Григорий Ряжский - Наркокурьер Лариосик
— О’кей, о’кей, вань минить… — после чего благодарно улыбнулась Гарьке и на всякий случай — Юрию Лазаревичу.
— Пошли, — сказал Юра и широко зевнул, — спать охота…
Через пять минут, когда они уже успели раздеться до трусов, в дверь тихо постучали. На пороге стояла пучеглазая проститутка. Она быстро прошмыгнула в комнату и улыбнулась: вот, мол, и я…
Оценив мужские телеса, пучеглазка сказала, глядя поочередно на обоих:
— Файф унд файф… Тен… — и подняла вверх обе ладони, демонстрируя наличие полного комплекта пальцев.
— Ананас будешь? — спросил ее Гарик и почесал волосатый живот. — А то у нас их до хуя осталось. Все не смогли сожрать…
— Тен… — еще раз с улыбкой промолвила проститутка, — тен, плиизь…
Спать хотелось нечеловечески.
— Ладно, — согласно сказал Юрка, — тен так тен. А вообще, знаешь чего, ты… Крупская. Пошла отсюда на хуй… — и угрожающе двинулся в ее сторону.
До пучеглазки что-то начало доходить, а именно, что никто здесь не собирается с ней спать. Она заморгала часто-часто и вдруг разрыдалась.
— Босс, босс, — пыталась она что-то объяснить клиентам в трусах и показала пальцем в окно, куда-то вниз. — Ж-ж-жик! — добавила она и провела рукой по горлу. — Босс…
— На себе не показывай, — строго по-отцовски сказал Юрий Лазаревич. — Нельзя… Ноу… Ананас лучше съешь, а то и вправду пропадут…
— Это она говорит, что ее сутенер зарежет, если она ему чирик баксов не отстегнет, — перевел ситуацию Гарик. Он задумчиво посмотрел в потолок и неожиданно предложил: — А давай лучше сами ее порешим, а?
Он взял со стола нож и, сделав страшное лицо, медленно двинулся к пучеглазой. Проститутка в ужасе отпрянула, споткнулась о журнальный столик, упала, смахнув все со стола, и поползла к двери, стараясь, очевидно, остаться незамеченной.
— Ух, я тебе! — вдогонку ей хохотнул Гарик.
Девчонка взвизгнула и выскочила в коридор.
— Все! — подвел итог приключению Юра. — Спать!..
То, что у Юрия Лазаревича исчез бумажник, они обнаружили утром. Бумажник лежал на журнальном столике рядом с недоеденным ананасом — это он помнил точно.
— Вот сука! — огорченно произнес Гарик. — Двести баксов! Лучше б мы ее за чирик на двоих выебли…
Этим же утром, до отхода автобуса, они сходили на толкучку и выбрали для Юры новый бумажник — классный, темно-серый, с тиснеными разводами, плотный и мягкий, — ну настоящее просто портмоне. Торговка с бандитской мордой не уступила ни донга, отсюда они сделали вывод, что кожа — настоящая.
— Элефанть лезя! — гордо сообщила она потерпевшим. — Риаль!
— Переводи, — хмуро бросил Юра в Гарикову сторону, — чего она там?
«На казашку нашу похожа», — подумал он, пока Гарик конструировал перевод.
— Не мучайся, — остановил он Гарькины лингвистические потуги, — слоновья кожа… настоящая… С тебя семь пятьдесят, по курсу… Половина…
Бумажники Юрий Лазаревич терял регулярно, примерно по две штуки в год — не в самый худший.
«Ну из слона у меня еще не было… — думал он, трясясь в автобусе, — из натурального элефанта. Может, на этот раз повезет… Если все бабки сложить, что в тех бумажниках были, на пятьдесят вторую акцию натянул бы. Точно…»
Гарик дремал. Юрка толкнул его локтем:
— Слышь, Гарь… Представляешь, приезжаем в Москву, а там слухи: Юрий Лазарич с Игорь Феликсычем во Вьетнаме изнасиловали проститутку, а после — зарезали…
— Не помню, ты ананас утром ел? — вопросом на вопрос ответил Гарик. — А то мне в животе чего-то…
— Ну, ел… — равнодушно ответил Юра. — А чего — «чего-то»?
И в этот момент раздался первый выстрел в самой его живой середине — между пупком и позвоночником. Выстрел был глухой, пристрелочный, но пуля была настоящей… Вслед за ударом он почувствовал резкий спазм где-то еще ниже, вероятно в кишечнике…
— Ананас… — в ужасе произнес Юра, согнувшись пополам, — ананас блядский… По штуке за штуку…
— Ты чего… Тоже? — Гарик по такому случаю открыл глаза. — Тоже живот?
Юра медленно разогнулся. Боль немного отпустила. Справа, за окном тянулись бесконечные рисовые поля, а слева, с их стороны — такие же бесконечные ананасовые плантации.
— Твари… — несколько раз вдохнув и выдохнув, сделал заключение Юрий Лазаревич. — И зачем им столько говна этого… У меня до сих пор губы щиплет…
Вновь тяжелой волной нахлынула боль, как будто кто-то побрызгал внутри из спрея с концентрированной серной кислотой, нарочно разбавленной водой для долгого въедания в кишки. Юрка вновь согнулся пополам.
