

Время тоже исчезло.

Я понимаю, что до сих пор представлял себе, как течет время, ориентируясь лишь на смену света и тьмы.

Затерян во времени и пространстве.

Теперь я отсчитываю время по собственным вдохам и выдохам. Царит полное безмолвие, мой слух обострен до предела, и я отсчитываю время по ударам своего сердца.

Появляются и другие ориентиры – усталость и чувство голода. Но они вскоре исчезают, потому что все мои чувства поднялись на высоту, где ни усталости, ни голода просто не существует.

Вдруг, по прошествии часа, дня, месяца или года, моя одежда исчезает, будто мгновенно обратившись в прах. Вместе с одеждой исчезает и рюкзак, в котором хранится Земля-18 – Дельфина! Дельфина!

Я наг, но не чувствую ни жара, ни холода.

Я плыву в пустоте.

Нет никакой разницы, открыты или закрыты у меня глаза, и я опускаю веки.

Я сворачиваюсь, как эмбрион, и кружу в пустоте.

Странно, но я не задыхаюсь.

Значит, здесь достаточно воздуха, чтобы я оставался в живых.

Это напоминает мне барокамеру, в которой я был на Земле-1. Я парил в чем-то, напоминавшем прозрачный гроб. Он был наполнен теплой соленой водой так, что я не касался стенок.

Я висел, как в невесомости, но все-таки ощущал воду, а потом начался процесс конденсации: на лицо мне стали падать соленые капли. Они не давали мне отключиться, не давали забыть об окружающем мире. Я все время помнил, что снаружи меня ждут люди.

Здесь я совершенно один.

«Если не хочешь сойти с ума, вспомни, кто ты. Кто ты на самом деле, потому что любой духовный опыт нужен лишь затем, чтобы напомнить тебе о твоей сути, к которой неприменимы понятия материи и времени», – говорил Зевс.

Я цепляюсь за свои воспоминания, как утопающий за обломки корабля.

Когда я был врачом, коллеги, изучавшие болезнь Альцгеймера, говорили, что больной постепенно теряет память. Последнее, что он помнит дольше всего, это его имя.

Меня зовут МИШЕЛЬ.

Фамилии я уже не помню. Кажется, там было что-то про маленькую птичку[20]. Щегол, синица, воробей?

Пэнсон. Зяблик.

Я вспоминаю зяблика, которого подобрал однажды. Я посадил его в коробку, выложенную ватой.

Я цепляюсь за этот образ. Я, Мишель, маленький мальчик, сажаю птичку в картонную коробку. Чтобы спасти. Я наливаю ей воду в поилку.

С удивлением я замечаю, что мои детские воспоминания черно-белые.

И я понимаю, почему.

В детстве, разглядывая старые фотографии в альбоме, я думал, что в прошлом все было черно-белым.

Теперь мир вокруг меня даже не черно-белый. Он просто черен.

Я касаюсь себя. К счастью, осязание у меня пока осталось. Пока я смогу касаться себя, я буду жить.

Время идет. Я уже не понимаю, сплю или бодрствую. Но я все еще помню, что меня зовут Мишель.

Возможно, я уже состарился. Возможно, я уже умер, и даже сам не заметил.

Вот что было за последней завесой. Ничто. И конечно, этого никто не может выдержать. Апокалипсис – это конец всего. Это ничто.

Походят минуты, часы, дни, годы, столетия. Я парю в пустоте, в полном безмолвии и одиночестве, без всяких ориентиров.

Мне остаются только воспоминания.

Фильм, который без конца крутится в моей голове.

Я был смертным.

Потом я был танатонавтом.

Потом я был ангелом.

Потом я был богом-учеником.

Потом я встретил Зевса.

Потом я снова был смертным.

Потом снова богом-учеником.

Мелькают лица тех, кого я знал.

Дельфина.

Мата.

Афродита.

Эдмонд.

Рауль.

Последнее имя не дает мне покоя. Я знаю, что оно важно, я не должен его забыть.

Не забыть… Рауль… а дальше как?

А как моя фамилия?

Какая-то птица. Воробей. Меня, наверное, зовут Мишель Муано[21].

Проходят еще столетия.

Как меня зовут?

Ми… и дальше еще что-то. Я помню, что мое имя начиналось с ноты.

Ми или Ре? Или Соль.

Соланж?

Нет, я мужчина.

Или женщина?

Я больше не помню, какого я пола.

Не помню, как выглядит мое лицо. Когда я прикасаюсь к нему, то нащупываю нос и рот. У меня длинные ресницы. Наверное, я женщина.

