Нора Робертс - Трибьют
— Это будут видеть все. Каждый, кто проезжает по дороге. А многие притормозят и покажут пальцем: «Это дом Дженет Харди», — Силла отложила кисть и вытерла руки о шорты. — Это всего лишь краска, всего лишь цвет, но от него зависит, что люди увидят, когда будут проезжать мимо, и что они будут думать о Дженет. И обо мне.
— А что, по-твоему, они должны думать? — он положил ей руку на плечо.
— Что она была живым человеком, а не картинкой в старом фильме или голосом на компакт-диске или грампластинке. Что она была живым человеком, который чувствовал, ел, смеялся, работал. Который жил. А она была здесь счастлива, по крайней мере некоторое время. Так счастлива, что до сих пор не отпускает этот дом. Она все еще здесь.
Она смущенно рассмеялась.
— Слишком многого я жду от двух слоев краски. Господи, мне, наверное, опять нужно к психоаналитику.
— Постой, — он взял ее за руку. — Конечно, это важно. Это не просто краска. Этот дом, эта земля принадлежали ей. Более того, она их выбрала сама, и она их очень любила. Они были ей нужны. И сейчас они перешли к тебе.
— Но в каком-то смысле они были и твоими. Я не забыла. Это тоже очень важно. Выбирай.
Он опустил руку и попятился.
— Силла.
— Пожалуйста. Я правда хочу, чтобы это был твой выбор. Выбор Макгоуэна. Люди будут вспоминать ее, проезжая по дороге. Но когда я буду идти по саду или подъезжать к дому после долгого трудного дня, я буду думать не о ней, а о тебе. Я буду представлять, как ты приходил сюда, когда был маленьким мальчиком, и гонялся за цыплятами. Выбор за тобой, папа.
Синий. Теплый и благородный синий цвет.
Она взяла его под руку и внимательно посмотрела на свежую краску, нанесенную поверх старой, облупившейся.
— Думаю, получится замечательно.
Когда Форд подошел к дому Силлы, то увидел Гэвина, который соскабливал краску с веранды.
— Как дела, мистер Макгоуэн?
— Медленно, но верно. Силла где-то внутри.
— Я только что купил дом.
— И что? — Гэвин прервал работу и нахмурился. — Ты переезжаешь?
— Нет. Нет. Я купил эту жуткую лачугу, потому что Силла сказала, что хочет отреставрировать ее. Чтобы потом продать. Продавец только что принял мое предложение. Мне немного не по себе, и я не знаю, отчего это: оттого, что я взволнован, или оттого, что я вижу, как финансовая пропасть разверзается у моих ног. Теперь мне придется оплачивать две закладные. Похоже, мне лучше присесть.
— Возьми скребок и помоги мне. Это тебя успокоит.
Форд с сомнением посмотрел на скребок.
— У меня с инструментами долгосрочное соглашение. Мы держимся подальше друг от друга — ради блага всего человечества.
— Это скребок, Форд, а не цепочная пила. Ты же соскребаешь лед с ветрового стекла зимой, правда?
— Когда нет другого выхода. А так предпочитаю оставаться дома, пока он не растает, — сказал Форд, но все же взял скребок и попытался приспособить процесс соскабливания льда со стекла для соскабливания облупившейся краски со стены дома. — У меня будет две закладные, и мне скоро исполнится сорок.
— Мы что, путешествуем во времени? Тебе не может быть больше тридцати.
— Тридцать один. Осталось меньше десяти лет до сорока, а всего пять минут назад я готовился к выпускным экзаменам в школе.
Улыбнувшись, Гэвин продолжал скрести.
— Дальше будет только хуже. Каждый следующий год пролетает еще быстрее.
— Благодарю, — с горечью произнес Форд. — Именно это мне и нужно было услышать. Я собирался не торопиться, но разве это возможно, если времени осталось меньше, чем ты думаешь. — Повернувшись, он взмахнул скребком и едва не разбил окно. — Но если ты готов, а она нет, что, черт возьми, я должен делать?
— Продолжать скрести.
Форд скреб — краску и свои пальцы.
— Черт. В качестве метафоры для всей моей оставшейся жизни это отвратительно.
Силла вышла из дома как раз в тот момент, когда Форд, нахмурившись, слизывал кровь с костяшек пальцев.
— Что ты делаешь?
— Я соскребаю краску и несколько слоев кожи, а твой отец философствует.
— Дай посмотрю. — Она взяла руку Форда и внимательно изучила ссадины. — Жить будешь.
— Должен. Скоро у меня будет две закладные. Ай. — Он вскрикнул, когда она неожиданно сжала его пальцы.
— Прости. Они приняли твое предложение?
— Да. Завтра я должен явиться в банк и подписать кучу бумаг. Кажется, ничем хорошим это не кончится.