«А вдруг подохну? — по тупости мысль не уступала боли, но опережала ее по прогнозам. — Каринка ведь все дело наследное угробит, в ту же секунду».
Изображение за окном плавно потеряло цвет и стало равномерно серым. Сквозь пелену эту лишь пробивались ярко-желтые ананасные кучи, сваленные на дороге через каждые полкилометра для заманивания автобусных туристов. Мир вокруг тихо угасал…
«Что же делать-то? — лихорадочно думал Юрка. — И ведь ни куста, ни пригорочка вокруг — один рис да эти… — он уже не хотел обозначать этот плод — ни в мыслях, ни на словах… — Если только жопу в рис под воду засунуть?..»
— А, вот, знаешь… — снова не открывая глаз, предложил новую тему Гарик. — Как ты думаешь, бананы — что такое? Ну, в смысле, там, овощ, фрукт или корнеплод, например, а? — Вновь в животе выстрелило, но на этот раз уже без глушителя и разрывной… В десятку… — Трава! — гордо ответил на собственный вопрос Гарик. — Банан — это трава, если по биологии… Или по ботанике? — переспросил он сам себя и открыл глаза.
— Останови-и… — сквозь зубы промычал Юрка, еле сдерживая кишечные схватки, — останови его, блядь!
Гарик посмотрел на Юрку и то, что он увидел, заставило его вскочить с места и совершить прыжок в сторону водителя, забыв выяснить, кто все-таки блядь — он или водила. Приземлился он у самого руля. Юра так и не узнал, что и как объяснил вьетнамцу Гарька, но автобус плавно остановился, и, к своему счастью, Юрий Лазаревич обнаружил очередное ярко-желтое пятно, но не на обочине, вдоль дороги, а на некотором удалении от нее, метрах в пятидесяти в сторону. Ананасы были исключительно спелые. От кучи вкусно пахло, и вокруг не было никого. Юрий Лазаревич полусогнутым орлом напрыгнул на кучу, скатился вниз, перебрался за нее и сорвал с себя шорты. Освобождение было такой ясной и пронзительной силы, что вместе с уходящей болью он успел рассмотреть, как постепенно проявляется в цветном изображении жизнь вокруг… Он высунул голову наружу, из-за кучи, словно из засады. Вдалеке, по ту сторону дороги, склонились над полем женские фигуры, по колено увязшие в рисовой жиже. На всех были конусообразные соломенные шляпы. Вдоль дороги брел буйвол с крутыми рогами и тощей зубчатой спиной. Он тащил арбу с ананасами, а погонял его малыш с длинной гибкой хворостиной.
«Какая красота… — подумал Юра, — как на старинной гравюре… Надо парочку хороших ананасов Каринке привезти. У нас они не такие… — Автобус пару раз посигналил. — …Бумага!.. — вдруг вспомнил он. — Черт! Бумаги-то нет никакой…»
Он оглянулся. Дело было безнадежным… Тогда он вытащил из шорт новый бумажник, который портмоне, куда не успел еще ничего переложить. Зачем он достал и открыл его, Юрка сам не понял. В бумажнике, в среднем отделении, на самом виду одиноко распластался спасительный американский доллар. Юрка посмотрел в лицо сенатору, а может, и самому президенту, снова освобожденно вздохнул, слегка примял банкноту и использовал по обстоятельствам.
«Были бы донги, по курсу — так на полкило купюр — хоть обосрись…» — отметил он в заключение.
Он натянул шорты, положил в карман бумажник, похлопал его по толстой слоновьей коже и произнес вслух:
— Мо-ло-дец!!!
Относилось это к бумажнику или к освободителю американского Севера от их же Юга, в зеленой овальной рамке, значения для него не имело — его устраивали оба варианта.
…Сначала к нему пустили жену.
— Юрочка, — заплакала Каринка, — как же так, мы чуть с ума не сошли. Господи Боже… Юрочка…
— Почему я в этой больнице? — спросил он жену. — Нельзя было куда-нибудь получше? Ты Фрейдину-то звонила?
— Какому Фрейдину, Юрочка, — продолжала плакать Каринка. — Тебя еле успели довезти в ближайшую. Еще бы пара минут и… — она зарыдала, — и все… Доктор сказал… Еще он сказал, чудо помогло…
— Гарька знает? — спросил Юра жену и тут же вспомнил, что тот неожиданно взял отпуск и отвалил с сыном на Кипр, впервые — сам, без него… — Да… Я забыл, нет его…
На Кипр они в первый раз попали на следующий год после Вьетнама, когда у обоих гораздо раньше пожизненного плана закончились блядские дюралевые серебрянки. Пора было запасать новую обманку. Но, если серьезно, дело, конечно же, было не в этом. Дела в торговле шли славно, даже более чем. Новорусский строительный бум прибавил им приятных хлопот по добыванию и реализации многочисленных стройматериалов. А загадочное словечко «Евро», будучи приставленным спереди к любому наименованию товаров и услуг, сметало с прилавка все что угодно в одно мгновение новорусского ока, падкого на нерусскую новизну. В общем, пришла пора определяться в серьезном, оффшорном смысле слова. Прилетев в безвизовый Лимасол, они уже через час подъезжали к Ларнаке, где их поджидала пятизвездочная броня. Еще через час они стали обладателями общего счета, открытого в ближайшем отделении «Бэнк оф Сайпрус».
