Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2006)
Открывает эту фонограмму запись вступительного слова критика и литературоведа Бенедикта Сарнова — “премьерно-дружеского”, точного в интонации и в содержании. При прослушивании стихов отчетливо заметно, когда зал устраивает настоящую овацию, с вставанием и аплодированием стоя: при чтении “Не умер Сталин…” и весьма рискованных тогда “Крымских прогулок” (1961):
..........................
Чепухи не порите-ка.
Мы ведь все одноглавые.
У меня — не политика.
У меня — этнография.
На ладони прохукав,
спотыкаясь, где шел,
это в здешних прогулках
я такое нашел.
..........................
Перед началом чтения “Прогулок” (остро чувствуется, что это было спонтанное решение) Борис Алексеевич с чуть ли не озорной, мальчишеской интонацией говорит так: “…Вы знаете что: я рискну, прочитаю „Крымские прогулки”!” Тут сразу возникает какое-то замешательство, я с трудом улавливаю в наушниках чей-то вроде бы протестующий возглас, но кто и что именно говорит Чичибабину — непонятно. Через паузу поэт со смущенным смешком бормочет: “Ни за что?.. Ну как хочешь (или “Ну не хочешь”, не разберу. — П. К. ). Ну ладно, хорошо…” Из зала, конечно же, закричали: “Прочтите, прочтите!” И мгновенно — поддерживающие желание поэта аплодисменты. А после — долгий грохот аплодисментов с криками “браво!”.
Вот как вспоминала об этой истории Лилия Семеновна10: “…Его долго не отпускали, просили читать еще и еще. Я сидела в первом ряду, как всегда готовая подсказать, если Борису изменит память. Вдруг он глянул на меня в упор и спросил: „Прочитать?” Я почти крикнула: „Ни за что!”, но он уже начал „Крымские прогулки”. Это сегодня поэму можно видеть в сборниках Чичибабина, а тогда… На весь зал гремело: „…и на земле татарской ни одного татарина”, „умершим не подняться, не добудиться умерших, но чтоб целую нацию — это ж надо додуматься”. Ответом были овации, а я украдкой вытирала глаза — и радовалась за него, и переживала”.
В оформлении компакт-диска использована групповая фотография, сделанная в тот памятный день: Бенедикт Сарнов, Лев Шилов, Борис Чичибабин и Наталья Познанская — вдохновитель и организатор (и ныне тоже) множества знаковых литературных вечеров в ЦДЛ.
CD № 2. Борис Чичибабин. “Я на землю упал с неведомой звезды…” Выступление в Доме культуры железнодорожников 5 марта 1988 г. в Харькове. Ремастеринг произведен звукозаписывающей компанией “НН Студия”, 2001 — 2003 гг. В оформлении использована фотография Юрия Щербинина.
Первый легальный вечер Бориса Чичибабина в своем родном городе прошел только после выступлений в Москве и в Киеве. Киевские записи не сохранились, а эта — символическая — уцелела. Вдова поэта вспоминала, что на вечер пришла вся тогдашняя партийно-гэбэшная харьковская номенклатура, деловито занявшая три первых ряда.
Открывал вечер (трек № 1) друг Чичибабина, поэт и филолог Марк Богославский. Они познакомились и подружились в те месяцы, когда Чичибабин вернулся из лагеря. Богославский был неизменным участником многолетне знаменитых домашних чичибабинских “сред”. Его выступление на вечере было каким-то удивительно нежным и по интонации своей походило на рассказывание сказки — предвкушающим счастливую развязку — детям. Поэт еще не начал читать, а его друг словно бы ласково уговаривает недоверчивых: полюбите его, смотрите, какой он чудесный, а знаете, какие у него стихи!
И он тут же набрасывал портреты стихов, соединяя с портретами стихотворца: “…Когда читаешь его стихи, то на каждом шагу сталкиваешься с каким-то магическим действием”.
Поведав о том, что в стихах друга звучит голос сегодняшнего времени и голос Вечности, Богославский неожиданно произнес нечто важное (и сегодня часто ускользающее от критиков-читателей): “…Насколько я знаю Чичибабина, а я знаю его не один десяток лет, — он всегда спорит с собой. Причем он сам этого не понимает, ему кажется, что он спорит с кем-то другим. Но когда вспоминаешь, что он говорил год назад, пять лет тому назад, — становится ясно, что он спорит с самим собой. Эта черта в нем напоминает мне одну из самых ценных черт русской культуры. Эта черта была присуща Федору Михайловичу Достоевскому, ибо только тогда, когда мы спорим не с другими, а сами с собой, мы постигаем истину во всей ее бездонной глубине. Слово — Борису Чичибабину…”
Мне кажется, что во время своего чтения Б. Ч. как-то особенно волнуется. Но то и понятно: перед ним — земляки, многие из которых только сейчас узнали, что среди них жил все эти годы этот — так быстро ставший знаменитым — поэт. Иные и ведать не ведали, что его легенда “началась” полвека назад.
