Фред Бодсворт - Чужак с острова Барра
— Волки, — сказал Джо Биверскин. — Больше ничего не оставалось, когда я пришел.
Кэнайну вдруг объял панический страх. От всего, что должно было служить им пищей, пока не возвратятся гуси, им достались останки, на которые не польстились даже волки.
ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
Опять наступила оттепель. Снег ослепительно сверкал на солнце, и даже в вигваме посветлело после долгих сумрачных дней зимы, которой, казалось, не будет конца. Сквозь клокотание варева в чугунке Кэнайна слышала, как во дворе, словно волшебные шаги, звенит капель, а время от времени подтаявший на солнце снег с глухим шумом падал с ветвей елок. "Пожалуй, уже начало или даже середина апреля", — думала Кэнайна.
Они ждали, не разговаривая, то и дело возвращаясь взглядом к чугунку на печи. Кэнайна с отцом сидели, а Дэзи Биверскин лежала под одеялом на своем ложе из лапника. Джо Биверскин зачерпнул кружкой дымящийся бульон и поставил кружку на пол, чтоб остыл. Вода только что закипела, и мясо скунса едва начало увариваться, но Джо Биверскин просто не мог больше утерпеть. Кэнайна зачерпнула полную чашку, немного остудила ее и подала матери. Дэзи медленно приподнялась, опираясь на локоть. В ее ввалившихся глазах мерцала тусклая улыбка. Взявшая кружку рука до того исхудала и сморщилась, что пальцы стали похожи на бурые когти, а вены на ее тыльной стороне извивались синими толстыми жгутами. Дэзи выпустила кружку, не успев поднести ее ко рту, и отвар пролился на ее фуфайку и одеяло Кэнайна молча подняла кружку, вновь зачерпнула бульону и на этот раз поднесла к губам матери.
Джо Биверскин жевал кусок полусырого мяса, первый кусок мяса за шесть дней, или их было семь? Но Кэнайна подождала, пока мясо не проварилось, чтобы хоть немного выветрился острый запах. Ждать было нетрудно. Она больше не испытывала мук голода, сменившихся тупой апатией и слабостью, была как в тумане. К тому же мясо неприятно отдавало мускусом - даже изможденной от голода, тот запах был ей отвратителен. Это был скунс-вонючка, которого весеннее солнце пробудило от зимней спячки и выгнало из норы, и Джо Биверскин подстрелил его утром неподалеку от стоянки Перед смертью зверь выпустил вонючую жидкость, и мясо все еще смердело.
Дэзи Биверскин застонала, и Кэнайна взглянула на нее. Мать тошнило, ее морщинистое лицо исказилось. Отвыкший от пищи желудок болезненно сопротивлялся, не в силах удержать только что выпитый отвар. Кэнайна протянула руку назад, достала одну из опорожненных банок из-под лярда и поднесла ко рту матери. Дэзи снова стала давиться, застонала, наконец ее вырвало.
Кэнайна поднялась, чтобы вынести банку на улицу, но, схватив за руку, отец удержал ее. Он кивком указал на стоявший на печке котелок. Кэнайна колебалась. Отец все не выпускал ее руку. Когда им предоставлялась такая возможность, они ели содержимое желудка других животных, отчего же, думала Кэнайна, она медлит теперь?
Они не вправе ничего выбрасывать. Она подняла жестянку и вылила ее в котелок. Затем вновь потянулось молчаливое ожидание.
Слезы застилали глаза Кэнайны, и она вновь задала себе тот вопрос, который так часто задавала в эти долгие недели мучений и растущего отчаяния. Почему она здесь? Вначале, еще до неудачной охоты отца на оленя, после которой началась голодовка, все было просто и ясно. Тогда она думала, что она здесь потому, что она из племени мускек-овак и люди белой расы не позволят ей быть никем другим. Но вот уже давно все это омрачалось неясными мыслями, из которых ей никак не удавалось извлечь каких-либо определенных суждений. Каковы бы ни были ее исходные рассуждения, она ведь вернулась в родные края вовсе не затем, чтобы умереть здесь бесполезной и мученической голодной смертью. Даже жалкое существование, которое она влачила, служа официанткой в Блэквуде, и то было целесообразнее этого. Не то чтобы она боялась самой смерти. Муки голода улеглись, чувства притупились, и если бы к ней теперь пришла смерть, то пришла бы тихо, мирно, как ночью приходит сон. Кэнайна заплатила уже смерти дань болью и страхом, остальное совершится легко. И все-таки она не хотела умирать. Нужно сделать еще так много; только человек, который вроде нее жил и среди белых, и среди индейцев, знал, сколько нужно сделать!