— Расчет в ноябре?
— Я следовал рекомендации компании.
— Боишься? — она толкнула его локтем в бок. Его улыбка вышла слабой и кислой.
— Я влезаю в долг. Цифра с множеством нулей. И еще много приятных моментов. Ты знаешь о том, что обоняние — самое сильное из пяти чувств? Я до сих пор вспоминаю запах этого дома.
— Оставь это, пока ты и вправду не покалечился. — Силла отобрала у него скребок и положила на подоконник. — Пойдем со мной на минутку, — она подмигнула отцу и потащила Форда в дом. — Ты помнишь, как выглядела эта кухня, когда ты впервые увидел ее?
— Да.
— Некрасивая, грязная, с поцарапанным полом, потрескавшейся штукатуркой, голыми лампочками. Представил?
— Представил.
— Закрой глаза.
— Силла.
— Серьезно — закрой глаза и держи эту картину у себя в голове.
Он покачал головой, но подчинился и позволил ей вести себя.
— А теперь я хочу, чтобы ты описал мне, что ты увидишь, когда откроешь глаза. Никаких размышлений, никаких оценок. Просто открой глаза и скажи, что ты видишь.
Он послушался.
— Большая комната, пустая. Много света. Стены цвета слегка поджаренного хлеба. Полы в больших квадратах плитки — много медовых оттенков на кремовом — и торчащие трубы. Большие окна, выходящие на внутренний дворик с синим зонтом и клумбами с розами, которые цветут как безумные. И горы на фоне неба. Я вижу мечту Силлы.
Он хотел шагнуть вперед, но Силла остановила его.
— Нет, не ходи по плитке. Стэн закончил ее укладывать только час назад.
— Чудесная кухня.
— Мне тоже очень нравится. Мы так же преобразим тот дом, Форд, и нам обоим будет, чем гордиться.
— Хорошо. Хорошо, — он повернулся и поцеловал ее в лоб. — А теперь мне нужно скрести.
Она вышла вместе с ним из дома и очень удивилась, когда он махнул рукой, попрощавшись с ее отцом, и, не останавливаясь, направился к своему дому.
— Куда это он? Он сказал, что идет скрести.
Гэвин украдкой улыбнулся. Ему было приятно сознавать, что его дочь нашла свое место в жизни, свою цель и мужчину, который ее любит. И он радовался, что она вне досягаемости для человека, который желал ей зла.
Следующим утром Силла, возвращаясь к себе от Форда, увидела, что покрышки на колесах ее пикапа проколоты. На земле возле левого переднего колеса лицом вниз лежала еще одна кукла, а в ее спине торчал нож для чистки овощей с короткой ручкой.
— Ты должна была вернуться за мной. Черт возьми, Силла. — Форд прошелся вдоль дорожки, затем вернулся к Силле, сидевшей на ступеньках веранды. — Что, если он… она… кто бы то ни был… еще был здесь?
— Никого не было. Копы приехали через пятнадцать минут. Теперь они уже привыкли приезжать быстро. Не вижу смысла…
— Если я не умею управляться с пилой или этой проклятой дрелью, то от меня нет никакой пользы?
— Я не это имела в виду, и ты это прекрасно знаешь.
— Остынь, Форд, — Мэтт стал между ними.
— Как бы не так. Уже второй раз кто-то калечит одну из этих проклятых кукол, чтобы напугать ее, а она сидит здесь одна, ждет копов и позволяет мне спать. Это чертовски глупо.
— Ты прав. Но все равно остынь. Он прав, — обратился Мэтт к Силле. — Это было чертовски глупо. Вы отличный босс, Силла, в том, что касается работы, и один из лучших плотников, с которыми мне приходилось сотрудничать. Но когда кто-то преследует вас и угрожает вам, то неразумно стоять здесь после того, как вы нашли это.
— Это была обычная хулиганская выходка, и никто не просил вас бежать через дорогу, вытаскивать Форда из постели, чтобы потом вы вместе набросились на меня. Я не дура. Если бы я испугалась, я бы сама побежала через дорогу и вытащила Форда из постели. Я была в ярости, черт возьми.
Она вскочила, потому что ощущала себя маленькой и слабой, когда сидела и смотрела снизу вверх на двух встревоженных мужчин.
— Я все еще в ярости. Я злюсь, и мне надоело, что — как вы изволили выразиться — меня преследуют и мне угрожают. Мне надоело бегать через дорогу, надоела испорченная работа и все остальное. Поверьте, если бы тот, кто это сделал, был еще здесь, я бы выдернула нож из этой идиотской куклы и перерезала ему горло. Но и после этого не успокоилась бы.
— Если ты такая умная, — спокойно сказал Форд, — то должна понимать, что это глупо — быть такой самонадеянной.