CD № 3. Борис Чичибабин. “…а у ранимости лика лишь два — Пушкин и Лермонтов…” Выступление в Центральном клубе авторской песни (Москва, 22 февраля 1992 г.)11 и запись в доме Б. Я. Ладензона (1970 — 80). Ремастеринг произведен звукозаписывающей компанией “НН Студия”, 2002 — 2003 гг.
Это публичное выступление, на которое поэт согласился, будучи больным, было особенным, потому что особенной была публика. “…Мне сейчас тяжело выступать, физически тяжело — по состоянию здоровья, поэтому, если я устану, я себе сделаю перерыв, и мы поговорим просто: вы меня будете о чем-то спрашивать…”
Наверное, специальным подношением любителям авторской песни была в тот день знаменитая и озорная “Ода русской водке” (1963), с поминанием авторитетных имен Пушкина, Толстого, Есенина, Разина и соответственно Емельки Пугачева:
.................................
Под Емельяном конь икал,
шарахаясь от вольных толп.
Кто в русской водке знает толк,
тот не пригубит коньяка.
Сие народное питье
развязывает языки,
и наши думы высоки,
когда мы тяпаем ее.
..........................
Что же до камерной записи, то она делалась на тот же “магнитофон системы „Яуза””, на котором в доме многолетнего друга поэта, талантливого конструктора-гидравлика Бориса Яковлевича Ладензона (и, кстати, блестящего художника: на вкладыше помещен чудесный графический портрет Чичибабина его работы), слушали тайком записи еще одного близкого Чичибабину человека — поэта Александра Галича. Подпольный бард посвятил, между прочим, Борису Чичибабину одно из лучших своих стихотворений “Я вышел на поиски Бога…”.
Борис Яковлевич был единственным, кто записал поэта в 70-е годы. Единственная же запись стихотворения “Солженицыну” (“Изрезан росписью морщин, / со лжою спорит Солженицын…”), написанного за пять лет до изгнания писателя из России, была сделана именно его аппаратом. В тот день Чичибабин прочитал и “Больную черепаху” — стихотворение, финал которого мне не раз цитировал, ликуя от “звука и смысла”, поэт Бахыт Кенжеев12:
............................
От вашей лжи и люти
до смерти не избавлен,
не вспоминайте, люди,
что я был Чичибабин.
Уже не быть мне Борькой,
не целоваться с Лилькой,
опохмеляюсь горькой.
Закусываю килькой.
(1969)
К самодеятельной песне как таковой Чичибабин относился, насколько я знаю, довольно сдержанно. А она его — любила. Впрочем, в его кругу был человек — артист и художник — Леонид (Леша) Пугачев, который одним из первых начал исполнять песни на его стихи. Леша и обожал своего “кормильца”, и не упускал случая яростно поспорить с ним — а впоследствии отчаянно ревновал Бориса “старого” к Борису “новому”. Что же до Чичибабина, то он был, кажется, искренне привязан к своему верному песенному оруженосцу.
На выступлении в ЦАПе Борис Алексеевич прочитал, в частности, редко им исполняемые старинные “сонеты к картинкам Леши Пугачева” — “Паруса”, “Вечером с получки”, “Что ж ты, Вася?” и “Старик-кладовщик”.
CD № 4. Борис Чичибабин. “Поверьте мне, пожалуйста…” Выступление на Харьковском телевидении 9 января 1993 г. Ремастеринг произведен звукозаписывающей компанией “НН Студия”, 2002 — 2004 гг.
Это, пожалуй, самый необычный диск в представляемом нами “Избранном”: три четверти его занимает чичибабинский монолог — проповедь “в жанре” исповеди. Как видеоматериал его почти ежегодно повторяют по харьковскому ТВ в день рождения поэта. Саму передачу и сняли в день его 70-летия.
Борис Алексеевич говорил перед камерой — почти не переводя дыхания — в течение тридцати семи минут и в завершение своего обращения (размышления? признания? завещания?) прочитал три стихотворения.
