Эльмира Нетесова - Запоздалая оттепель, Кэрны
Но эти волчата ни разу в жизни не видели человека, не знали его запаха. Бояться того, кого не знаешь, они еще не научились. Волчица радовалась, что далеко за пределами ее владений она ни разу не видела, не почуяла следов человеческих. Самой ни разу не доводилось попасться на глаза людям, но пришлось однажды увидеть, как шестерых волчат, еще слепых, топил в реке человек. Волка, их отца — вожака стаи, кинувшегося на помощь малышам, он уложил наповал.
Человек… В страхе и ненависти к нему растили малышей взрослые волки. Только осторожность и хитрость могли уберечь стаю от человека. И первая помощница всему была тишина. Вот почему, не только чтобы защитить белолобого, наказала волчат не жалеючи одинокая волчица. Лишь больной урок хорошо и долго помнится. Волчата притихли. Разъяренной свою мать они видели впервые…
За логовом тихо фыркала виновница неприятностей. Вернуться в нору боялась. Тем более когда все озлобились на нее. И могут проучить больно и жестоко. Но и уходить от логова тоже не хотелось. Вокруг ночь, тьма. Она в такую пору еще боялась убегать от норы далеко. Придется смириться с тем, что теперь все долго на нее рычать станут. А все этот белолобый! И никак не удается по-настоящему одолеть его. Обидно, что вот она всех должна бояться и слушаться. И мать, и братьев. Она просовывает любопытную морду в нору. Утихли? Можно войти и доспать до утра? Но белолобый, он ближе всех лежал, лапой ей по носу мазнул. Хорошо, что вовремя отскочила. Не то остались бы на носу черные полосы на всю жизнь волчью. Эх, а разве она и без того легка? Вон в свое логово и то не впускают. Волчица не стала мешать белолобому. Знала, не хотел он обидеть, прогнать сестренку. Примириться намерился. Собаки, прощая друг друга, либо лижутся, либо, лапой погладив, дают знать, что обиды забыты. Но то собаки. Волкам их поступки непонятны. Они воспринимают многое иначе. Волки не признают дружбы и родства, не прощают обид. Помнят их долго. Даже во время свадеб волк не раз обидит избранницу. Не добром, не заботой ее покорит. Злобой своей. Недаром волчицы не только слабее, но и боязливей самцов. Ведь с первых дней брачной гульбы не заживают на боках подруг следы укусов. Считалось, что чем их больше, тем требовательней, серьезней напарник. Ни одной оплошки не простит. Все видит. И учит. Но сам. Другим свою подругу в обиду не даст. Если только на нее не рассвирепеет вся стая. Другое дело — собаки… Волчица тяжело вздыхает, закрывает глаза. Их она ненавидела с того дня, как стала понимать жизнь. Их запах и голоса, их бег и вид вызывали лютую злобу. Собак она считала едва ли не самым большим злом в тундре. И, как истинная волчица, готова была перегрызть глотку любому псу. Она рвала когтями тундру, кусала землю, на какой чуяла собачий след. Она выла, злобствовала на луну и никогда не доедала остатков собачьей добычи в тундре. Лучше умереть от голода, чем подобрать объедки врага… Но однажды вожак привел волков так близко к человеческому жилью, что нартовые псы почуяли стаю и подняли шум. Они стали срываться с привязей и помчались в тундру. Не из дружбы. Ее никогда не было между волками и собаками.
Старый вожак знал, что близится время гона и волки к нему не готовы. Отощали, обессилели. А какое потомство даст голодная стая? Начнут гибнуть волчата… Он знал, что около человечьего жилья хоть один раз можно поохотиться и накормить стаю. Это поставит на ноги слабых. Даст им силы! Какою будет добыча — нельзя предугадать наперед. Но она будет! В этом вожак был уверен. И он не ошибся. Недалеко от людей, от их жилья, волки разорвали старого оленя. Все шло хорошо, покуда не примчались собаки. Их было много. Вот тут и началось.
Стая и свора… Они сплелись в один громадный, лохматый ком. Щелкали зубы и клыки, впивались в бока и глотки. Лилась кровь на снег. Шерсть летела клочьями. Вой, рык, лай, визг заполнили тундру и оглушили ее. Где-то в стороне от дерущихся, среди коряг, под деревцами, выли, визжали, катаясь по снегу, волки и собаки с распоротыми боками и брюхами. Этим оставалось недолго мучиться, но каким больным было это «недолго»! А иные волчицы, не дожидаясь развязки драки, подскочив к умирающим, вытаскивали из порванных животов теплые куски непереварившейся добычи. Хоть и большой был олень, но и его не всем хватило. И поедали волчицы то, чего не хватило им, вперемешку с волчьей требухой. Умирающий неопасен. Нет сил. Не может постоять за себя. Не сумеет защититься. Так пусть умирает, чтобы выжили живые.
