Рут Озеки - Моя рыба будет жить

— Это забавно, — сказала она. — Такие, как ты, самоуважения не заслуживают. Так что ты просто перебьешься.

Она взяла меня за щеки обеими руками и ущипнула так сильно, что у меня слезы навернулись на глаза. Потом потянула за щеки так, что мы практически касались лбами, и два ее глаза стали одним ужасным глазом, темным и блестящим среди оборочек и кружев.

— Тебе повезло, что я такая добрая, поделилась с тобой хоть чем-то, — сказала она. — Проблема с тобой в том, что ты слишком американка. Думаешь только о себе. Ленишься. Тебе бы преданности поучиться, и стараться надо побольше.

Она в последний раз хорошенько меня ущипнула и отпустила.

Я откинулась на висевшие за спиной пальто и сползла по стенке. Склонив голову набок, она внимательно меня оглядела, потом наклонилась и потрепала по горящей щеке.

— Такая розовенькая, — сказала она. — Такая хорошенькая, — а потом дала мне пощечину. Выловила пальто моего кавалера и бросила мне.

— Хорошо повеселиться, — сказала она, изящно повернувшись на каблуках так, что взлетели юбки, и с того места, где я сидела на полу, мне были видны оборочки на ее трусиках, когда она процокала к двери.

Не помню, как звали того хентая. Может, я вообще так этого и не узнала. Он ждал меня у ресепшена рядом с голой дамой в фонтане. Я отдала ему пальто. Он взял, даже не посмотрев мне в глаза. Пробормотал что-то, я так и не поняла что, и вышел, явно ожидая, что я последую за ним. Крошечный лифт был совсем пуст, и мы стояли там в неловком молчании, наблюдая, как закрываются двери, не зная, что сказать и о чем вообще тут можно разговаривать. Через пару этажей двери открылись опять, и в лифт ввалилась большая веселая компания, и внезапно я оказалась прижатой к нему. Я почувствовала у себя на шее его кислое дыхание, когда он начал лапать меня под юбкой, наваливаясь сзади. Я хотела закричать: «ЧИКАН!»[147], как, предполагается, надо делать, когда в метро к тебе лезет какой-нибудь извращенец, но не стала. В конце концов, он заплатил, и если ему хотелось начать немного заранее, что я могла сказать? Когда лифт остановился и все вышли, он с помощью пальто замаскировал спереди штаны и, спотыкаясь, направился вниз по улице, оглядываясь через каждые пару шагов, чтобы посмотреть, иду ли я за ним. Я могла бы убежать, но не сделала этого. Я просто шла за ним, потому что он заплатил и смыться было бы бесчестно. Я просто поверить не могла, каким ничтожеством он был, но самоуважения у меня не было, так что это было не важно. Социальные навыки у него начисто отсутствовали. Он не предложил мне купить симпатичный свитерок или кейтай. Он не предложил мне выпить, и в отеле, куда он меня отвел, не было даже мини-бара. Ни шампанского, ни бренди, только автомат в холле, торгующий пивом и сакэ в стаканчиках. Эти стаканчики напомнили мне о папе, потому что именно из таких он и пил в тот вечер, перед тем, как свалиться на рельсы под скоростной экспресс до Чуо. Ужасно депрессивно, но по-любому мой кавалер был чересчур прижимист, чтобы покупать мне сакэ.

Если ты не против, я лучше опущу детали того, что случилось после, потому что от одной мысли об этом мне делается грустно и тошно, а я еще даже ванну принять не успела. Давай просто скажем, что кровать не была круглой и покрывало было не «под зебру», но в остальном мое воображение описало все довольно точно. Когда мы добрались до номера, времени он терять не стал, и пока он делал с моим телом разные вещи, я просто ушла в замороженное пространство тишины у себя в голове — чистое, холодное и очень далекое.

И я реально помню не слишком много, только что в середине процесса мой кейтай начал звонить, и мир притянул меня обратно, не совсем, ровно настолько, что я задумалась, кто же мне звонит. Я подумала, может, это Дзико, и из глаз у меня потекли слезы, потому что я знала, как опечалилась бы она, увидь меня сейчас, и я так по ней скучала, мне так сильно хотелось ее увидеть. И тут мне пришло в голову, может, она знала, что я влипла в неприятности, и поэтому звонит, и, может, прямо сейчас она перебирает четки и молится о том, чтобы у меня все было хорошо. И, может, звук телефона реально меня спас, потому что я поняла, что не хочу кончить как те девушки, которых полиция находила на полу через несколько дней, — это разбило бы ей сердце, и если тебе довелось дожить до ста четырех, ты не заслуживаешь, чтобы сердце тебе разбила неосторожная правнучка. И как раз в этот момент мой кавалер сделал с моим телом что-то настолько болезненное, что шок загнал меня обратно в реальность, и я услышала собственный крик и среагировала. Я смогла столкнуть его с себя ровно настолько, чтобы успеть вывернуться. Рию научил меня, что иногда мужчина может получить удовольствие от чуточку идзимэ, так что я призвала свою суперпауэр, толкнула хентая обратно на спину, оседлала его и стала с силой хлестать по лицу. И что бы вы думали, он был в восторге. Я связала ему запястья его собственным ремнем, и мне даже не пришлось делать ему особенно больно, чтобы удовлетворить. Просто поразительно, как быстро человек может превратиться из садо в мазо. Знаю, что сказала бы старушка Дзико. Садо, мазо, одно и то же.

