Михаил Васильев - Остров
"И откуда взял? Вроде ты давно без таблеток обходился, жаловался, что не осталось."
Постепенно начинали шевелиться другие мизантропы: невнятно бормотали, переговаривались в глубине логова.
— "Сигареты "Прима". Моршанск. Пятый класс, — медленно, будто только что научившись, читал Пенелоп. — Уже похоже на жизнь. Ну и покурим! Пока еще не вымерли здесь все.
— Теперь не вымрем, — непонятно высказался Чукигек. — Хватайте. Кент ночью притащил, много.
В глубине логова возникало, непонятное Мамонту, радостное оживление.
"Что за подъем жизни?"
— А где он, Кент? — задал Мамонт ненужный вопрос.
— В засаде, — коротко ответил Чукигек. Засадой сейчас называли одинокое ночное бдение где-нибудь в лесу во избежание разминирования черными проходов в минных полях. Выходит, дождь кончился давно ночью, внезапно, а Кент проявил неожиданную для себя инициативу- отправился их охранять.
— Теперь и тушенка настоящая есть, — довольно бормотал Пенелоп, перебирал, рассматривал банки, жадно затягиваясь "Примой". -А я уже думал, навсегда жратва кончилась.
Банка оказалась скользкой от смазки. Мамонт приставил к ней штык-нож. Эти банки будто сами по себе возникали в последнее время, в самые критические моменты, по одной- по две штуки и вот сегодня неизвестно почему словно обвалились сверху.
"Обмен веществ свое берет", — Мамонт не смог сказать заранее припасенную фразу, торопливо глотая мягкое мясо, пахнущее лавровым листом.
— Надо бы Кенту тоже отнести что-нибудь, — наконец, произнес он.
— Ничего, за него не беспокойся, он себе добудет, — непонятно ухмыльнулся Демьяныч.
— Пойду я, — сказал Мамонт. — Если понадоблюсь, позвоните в колокольчик, — После настоящей еды чувствовалось облегчение внутри, будто он выздоровел после болезни.
Оказалось, что Кент почему-то перебрался туда, по ту сторону мин. Хорошо, что проход среди них указывал куда именно. Там у мизантропов тоже когда-то был скрытый пост.
Миноносец стоял на месте, никуда не исчез.
"Уютно, по-домашнему, горят огни в иллюминаторах судна", — Мамонт отвернулся в сторону материка, к праздным яхтам в проливе, непонятно что делавших там, в эту пасмурную погоду. После дождей вода возле берега стала незнакомого глинистого цвета — такой он здесь еще никогда не видел.
"Словно специально эту воду придумали, чтобы никуда не убежать. Сейчас бы шел и шел вперед, куда глаза глядят. Может, действительно, пока темно, всем оставшимся мизантропам сесть в лодку и уплыть. Поплыть как в старые времена. Стряхнуть старину, как когда-то Козюльский говорил. Было бы неплохо так поступить, но это не в нашем силе. Никакой дороги и никакой двери отсюда."
Откуда-то доносился запах горелого мяса- черные готовили шашлыки. Наверное, добыли еще одну, чудом уцелевшую, корову. Он остановился перед знакомым камнем, похожим на панцирь черепахи. Кто-то на вражеской стороне пел и играл на гитаре. Странно, это была любимая песня Кента.
"А ну-ка, парень, подыми повыше ворот…"
Теперь он помнил множество камней на острове, изучил и знал его хорошо. — "Освоил территорию", — Невдалеке было пожарище на месте дома Аркадия. Мамонт свернул в сторону, чтобы не видеть его.
"Сколько раз я уже все обошел, оббегал здесь на этом пятачке грязи, вылезшем из моря, озабоченный какими-то своими делами, надеждами…"
Свою винтовку он не взял, рассчитывая на дежурный пулемет, там, на посту. В японском автомате патронов уже не было. Сейчас он держал — наготове- массивный револьвер. Стрелять было уже, в общем-то, не из чего, патронов осталось считанные штуки. От окончательного разгрома, просто от смерти их защищало всего лишь незнание этого теми, на той стороне.
"Тушенкой в них кидать?" Проблемы скопились и сгустились до уровня неразрешимого и почти смертельного.
"Эх, бля! — самопроизвольно завершил он цикл мыслей. — И никакой фатализм не спасает."
Где-то звучал, доносился издалека, голос какого-то великана, усиленный мегафоном. Мамонт машинально уловил в его интонации что-то странное, прислушался. Точно: длинные паузы, продуманное напряжение в этом голосе, будто внезапный нажим. Радио. Что-то рассказывает, может даже о нем, Мамонте, о других мизантропах, опять какое-нибудь удивительное вранье, никак не совпадающее с этим всем вокруг.
