Ирина Маленко - Совьетика
Я ждала – в перспективе, спешить мне было некуда – встречи со своим африканским революционером, и потому мужчины любых других национальностей меня не интересовали. Но я заметила, что в отношениях с кавказскими ребятами многое зависит от того, как ты себя сама с ними поставишь. Я относилась к ним по-дружески, без заигрываний, и они обращались со мной очень уважительно. Я не ходила по их комнатам пить чай вместе с Любой и Лидой – один раз было пошла, но почувствовала, что ко мне стал проявлять излишнее внимание один из ребят, и вовремя ретировалась.
Я была в жизни Лиды просто для другого сорта общения, чем Люба: мы вместе посещали кино и театры или просто гуляли по Москве. Для себя я мысленно смирилась с тем, что Люба, а не я для Лиды лучшая подруга – они больше времени проводили вместе, чем Лида со мной, и ревновать не было смысла. Поэтому потом я очень удивилась, когда при переезде в новое общежитие на 3 курсе, где мы жили уже по 2 человека в комнате, Лида выбрала в соседки не Любу, а меня. Мне это польстило, хотя думаю, что она руководствовалась кроме дружеских чувств и практическими соображениями. Дело в том, что на все выходные я уезжала домой- сразу в субботу после последней пары, и возвращалась в общежитие только в воскресенье поздно вечером, с последней электричкой. Так что на выходные Лиде предоставлялся полный простор для ее романов…
Учились мы 6 дней в неделю, лекции с 9:30 утра до 3 часов, а то и до без десяти пять. Труднее всего было, когда была нулевая пара -начинающаяся в 7:50! Для того, чтобы вовремя на нее попасть, приходилось выходить из дома чуть ли не в 6 утра. В перерыве мы буквально спали на столах в аудитории.
– Почему это я тут рано встаю, куда-то иду, мерзну, а он там спит? – возмущалась темным зимним утром по дороге до метро Лида. – Это непорядок!
Мы доходили до метро, она доставала из кармана двушку и бежала к телефону-автомату. У Наримана с Латифом, как у обслуживающего персонала общежития, был свой телефон.
– Алло!- сонно говорил разбуженный Нариман в трубку.
– Алло! Вы уже не спите?- интересовалась Лида.
– Нет… – ничего спросонья не понимая, говорил он.
– А чего так рано встали?- и она бросала трубку.
Как он мог после этого понять, насколько сильно она его любит?…
Привыкнуть к новой жизни мне было трудновато только первые несколько недель. Иногда, особенно во время занятий физкультурой (а здесь от нее было не отлынуть, даже для освобожденных от нее постоянно была спецгруппа, но я предпочла записаться в нормальную) где-нибудь на стадионе «Динамо» или даже в знаменитом парке имени Горького тебя вдруг пронзало чувство: а что это я здесь делаю? А где сейчас мои родные, чем они сейчас занимаются? И до ужаса хотелось домой в такие минуты. Но это быстро прошло. Слишком много вокруг было всего интересного, начиная с самой учебы. Впервые в жизни у меня было чувство, что я учусь действительно не просто «потому что надо», а для себя! Да, быть студентом – это совсем другое дело, чем быть школьником!
Из неспециальных предметов у нас на первом курсе были физкультура (с очень хорошим преподавателем, не требовавшим от нас мировых рекордов), история КПСС и…медицина. Да-да, именно она. Дело в том, что все девушки, получавшие высшее образование, получали вместе с ним и вторую специальность – медсестра гражданской обороны. На случай войны. Занятия по медицине вели отставные военные медики. Медицину мы изучали 3 года, после чего сдавали государственный экзамен и становились военнообязанными. К моему большому возмущению, потому что по Конституции у нас воинская обязанность на женщин не распространялась и для них была делом сугубо добровольным. На практике же получение высшего образования в мое время фактически означало обязательную запись о военнообязанности в паспорте с выдачей военного билета и постановкой на учет в военкомате. «Они что, хотят, чтобы всех образованных женщин перестреляли?»- возмущалась я. Другие студентки моего возмущения не разделяли: они справедливо указывали на то, сколько полезного для самих себя мы изучим в ходе этого курса. И действительно, нас учили не только анатомии, не только защите от бактериологического оружия, тому, что такое зарин, заман, табун или иприт и эпидемиологии и борьбе с инфекцияами при ранениях, но и тому, как накладывать повязки и шины на разных частях тела, как делать уколы и даже как ставить клизмы! Так что я – специалист широкого профиля. Знаю даже некоторых девушек с нашего курса, которые, закончив вуз, вместо историков стали медиками и до сих пор зарабатывают себе на жизнь тем, что колют уколы…
На занятиях по медицине, которые проходили в подвальчике, из окон которого открывался вид на Большой театр меж зубцами стены Китайгорода, бывали разные забавные случаи, сейчас всего не упомнишь. Хорошо отложилось в памяти, например, как на одной из лекций мы должны были 45 минут просидеть в противогазах. Мы с Лидой сидели на первом ряду и слушали лектора, когда она вдруг решила обернуться и неожиданно начала буквально давиться от смеха. Я не выдержала и тоже повернулась – и увидела комнату, полную большеглазых слоников!. Еще пара минут- и все мы начали оглядываться друг на друга и в голос хохотать. Чуть не сорвали лекцию!
