Евгений Москвин - Предвестники табора

— Но все это я понял только теперь, Макс, а тогда, — он сложил губы трубочкой, — у меня нервы сдали и вообще к чертям покатились.

Мишка вдруг посмотрел на меня и принялся кивать головой.

— Маша спасла меня. Она настоящий молодец. Ты знаешь, по поводу нее… она не тот человек, который производит первое впечатление, но у нее очень выразительные глаза. Обрати внимание, когда будете знакомиться.

Я усмехнулся (невольно), а затем заметил (отстраненно, повернув голову в сторону), что в доме, кажется, нет ни одной фотографии.

— О, это она не любит, терпеть не может фотографироваться. И правда фотографии это мишура — я теперь это тоже понимаю. Маша их все повыкидывала.

Мишка сказал, что Маша пришла к нему в отдел в качестве клиента. „Сначала она мне не понравилась. Небольшого роста, с прямыми черными волосами, заплетенными в конский хвост; лоб высокий и несколько морщинок — они почти никогда не становились глубже; красная майка и бежевые джинсы. Ступала она очень размеренно и даже мягко — особенно, на правом шаге. Мне даже пришло в голову: почему бы ей не надеть на ноги пушистые домашние тапочки, — и я, как подумал об этом, испытал едва ощутимый дискомфорт“.

Машу интересовала ликвидация предприятия.

„Она назадавала мне целую кучу вопросов, — когда Мишка говорил это, на его лице появилась мягкая улыбка, — главное то, что все они свидетельствовали об ее уже внушительной осведомленности… по поводу ликвидации. — он рассмеялся. — Мое настроение в тот день (как и все последнее время — я тебе говорил) было ни к черту, так что меня, помнится, так и подмывало уколоть: зачем ей вообще понадобилась моя консультация? „Могут ли входить в ликвидационную комиссию работники предприятия или нет? Достаточно ли поместить информацию о ликвидации предприятия в одном органе печати и имеет ли значение, относится этот орган к экономическому разделу массовой информации? Это простая формальность или нет? Как ускорить прохождение налоговой проверки?“ И т. д. Я не уверен, что это были в точности такие вопросы, но примерно так, Макс, понимаешь? Вот“.

Я чуть было не брякнул „Ну еще бы ты был уверен“, но тотчас приказал себе держать язык за зубами.

— Потом еще всякое об итоговом ликвидационном балансе, — прибавил Мишка.

Тут я заметил ему (усмехаясь, на сей раз, про себя), что если он все же действительно выдержал суть, непохоже, чтобы Маша и впрямь разбиралась в вопросе о ликвидации, когда пришла к нему в офис.

— Вот поэтому я тебе и говорю, что был совершенно несправедлив: чего же мне тогда было испытывать еще какую-то неприязнь к ней? — сказал Мишка. — В чем она была виновата?

Я пожал плечами (чувствуя легкое равнодушие… но и разочарование от его слов).

— Ты прав. Ни в чем.

Мишка продолжал:

„Я тогда ответил ей (довольно сухо), что многое зависит от типа предприятия. Маша с готовностью сообщила, что речь идет об ООО. П-ф-ф-ф-ф… видишь, какое забавное было знакомство, Макс?“.

Все вопросы Маша читала из большого блокнота, на глянцевой обложке которого сверкала иномарка. „Пункт за пунктом — к концу списка у меня уже гудело в голове. И вдруг она поднимает глаза и говорит мне:

— Вы же не думаете, что я сама уже обо всем осведомлена? Я ведь так и не спросила ничего по существу.

Это было сказано так искренне и непосредственно — если бы ты только слышал, Макс! И естественно. Меня это не только рассмешило, причем уже абсолютно по-доброму, но и обезоружило. (И я, помнится, очень удивился этой резкой перемене в себе).

— Так спросите по существу. Наконец, — предложил я; улыбаясь.

— А я думала, вы сами зададите мне вопросы — на основании того, что уже услышали.

— Но я пока затрудняюсь это сделать — вопросов было слишком много.

— А вы попробуйте…

Я вдруг почувствовал, что мы начинаем вести с ней некую странную словесную игру, и оба хотели бы ей воспротивиться, но… только не сейчас, чуть попозже.

А потом еще и еще чуть позже… еще чуть…

Это было для меня крайне необычно; я вдруг понял, что очень скоро мы не выдержим, и формальная сторона общения начнет уходить.

Видишь, Макс, с самого начала Маша подарила мне нечто новое“.

Маша предложила Мишке приехать к ней на предприятие.

„Приехать?“.

„Ну да, и прямо сейчас“.