Волчица почему-то брезговала такой сытостью. Может, от того, что была моложе и сильнее многих в стае. И могла прокормить себя охотой. Вот и сейчас она, надеясь добыть свой кусок оленины, кинулась к огромному псу, который нахально топтался по мясу, тесня старого вожака подальше от стаи, чтоб столкнуться с ним один на один. Но вожак не принял вызова, метнулся в сторону. Волчица, решив разделаться с этим светло-пепельным кобелем, подскочила и, впившись ему клыками в шею, рывком попыталась свалить на снег. Но пес был силен и изворотлив. Волчица забыла тогда, что шеи собак — не волчьи, неповоротливые. Изогнувшись, пес стряхнул с себя волчицу. Поймав ее на лету за лапу, едва не прокусил. Но… вдруг отскочил. Почуял запах и, спрятав клыки, добродушно ткнул волчицу мокрым носом в бок, будто изгонял из свалки. А когда волчица рыкнула на него, пес лизнул ее в морду. В другое бы время, может, и не нежничал. Ведь враги! Ничего общего. Совпало лишь одно — время гона. И, оглядев друг друга, они вдруг поутихли. Зачем смерть? Ведь вон как много места в тундре! Как хороши в ней отливающие серебром заснеженные сугробы! Они поют под лапами при быстром беге. А при яркой луне так хорошо повыть вдвоем на звезды! Поведать друг другу о жизни. Нелегкой, полной тревог и опасностей. Но… с кем? С собакой! Никогда! И волчица, разозлившись на саму себя, вновь готова вонзиться псу в бок. Но тот, вовремя заметив, схватил волчицу за загривок и легко отшвырнул подальше от свалки. Погнал, тесня широкой грудью, в тундру. Он угрожающе лаял, показывал клыки, а догнав уже удирающую волчицу, прихватил ими. Да так больно, что волчица взвизгнула, остановилась. А пес вылизал ей прокус и, обнюхав, вильнул хвостом, дав знать, что укус не опасен. Пес сел напротив волчицы, разглядывал ее. То ли любуясь, то ли оценивая. Волчица боялась пошевельнуться. Любое ее движение вмиг было бы замечено. И как знать, что можно ожидать пусть от собачьего, но все же вожака? А тот, подтолкнув волчицу, позвал в снега. Пригласил запросто, как ровню. Словно и не было вражды. Он первым забыл обиду. Волчице понравились его добродушие и бесхитростный нрав, весь его вид и сила, превосходящая волчью.
Забыв закон стаи, вскоре бежала волчица рядом с псом. Сколько сугробов они перевалили. Сколько песен спели луне и тундре! Сколько внимания и заботы от бывшего врага увидела в ту ночь она! Иная от волка такого за всю жизнь не получит. Пес выкусывал у нее из лап снег, забившийся меж пальцев, поймал зайца и принес, даже не оторвав ни куска. Он зализывал ей бок, порванный в недавней свалке. Не проявлял силу — был просто добр к ней. К утру, когда пришла пора волчице вернуться в стаю, пес долго провожал ее. Потом остановился на сугробе. Долго смотрел вслед. Так не хотелось ему расставаться с ней! Но… законы стаи и закон своры неумолимы. Волчица ушла. На следующую ночь она пришла снова. Пес уже ждал ее. Он кинулся к ней навстречу. Вылизав морду, лапы, спину — радовался без утайки. Оба снова носились по тундре как два волка. Или две собаки.
Встречались они еще несколько раз. Волчица больше не чуждалась своего друга. Она привыкла к нему. И ей казалось, что он вовсе не пес, а волк. Только необычно добрый, умный, смелый. Теперь он прибегал к ней, находя стаю по следам. Близко к волкам он не подходил. Не из-за боязни. За нее он не испугался б схватиться со всей стаей.
Остался б в живых или нет, но не одному волку пришлось бы поплатиться при встрече с ним шкурой и жизнью. Подходить близко не позволяла ему она. Знай вожак или другой какой волк, с кем встречается волчица, — давно бы разорвали ее в клочья. Поэтому, простившись с другом, долго каталась волчица в снегу, стирая псиный запах. Он мог выдать. Стая не догадывалась, кто стал ее избранником. Никому из волков, кроме вожака, и в голову не пришло, что именно она пренебрегла законом. Нарушив его однажды, она возненавидела его навсегда. Ради малышей. Четверо из них были настоящие волки. Их место в стае. Не приведешь же волчат к человеку. Не признает, убьет. Их и ее. Лишь один белолобый, с отцовской отметиной на лбу, не может появиться в стае. Так и будет жить ни волком, ни собакой. К человеку ему тоже нельзя. Тот признает только чистокровных собак.
Волчица знает, лето пройдет незаметно. Потом осень. Начнутся холода. И на призывный клич вожака, в одну из промозглых ночей, поднимутся волки из логов. Пойдут в стаю. Как ей быть тогда с белолобым?
Волчица вздыхает, подползает к белолобому. Тот спит. Она лижет его мордашку, спину, бок, лапы. Подвинувшись вплотную, греет своим теплом. После нее никто этого не сделает. Ледяным холодом станет обдавать его каждый прожитый день. И даже заморенные волчата, завидев ее белолобого, станут кидаться на него злобно. Преданность стае, свое превосходство и чистоту крови будут доказывать в драках с ним. Сколько же ему предстоит бед!.. Волчица лижет белое пятно на лбу малыша. Когда-то давно она полюбила такую отметину у своего друга. Не знала тогда волчица, что такой же знак унаследует ее волчонок. И не радость, а горе, большое, ежечасное, станет приносить она.