Как только он заснул, я встала и проверила телефон, и точно, звонок был от нее. Она знала, и она меня спасла! Но когда я прочла смску, то поняла, что все же это была не Дзико. Это была Мудзи. Всего несколько слов. Я прочла их, но понять не могла. Я прочла опять.

[148]

Я стояла посреди убогого номера с зеркальными стенами, уставясь в экран телефона. Мой так называемый кавалер храпел в кровати. Я подняла глаза и увидела голую девушку, бесконечно отражавшуюся в зеркалах. Тело ее было покрыто ссадинами и казалось нелепым и несуразным. Я обхватила себя руками, и девушка в зеркале сделала то же самое. Я начала плакать, и остановиться мы не могли. Я отвернулась от нее, тихо собрала свою школьную форму и надела. На цыпочках я подобралась к кучке одежды, принадлежавшей моему кавалеру, и быстро обшарила карманы. Я опустошила кошелек, забрав последние оставшиеся там банкноты. Собрав его одежду в тугой шар, я заставила себя на время прекратить плакать, пока поворачивала дверную ручку. Я выскользнула из комнаты, и дверь закрылась за мной со щелчком, и я услышала, как он меня зовет. Я бросилась бежать. Представила, как он лихорадочно ищет одежду, и бросила шар в лестничный колодец в конце коридора. Можно было бы взять с собой и выкинуть на улице, но мне это было не нужно. Наверно, у меня просто доброе сердце.

Выбравшись на улицу, я продолжала бежать, расталкивая людей на запруженных толпами переулках Города Электроники. Акиба на закате — это что-то, неимоверная пульсирующая галлюцинация, сотканная из неона и гигантских героев манга-боевиков, — они нависают у тебя над головой, будто готовясь раздавить. Плюс шум, безумный перезвон, несущийся из залов пачинко и игровых аркад, неистовые вопли уличных торговцев и къякухики[149], взывающих к пьяным саларименам, и туристам, и отаку, которых несет мимо и кружит в водоворотах, как планктон в океане.

Обычно мне это нравится. Обычно меня подпитывает вся эта энергия, но настроение для этого должно быть правильным, а это был не тот случай. Все, чего мне хотелось, — поскорее добраться домой, к папе. Мне нужен был папа. Мне нужно было сказать ему, что Дзико умирает, чтобы он бросил все и отвез меня на станцию, и мы бы вместе сели на ближайший экспресс до Сендай, и, поскольку было бы уже поздно и автобусы бы уже не ходили, мы бы взяли на станции такси до храма. Можно было добраться туда так быстро. Может, часов за пять-шесть. А когда бы мы приехали, все было бы так тихо и мирно, и Мудзи выбежала бы к нам навстречу сказать, что с Дзико все в порядке, ложная тревога, и она так виновата, что вызвала нас и заставила беспокоиться ровно ни из-за чего, но теперь, раз уж мы здесь, как насчет ванны?

Вот чего мне хотелось. Найти папу, узнать, что Дзико в порядке, и принять ванну. На этих мыслях я и концентрировалась в поезде по дороге домой, все время, пока не доехала до своей станции; голову я держала опущенной и вытирала нос рукавом школьной формы.

Когда я пришла домой, в квартире было тихо.

— Тадайма, — тихо сказала я. Голос у меня был хриплый от плача.

Ответа не было, но в этом не было ничего странного, если папа сидел в интернете и меня не слышал. Я подумала, может, мама до сих пор на работе. Позвонила ли им Мудзи? Может, они уже уехали в Сендай без меня.

— Пап?

Я услышала шум спущенной воды в туалете, а потом полоска света рассекла полутемную прихожую — открылась дверь ванной. Я сняла ботинки и ступила в прихожую. На полу лежал пакет из местного супермаркета, там, куда мы клали вещи, которые не хотелось забыть. Я открыла пакет и поглядела внутрь, потом закрыла и пошла на свет.

Я обнаружила его в спальне; на нем был его темно-синий костюм, он был чисто выбрит и натягивал носки.