Изо всех чувств, которые заполняли эти ужасные, отчаянные недели, одно было сильнее страха, боли или гаснущей надежды: это было изумление, граничившее с недоумением, — изумление перед тем, как мало пищи нужно человеку, чтобы поддерживать искру жизни. После безуспешной охоты на оленя им попался кролик, а потом несколько щук, и часть прежней силы вернулась в изможденное тело Джо Биверскина. Он все еще был не в состоянии уходить в длинные, с ночевками, походы, но все же возобновил охоту вблизи лагеря. Потом потянулись недели, когда чугунок много дней кряду совершенно пустой стоял на полу вигвама. Они питались какими-то крохами пищи, получая нечто похожее на хороший обед раз в четыре, а то и шесть дней. Когда бывало мясо, они собирали мох для заправки бульона, но больше не употребляли его один, потому что без мяса он лишь пробуждал притупившиеся было муки голода, не придавая взамен сил.
Кэнайна никогда не видала своих родителей раздетыми и только по тому, как болталась на них одежда, могла догадаться, как оба исхудали. У нее самой выступили ребра, впали ягодицы, все тело утратило упругость, повисли груди. Но хуже всех было Дэзи: последние десять дней она уже не вставала: тощая, с ввалившимися глазами, она лишь изредка с трудом поднималась с постели.
И вот теперь, после шестидневного отсутствия пищи, у них вновь появилось съестное. Запах мускуса почти улетучился, и наполнявший вигвам густой аромат тушеного мяса даже Кэнайне вдруг показался приятным. После первой пробы, вызванной нетерпением, Джо Биверскин чуточку подождал. Теперь он снова зачерпнул бульона. Кэнайна наполнила две кружки - для себя и для матери, отставила их остудиться. Сперва она покормила мать, поднеся кружку к ее рту. Дэзи жадно глотнула бульон, но уже через несколько секунд оттолкнула кружку, судорога пробежала по ослабевшему телу, и ее снова стало рвать.
Кэнайна отхлебнула из своей кружки. Студенистая кашица из мха без задержки проскользнула в горло, но тут же пошла обратно, так что Кэнайна чуть не задохнулась. Желудок задергался в судорогах, но через несколько секунд успокоился, и Кэнайна попыталась сделать второй глоток. Приступ дурноты повторился, но на этот раз ей удалось удержать проглоченную пищу. Только отец ел без труда. Быстро опорожнив одну за другой несколько кружек, он схватил кость с висевшими на ней кусками мяса и принялся жадно обгладывать.
Но Дэзи не могла удержать пищу в желудке. Кэнайна много раз пыталась накормить ее, давая маленькими порциями один только прозрачный отвар, но в конце концов Дэзи так ослабела от беспрестанной рвоты, что в полном изнеможении упала на постель.
Кэнайна с отцом отдохнули с часок и пошли посмотреть, нет ли чего в сетях. Снег сверкал так ослепительно, что, выйдя из вигвама, Кэнайна сразу же зажмурилась. Отец вытащил из кармана две пары светозащитных очков, одни надел, другие протянул Кэнайне.
Еще недавно мускек-оваки изготовляли от солнца дощечки с узкими прорезями для глаз, но в последние годы стали покупать темные очки в местных факториях. Защитные очки совершенно необходимы, чтобы избежать снежной слепоты в последние солнечные недели зимы.
— Твоей матери очень худо, — сказал Джо Биверскин, когда они стали на лыжи и отправились осматривать сети. — Ее желудок сердится, потому что она так долго ничего не ела. Теперь ей нужна легкая пища - чай с молоком, сахар, мука. А все это есть только в Кэйп-Кри.
С большим трудом продвигались они вперед. Мокрый снег приставал к лыжам, с каждым шагом увеличивая их вес.
Снова заговорил Джо Биверскин:
— Через две недели вскроются реки. И тогда мы застрянем здесь еще на две недели, потому что будет слишком много льда и на каноэ не сможем пройти. Если мы выйдем сейчас, через две недели доберемся до Кэйп-Кри. А если ждать, попадем туда через шесть недель. Две недели мать протянет, шесть недель — никогда.
И больше они не сказали об этом ни слова. Вот уже неделю в сетях не было ни одной рыбешки, но сегодня, вытаскивая первую сеть, Кэнайна, едва взялась за нее, ощутила приятную тяжесть. Вскоре они вытащили рыбину на лед; это была громадная щука, фунтов на десять, не меньше. В другой сети тоже трепыхалась щука почти такой же величины. В этих двух рыбах было столько еды, сколько они съели за весь прошлый месяц.