Я было принялся объяснять ей, что лишь консультирую клиентов, а если ее интересует оценка предприятия на месте, то надо обратиться в…

— Но я прошу вас, — твердо сказала она, сделав ударение на последнее слово.

— Меня?

— Да, вас.

— Послушайте, я не могу бросить работу и…

— Когда заканчивается ваш рабочий день?

— Через полчаса.

— Хорошо, я подожду.

— Вы предлагаете мне поработать сверхурочно?

— Да, вы не против?

— Можно один вопрос, — легкая улыбка; я поднял вверх указательный палец.

— Пожалуйста.

— Почему вы хотите, чтобы это был я?

— Потому что мне рекомендовали вас — как одного из самых компетентных и квалифицированных сотрудников.

— Неужели? Кто рекомендовал, если не секрет?

— Ваши коллеги, — ответила она.

После этого я начал уже подозревать, что моя встреча с ней не случайна».

— В каком смысле? — спросил я Мишку. — Ты заподозрил, что твои коллеги занимаются сводничеством?

— Что-то в этом духе, да.

— Они знали о твоей… — я запнулся, — …ситуации?

— Ну… да, пара человек знала. Но только в общих чертах.

«Предприятием, подлежавшим ликвидации, оказалась обувная фабрика, хиленькая, половина станков с десятилетней амортизацией. Когда уже по прибытии я просматривал документацию, обратил внимание на фамилию владельца — Проскурин.

— Это ваш…

— Это мой отец. Он умер несколько недель назад, — я заметил, что сказала она это как бы невзначай, безо всякого выражения.

Я спросил ее, почему она хочет ликвидировать фирму, которая приносит доход, пускай и небольшой. Можно продать ее. Маша ответила, что для нее это слишком накладно — искать покупателя; легче закрыть и пустить все с молотка. А потом еще прибавила (очень ровно):

— Эта фирма принадлежала моему отцу.

Я вздрогнул, но спрашивать ничего не стал, а вперился в устав, который она мне дала. Маша продолжала (после небольшой паузы):

— Я здесь не живу, я приехала сюда всего неделю назад.

— Вы с отцом не были близки?

— Я вообще не знала его — практически.

Она взглянула на меня молча; снова выдержала паузу, находясь в нерешительности (а может быть, в тот момент мне просто хотелось так думать). Потом произнесла:

— Лучше покончить со всем этим.

— Вы хотите, чтобы ничто вам не напоминало о нем? — не выдержал я.

Я переступил еще одну черту.

Я был не в силах определить причин, однако Маша вызывала у меня все большее расположение. Вопреки даже тому, что я-то никогда бы не стал поступать на ее месте так, как она собиралась поступить. Я испытывал чрезвычайно интересные ощущения. Вообще я позже сделал весьма важный вывод, Макс: по-настоящему любишь человека, который тебе интересен», — сказал это Мишка даже с назиданием; я узнал этот тон, — Маша ответила мне, что ничем не обязана своему отцу и не любила его. И я поразился спокойствию, с которым она это говорила.

«Послушайте, давайте займемся уставом, если вы не против…»

Наши взгляды встретились. (Мы сидели в кабинете ее отца, по разные стороны стола, — ровно такое же положение, друг против друга, как и два часа назад, будто и не покидали моего кабинета, — только теперь я сидел в клиентском кресле). Я подумал: «Она, наверное, видит, как мои глаза торчат поверх этого устава», — и мне стало почему-то забавно, и я даже улыбнулся, но лист бумаги, слава Богу, скрыл мою не слишком уместную улыбку.

«Конечно», — я опустил взгляд. (За секунду до этого мне показалось, будто что-то скользнуло в ее зрачках. «Неужели она все-таки видела эту улыбку?.. Да нет, не может быть»).

И так мы снова принялись обсуждать ликвидацию предприятия, которое приносило доход. Первый этап ликвидации, второй, там несколько пунктов, а в этом, третьем пункте еще важный подпункт, а впрочем, нет, он отсутствует, потому что предприятие приносит доход, и часть проблем с кредиторской задолженностью отпадает… Наконец, смешно стало — я пригласил ее в кафе.

Там я признался Маше, что впервые смеялся над несуразностью бумажной волокиты.

«Почему это произошло с вами теперь?»

«Я не знаю… Скажите, а вы знакомы с кем-то из моих коллег?»

«Что?.. — она посмотрела на меня. — В каком смысле?»

«Вы… вы же сказали, что кто-то порекомендовал меня».

Маша так и продолжала пристально смотреть на меня, потом вдруг улыбнулась.

«A-а. Я все поняла».

«Что вы поняли?» — я покраснел.

«Вы хотите знать, не старался ли кто-нибудь специально нас с вами познакомить. Другими словами, случайна ли наша встреча».