Но я не помню, какого я роста. Высокий или нет? Высокая или нет?

Я думаю, что я высокая, стройная женщина.

Я что-то смутно помню.

Я была женщиной. Меня звали Соланж Муано.

А сколько мне было лет, когда вокруг все стало таким?

Я была совсем молода. Мне было девятнадцать лет. Не больше. Я ощупываю себя.

У меня маленькая грудь. А, так у меня есть пенис. Значит, я мужчина. А кем же я был раньше?

Не знаю. Прошлое стирается. Я даже не помню, каким был мой мир.

А каким я был животным?

Мне кажется, я был двуногим и теплокровным. Но кем именно?

Или я был растением?

Или камнем?

Единственно, что я знаю, это то, что я нечто мыслящее, парящее в пустоте.

Сначала исчезновение всего меня раздражало, пугало, возмущало, потом я принял это и смирился. Забыл о прежних чувствах. Я там, где ничего не происходит.

А потом однажды час, минуту, секунду, год или век спустя, передо мной что-то появляется. Какая-то светящаяся труба.

Я не знаю, что это, но это явление радует меня, как ничто до сих пор не радовало.

Труба приближается. Она огромна. Она поворачивается, и я вижу, что один ее конец скошен. Труба начинает мощно втягивать воздух, и меня засасывает в нее, как пылинку.

Я знаю, что это такое.

Это переход в другое состояние.

Меня все дальше несет по металлической трубе. Мое представление о времени меняется. Все происходит очень медленно и в то же время быстро.

Наконец я попадаю в другую, более просторную и освещенную.

Наконец-то свет.

Наконец я могу до чего-то дотронуться.

Контакт со светом и материей частично восстанавливает мою память.

Я человек, который в результате своего развития стал богом-учеником.

Мишель Пэнсон.

Я поднялся на Гору, чтобы увидеть Творца, и скоро узнаю то, что хотели знать все смертные, с начала времен.

Снаружи из-за стекла на меня смотрит огромный глаз.

Неужели это…

Появляется пинцет, кончики которого покрыты резиной. Он хватает меня за щиколотку и вытаскивает из шприца. Огромный глаз приближается, я различаю лицо, фигуру. И я узнаю того, кто держит меня в руке.

– Зевс?!

– Здравствуй, Мишель, – отвечает мне царь Олимпа. – Вот мы и встретились снова.

Я по-прежнему наг. Я цепляюсь за пинцет, как насекомое, находящееся в полной власти энтомолога. Посреди огромной лаборатории.

– Но я думал, что вы остались на Первой горе, и не можете попасть на Вторую из-за силового поля!

– Я открыл тебе не всю правду. Тебя ждет еще много сюрпризов.

– Значит, Великий Бог, Бог-Творец – это вы?

– Нет. Увы, я не Бог-Творец. Я Проводник. Я – 8. Бесконечный бог. Я отправлю тебя туда, где ты увидишь Бога-Творца, 9.

– Но вы – это тот свет, который мы видели на вершине Второй горы?

– Да, я был на Второй горе, но я пришел сюда только для того, чтобы попасть в эту лабораторию и кое-что сделать.

Я вижу, как разжимается пинцет. В тот самый момент, когда я должен был разбиться, Зевс подхватывает меня другим пинцетом. Теперь он держит меня за бедра.

– Где я был до сих пор?

– В коробке с абсолютной пустотой. Это процедура очистки. Карантин. Прежде чем животных выпускают на новое место, их выдерживают в карантине.

Я вспоминаю, как Зевс с гордостью показывал мне сферу с абсолютной пустотой. Сферу, в которой не было ни света, ни звуков, ни материи. Значит, он пользуется ею для очистки. Я думаю, что погружение в ничто стало для меня суровым испытанием и что я сошел бы с ума, если бы моя душа не успела к этому подготовиться, когда покидала тело во время медитаций.

– Что вы со мной сделаете?

– Понимаешь, Мишель, самая большая проблема в том, что каждый получает то, чего он хочет. Любые желания осуществляются. Но некоторые ошибаются в своих желаниях и потом горько сожалеют об этом. И ты тоже получишь то, чего давно хотел. Твое заветное желание скоро исполнится. Ты всегда хотел знать, что же существует на вершине мира. И ты наконец узнаешь.

Зевс помещает меня в стеклянную пробирку. Я вижу лабораторию, которая больше похожа на собор с разноцветными витражами. Пол покрыт соломой, повсюду стоят разные механизмы, зеркала, увеличительные стекла. Зевс подходит к какому-то аппарату, в котором уже висят несколько пробирок.