Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Дверь снова открылась, и в кабинет гусиной походкой вошел еще один военный.
– Чай пьем, товарищ Селиванов?
– Вот, проводим работу среди посетителей, – объяснил он, очерчивая рукой широкий круг, как бы предлагая невидимым посетителям присоединиться к Марине.
– В курсе уже, – сказал военный и присел рядом с Селивановым.
– И где же ваш друг Сергей Бахметьев? – спросил он прямо в лоб.
– Так я у вас хотела узнать. – Марина была ошарашена. – Я думала, что он у вас.
– А я думаю, вы знали, что его у нас нет, – жестко сказал военный. – Мне бы очень хотелось с ним встретиться. Очень много вопросов, знаете ли. Вы не поможете?
– Конечно, помогу, – пообещала растерянная Марина. – Как только он появится.
– И когда он, по-вашему, может появиться?
– Он в субботу в клуб на танцы обещал, – пискнула Марина, понимая, что несет чушь.
– Может, он и жениться на вас обещал? – полковник Иванов потер руки. – Вы знаете, – радостно сказал он, – я думаю, он появится у нас гораздо быстрее, если вы тут у нас немного задержитесь.
– Товарищ полковник, – встревоженно сказал было Селиванов, но подумал, что мстить Бахметьев за это будет не ему.
Иванов махнул рукой Ворноскову и Карчемкину, которые болтались в приемной, и те вошли в кабинет.
Марину спас товарищ Иосиф Виссарионович Сталин. Потому что как нельзя более вовремя умер. О чем и сообщила секретарша Дарья, вбежав в кабинет.
Во время суеты Марина боком выскользнула из кабинета и торопливо пробежала к выходу. В дверях часовой спросил у нее пропуск, но Марина всплеснула руками:
– Какой пропуск, его и выписать-то некому. Там такое делается!
Часовой выпучил глаза.
– Ой, там такое делается, – повторила Марина. – Сталин-то умер.
Внутри у Марины все пело.
– Горе-то какое! – фальшиво добавила она и вышла, оставив позади обомлевшего часового.
Она ждала, что теперь Сергей должен объявиться, и не ошиблась.
Он появился со своей красавицей сестрой в то время, когда вся страна была погружена в траур. Первым, кого Сергей с Мариной встретили, поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице, был не кто иной, как Булочкин. Он весело спускался, вытаскивая на ходу из внутреннего кармана записную книжку.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Сергей, понимая, что опять испортил секретарю парткома настроение. – В гости приходили?
– Ну, не совсем в гости, – пробормотал Булочкин, занятый вытаскиванием маленького карандашика. – Скорее, по делам…
И тут он взглянул на своих собеседников. Сергею еще никогда не приходилось видеть, как деловито настроенный, разбрызгивающий энергию мужчина в одну секунду превращается в соляной столб. Сергей не очень хорошо знал, почему столб был соляной и откуда он взялся. А теперь как-то вдруг понял. И даже испугался за Валерия Алексеевича.
– Опять вы, – хрипло сказал парторг.
– Не стоило так за меня волноваться, – мягко ответил Сергей.
– Вас что, совсем выпустили? – глупо спросил Булочкин.
– Должна вас огорчить – совсем, – вмешалась Катя, оскорбленная за Сергея до глубины души. – Со справкой об освобождении и с извинениями.
Сергей никак не мог понять, за что Булочкин так его невзлюбил. Как оказалось позже, ничего личного. Просто уже второй раз подряд он пытался вытащить из сельской школы свою родственницу и устроить ее в институт. Родственница закончила исторический факультет, где английский язык тоже проходили – между делом, правда, но зато он был занесен в диплом. То есть родственница собиралась преподавать его с чистой совестью, к огромному негодованию студентов. Вот уже второй раз она резала кур и мчалась в Средневолжск с большой корзиной деревенских гостинцев. Сейчас она как раз собиралась внедряться в бахметьевскую квартиру, – и вот он, этот Бахметьев, будь он неладен, да еще с сестрой. Как он будет отправлять родственницу обратно, Булочкин даже боялся себе представить. Потому что, приехав во второй раз с деревенским творогом, маслом, курами, яйцами и медом, родственница намекнула, что гостинцы эти от себя отрывали, потому что в деревне не то что в городе – голодно, спасибо партии и правительству. И неплохо бы продукты эти уже отработать.
Его грустные раздумья прервал нетерпеливый гудок подъехавшего грузовика. Пахнув снегом и морозом, который ничуть не ослабел в начале весны, в коридор вошли два мужичка в огромных подшитых валенках и ватниках.
– Здрасьте! – степенно поздоровались они с Булочкиным.