А когда пришла пора получать военные билеты, и мы пришли за ними в райвоенкомат, одна из наших девочек, уралочка Зоя, напоминавшая героиню Марины Дюжевой в «Покровских воротах» («Я вся такая несуразная, вся угловатая такая… Такая противоречивая вся!.. «) опоздала. Запыхавшись, вбежала она в дверь и стала спрашивать нас, кто последний.
– А тебе, Зимина, сначала надо на второй этаж, третья дверь налево. Там портянки выдают и кирзовые сапоги. У тебя какой размер? Не забудь на размер больше попросить, а то с портянками не налезут, – с непроницаемо-серьезным лицом вдруг сказала Лида. И прежде чем кто-нибудь из нас успел бы опомниться и выдал бы ее своим смехом, Зоя сорвалась с места и побежала наверх. Мы грохнули. Еще через 5 минут она спустилась по лестнице, глубоко обиженная.
– Голову тебе оторвать мало, Басина, с твоими шуточками! Я захожу в ту дверь, без стука, там три полковника сидят, говорят о чем-то важном, а я их спрашиваю: «Где здесь портянки примеряют?»…
Дальше она не договорила – ее голос потонул в нашем громовом хохоте…
Я же говорю, что с Лидой было не соскучиться! А что она вытворяла с бедным физруком…
У них в спецгруппе занятия по физкультуре вел Михаил Сергеевич – молодой мальчик-москвич с нежным, похожим на персик румяным лицом, который, как истинный московский холостяк, студенток, особенно иногородних, ужасно боялся и потому старался быть с ними построже. У нас в институте если ты пропускал занятия по физкультуре без уважительной причины, их надо было отрабатывать в свободное время. На одном из таких занятий Лида почти довела его до слез.
– А теперь будем прыгать в длину. Кто прыгнет дальше меня, получит зачет!- сообщал, например, преподаватель. А из толпы прогульщиков раздавался язвительный Лидин шепот:
– Дальше Михал Сергеича не прыгнешь!
Бедняга краснел, но делал вид, что ничего не слышит.
– А теперь присядем на корточки, обнимем себя руками нод коленками и пройдем в таком положении круг…
– Играем в Бухенвальд, Михаил Сергеевич?
Он краснел еще пуще и пытался дать ей словесный отпор:
– Для Бухенвальда мы с Вами, Басина, слишком упитанные….
Но не тут-то было:
– А по-моему, Михал Сергеич, садисты выглядели именно так…
Еще полчаса таких занятий – и Михаил Сергеевич не выдерживал.
– Знаете что, Басина, Вы свое отработали, я поставлю Вам зачет, Вы свободны…
– Нет, нет, что Вы, Михаил Сергеевич, я же пропустила 4 часа, а отработала только два. Я остаюсь!…
Немая сцена.
У одного из наших преподавателей был небольшой дефект речи – шепелявость. Это был застенчивый, тихий, неопытный преподаватель, на семинарах которого поэтому было много шуму. Однажды под 8 марта мы всей группой в перерыве распили бутылку шампанского – одну на 22 человека, но этого хватило для того, чтобы всем стало немножко весело. Самую малость. Пустую бутылку спрятали до следующей перемены под наш с Лидой стол, вошел этот самый преподаватель – Владислав Георгиевич, и семинар начался. Владислав Георгиевич, пытаясь перекричать стоящий в аудитории гул, говорил:
– Ну, конешно, в этом шемештре мы не вше доклады ушпеем прошлушать…
И вдруг так получилось, что все одновременно замолчали, но Лида не успела этого сообразить, и раздался ее достаточно громкий голос:
– А шьи это доклады мы не ушпеем зашлушать?
В довершение огромная пустая бутылка из-под «Советского шампанского» с грохотом выкатилась из-под нашего с Лидой стола и покатилась в конец аудитории. Трудно сказать, кто из них больше покраснел – Лида или Владислав Георгиевич, который старательно делал вид, что ничего не заметил..