Задумавшись, Мамонт скользил по грязи подошвами болотных резиновых сапог. И внезапно, за поворотом увидел, сидящего спиной, черного. Тот разинув рот, глядел в осколок прожекторного зеркала, сокрушенно рассматривал гнилой, видимо, зуб. Мамонт осторожно отвел ствол револьвера, попятился назад, свернул за куст. Кажется, его не заметили. Внутри сразу отпустило: абсурдно, будто по эту сторону куста он оказался один.
Словно очнувшись, он понял, что шел не в ту сторону, хотя знал, где может залечь Кент. Отчетливо звучал мегафон. Было понятно, что теперь радио отключили, говорил какой-то местный диктор. Иногда он умолкал, — надолго, — шмыгал носом, шелестел бумагами.
Кент спал, с головой завернувшись в кусок брезента, почти невидимый в траве. Мамонт, непонятно куда, ткнул его сапогом.
Из-под брезента вынырнула голова. Кент безумно таращился на него, будто не понимая на каком свете очнулся.
— Это ты? — наконец, произнес он что-то бессмысленное. — Ты чего здесь?
— Тебя пришел менять. Ты же, вроде, в засаде считаешься?
Невнятно что-то пробурчав, Кент опять втянул голову под брезент.
— На свежий воздух перебрался спать? — произнес Мамонт. — Хорошо хоть пулемет не украли у тебя.
Кент молчал. Опять кашлянул мегафон, оказалось, что совсем недалеко.
"Ну, в общем, дальше тут… — гулко зазвучало будто сверху, с неба. — Хорошие условия, лечение, гарантия справедливого этого… беспристрастного рассмотрения совершенных вами преступлений…"
"Ага, койко-место на зоне. Мягкие нары. Понимал бы сам то что врешь," — Мамонт, отошедший в сторону для совершения нужды, увидел на земле перед собой тонкий черный кабель, — пошел вдоль него. Черный шнур вел в чащу, иногда непроходимую. Ее Мамонт обходил, теряя кабель, долго топтался, шарил в траве сапогом.
"Из действий остались только бессмысленные."
Кабель привел его к ущелью. После этих ливней землю со склона горы смыло. Земля, вперемешку с буреломом, заполнила ущелье. Бесполезный теперь подвесной мост лежал на ее поверхности, перекрученный, на боку.
"…Рассчитывать на гуманизм советского суда, — звучало еще ближе, — искупить свои преступления, загладить, типа, вину."
"Это кто их еще совершил, эти преступления?! — от раздражения громко проворчал Мамонт. — Это еще надо подумать. Молодой ты, когда-нибудь сам испытаешь этот гуманизм. Доведется. Загладишь, блин, вину, гуманоид!"
"Сейчас нам решать, морда уголовная, кому чего гладить," — Будто услышал его черный диктор.
"Ну что ж, гладь!"
"Только так вы можете сохранить свои жизни, — продолжал черный, — последнее, что у вас еще осталось. Надеяться на вооруженное сопротивление уже бессмысленно."
"Вот это, увы, правильно, гад ты жопоногий."
— На себя посмотри, глист в обмотках, — послышалось неожиданно, уже без всякого мегафона.
Теперь Мамонт заметил его: черный сидел в кустах на другой стороне ущелья. — "Урод лагерный!" — поспешно крикнул тот и снова поднес ко рту свой рупор.
— Сдавайтесь быстрее, пока берем, — опять раздался механический голос. — Из милости вас пока терпим. В общем беги быстрее сдаваться. — великодушно разрешил черный. — Торопись, козья морда!
Мамонт, согнувшись, поспешно заползал в кусты.
"Пока время вам дали, — гулко раздавалось сзади, — пораскиньте этими самыми, как их… мозгами. А то и мы можем их вам раскидать. — Черный довольно гыкнул.
Перед Мамонтом в траве лежала непонятная коричневая коробка, вроде бы из какой-то грубой пластмассы. Еще ближе она оказалась телефоном, оказывается, черный кабель вел именно к нему. Мамонт внимательно рассматривал громоздкий агрегат из волокнистого эбонита, открыл крышку, крутанул маленькую ручку сбоку.
"Слушает матрос Сыроядцев, — сразу же раздалось в трубке. — Слушаю. Ты кто?"
Мамонт молчал.
"Это ты, Кент? — спросил черный. — Эй! Позови Кента."
Мамонт положил трубку.
Черный, — может прежний, а может уже другой, — сидел на том же месте. Сейчас он скучающе рассматривал свежую наколку на тыльной стороне ладони. Мамонт осторожно пробирался мимо в зарослях.
— Фигуру бережешь? — послышалось впереди.
— Как ее здесь убережешь, фигуру, — Другой голос. — Офицера. То есть слона.
— Ты знаешь, что в шахматах появилась новая фигура — прапорщик? Ходит как попало и ругается матом.
— Интересно, а в КГБ прапорщики есть?
Похоже, он забрался в самую гущу черных. Вот и появилась цель- выбраться отсюда. Только что казалось, что теперь идти больше некуда.