Парторг затравленно кивнул головой и стал меньше ростом.
– Показывай, хозяин, квартиру.
Один из них вынул из-за пазухи мятую бумажку.
– Квартира, значит, семь. Этаж второй? – деловито спросил он, поднимаясь по лестнице.
Сергей набрал побольше воздуха в грудь, но прежде чем он успел что-то сказать, Катюша выступила вперед, распахнув свингер и поставив руки на упругую талию.
– Ах ты, гиена поганая! Ах ты, воронье бандитское! Так ты о своих кадрах заботишься? – наехала она на Валерия Алексеевича, почему-то на «ты». – Так-то ты защищаешь своих коммунистов? – наступала она на него.
– Это недоразумение, – пробормотал бедный Булочкин. – Заказ отменяется, товарищи, – обратился он к мужичкам.
– Отменяется, так, значить, отменяется, – с готовностью согласились они. – Вот только заплатите за, значить, беспокойство, и будет, значить, все в аккурат.
Булочкин беспрекословно вытащил деньги.
– Я же не знал, что вас освободят, – начал он объяснять Сергею, но этим только больше рассердил Катюшу.
– Да уж, – язвительно подхватила она, продолжая теснить его вверх по лестнице. – Его освободили, но совсем не с вашей помощью, – перешла она опять на «вы». – Где вы были, когда вашего коммуниста оклеветали? Почему…
Сергею даже стало жалко вспотевшего парторга.
– Ладно, Катюша, оставь его в покое.
Булочкин согласно кивнул.
– Он просто поставил не на ту лошадь. Не к тем примкнул, правда, Валерий Алексеевич?
– Вот именно, – тут же согласился Булочкин.
– Так какой же он после этого парторг?
Катюша не желала смягчаться, но испытала явное облегчение, когда Булочкин, протиснувшись мимо нее, торопливо вышел на улицу. Когда он шел домой, скрипя ботинками по голубоватому снегу, он удивлялся тому, что он должен был, оказывается, поддерживать своих оклеветанных коммунистов. Непонятно, почему. Раз арестовали – значит враг. Так всегда было. Поэтому – это правильно. И еще он думал о том, что его родственница – вполне милая женщина. Ну, поворчит немного, но это ничего. Таким образом он постиг, что все познается в сравнении.
Встретили Сергея с Катюшей радостно, но с большим оттенком печали. Николай Васильевич Хворов, который жил за стенкой, естественно, выглянул из своей квартиры, как только Сергей вставил ключ в замочную скважину.
– Ага! – закричал он. – Я же говорил, что вы вернетесь!
Он с удовольствием посмотрел на раскрасневшуюся от схватки с Булочкиным Катюшу.
– Вы – оттуда? – многозначительно спросил он.
– Оттуда, – подтвердил Сергей, понятия не имея, что Хворов имел в виду. – Мы с Катюшей немного отдышимся, – попросил он, – а вечером все увидимся.
Хворов просиял и тут же опечалился.
– Какие настали времена! – тяжело вздохнул он.
Из квартиры выглянула его красавица-супруга. Глаза у нее были заплаканные, потому что они с Любовь Борисовной Петровой как раз говорили о том, что пропала страна, потому что Сталин – отец родной – будет завтра похоронен, и все теперь темно и непонятно.
– Хорошо, что вы вернулись, – тем не менее сказала она, собираясь снова заплакать, чтобы Сергей составил ей компанию. Ему необязательно было плакать, достаточно было просто сказать, как он расстроен, и что все хорошее теперь кончилась, и такой замечательный Сталин навсегда ушел, и другого такого…
Однако Сергей не торопился это говорить, а вместо этого улыбнулся и заявил, что Раиса Кузьминична все хорошеет. Это было приятно, хотя и не совсем то, что она собиралась услышать.
– Какое огромное горе! – начала она, приглашая Сергея присоединиться горевать. – Как же мы теперь будем жить?
Сергей немного подумал, не переставая улыбаться.
– Перестанем собираться по субботам? – предположил он.
– Ах, что вы, – негодующе возразил Хворов. – Что теперь будет со страной?
– А что с ней может быть такого? – удивился Сергей.
– Ну как же, – растерялись Хворовы. – Кругом враги, и теперь все империалисты накинутся на нас…
– Мне казалось, – сказал Сергей, – что при Сталине как раз и накинулись.
– А теперь-то как накинутся, когда Сталина с нами нет, – зловеще пообещал Николай Васильевич.
– Может быть, может быть, – покивал Сергей.
Наступила многозначительная пауза.
– Хотя, с другой стороны... – начал Сергей.
