Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2005)
В стране с очень странным названием — Русь,
Которую и описать не берусь,
Среди иван-чая, рябин и берез,
Где вырос я русоволос и курнос,
Жилось бы мне, да не живется,
И рвется душа за порог —
Туда, где ближе север,
Где вереск и клевер,
Где мох и где чертополох!
Изданная на средства друзей небольшим тиражом, книга уже разошлась, однако практически всё, включая и музыку, можно найти на персональном интернет-сайте Карпова. Виртуально Саша еще здесь: karpov.hole.ru
Яна Токарева. Теплые вещи. [Книга стихов]. М., Издательский дом “Юность”, 2004, 80 стр.
Представительница самого молодого из уже как-то замеченных поэтических поколений — и самая юная на этой “полке”. Очень нравится название “Теплые вещи”. Перелистаем. От содержания захватывает дух: “К счастью. Ода”, и далее ни много ни мало: “О русской поэзии”, “Буколики”, “Сельское кладбище”, “Хорошее отношение к лошадям”, “Краткое размышление о Божьем величии”. Названия — цитаты из классики, но диалога с ней не получается, это скорее коллекция ярлыков, развешанных интеллектуального куража ради. А вот и обращение к Данте (клянусь, книгу специально не подбирал), поименованное как “Терцина, растянутая до сонета” (все-таки немного недотянутая):
Посередине жизненного пути
душа остановилась в недоуменье
касательно дальнейшего направления
движенья, типа не знает, куда идти…
На самом-то деле автор “знает”, куда идти. Заголовки-то какие! Но вот то ли веры им, этим заголовкам, нету (отсюда и “недоуменье”), или лень (поскольку так писать, как авторы этих цитат, — это надо еще потрудиться), или “среда заела” — а то еще друзья по литтусовке не поймут. То есть поэтическая традиция, как было когда-то сказано, — сплошной предрассудок, обломок руин храма старой правды, языком которых, не разобрав, играет типа потомок: “Это (что мы с тобою пишем), что ли, игрушки?”
Немочь, что ли, такая? или расслабленность? Так сказать, эстетика скольжения по поверхности — мыслей, чувств, и раз уж поэзия, то скорее пост-… Ладно, метр изломан нарочно, сейчас только ленивый так не пишет, а вот рифма — специально неточная или от неумения, не разберешь. Лучше где вообще без рифм… Стоп. А что, может, плохо передана расслабленность?.. Да нет, наоборот, хорошо, можно сказать, вполне адекватно, расслабленно:
честно говоря
мне уже надоело
писать этот цикл
Такая вот японская силлабика. Не без дарования, но что-то без поручения. Да и где же это оно, на обложке заявленное, густое шерстяное, меховое или какое там, но теплое, греющее?
Так и не нашлись теплые вещи
Не выговорились неловкие слова…
Как ни парадоксально, именно эта вещь действительно теплая, хотя, как кажется, с чьего-то чужого плеча. Но под конец очень даже обещающая. Подождем.
±1
Резной дракон. Поэзия эпохи шести династий (III — VI вв.). В переводах М. Кравцовой. СПб., “Петербургское Востоковедение”, 2004, 320 стр.
Сборник продолжает большую издательскую серию “Драгоценные строфы китайской поэзии”, где ранее были переизданы переводы известных китаеведов В. М. Алексеева, Ю. К. Шуцкого, Л. З. Эйдлина и других. Книга также является повторным изданием — представлены переводы М. Кравцовой из ее монографии “Поэзия Древнего Китая. Опыт культурологического анализа. Антология художественных переводов” (1994). Несомненное достоинство сборника, сопровождаемого содержательным предисловием, справками об авторах и комментариями, — возможность знакомства с эпохой становления в Китае авторской лирики и со многими малоизвестными у нас поэтами. Наиболее обширно представлено творчество Шэнь Юэ, основоположника теории китайского стихосложения, и других участников поэтического течения юнмити — “Поэзии Вечного просветления”.
Единственный вынесенный мной в заголовок минус связан с проблемой принципиальной, касающейся не только этой книги. В последние годы все больше новых стихотворных переводов, особенно с восточных и редких языков, выполняются не профессиональными поэтами, а специалистами-филологами. Увы, при этом очень часто превосходный уровень аппарата контрастирует с сомнительным качеством передачи оригинала (как говорил Семен Липкин, переводчик прежде всего должен владеть русским языком). Так, вышедшую пару лет назад книгу новых переводов Ли Бо я просто отнес обратно в магазин, и продавцы меня поняли, поскольку по этим “стихам” даже подстрочник вообразить себе было трудно. Поневоле приходится признать, что существовавшая в советское время практика приглашения поэтов-профессионалов для работы по составленному специалистом подстрочнику имела свои плюсы (из несомненных удач, если речь о Китае, нельзя не вспомнить знаменитого русского Ван Вея в переложении Аркадия Штейнберга).
Не все сказанное выше можно в полной мере отнести к переводам, представленным в данной книге. Основная, на мой взгляд, ее неудача связана с принятым переводчицей решением при передаче китайской рифмы использовать “все возможные типы русской рифмы — от точной до акустической, построенной на аллитерациях”. Новация, во-первых, разрушающая сложившуюся традицию перевода, ту стилистическую ауру, с которой соотносится в русском переложении китайская поэтическая классика. И во-вторых, при этом оказался нарушен основополагающий принцип в передаче культурных кодов, заключающийся в отображении подобного подобным, классического — классическим, а авангардного — авангардным. Так, еще Эйдлин говорил о неправильности использования в качестве аналога “незаметной” китайской рифмы русской приблизительной рифмы, справедливо полагая, что она для нас очень “кричаща”, тогда как китайская рифма для китайцев незаметна. Неточные созвучия, которыми пестрит книга, типа “уготован — снова”, “пределах — тело”, “высыхает — настанет — ранят”, “стенаний — расстоянье”, “станем — отраден” и т. д., притом в контрастном сочетании с классическими размерами (пусть несколько расшатанными), воспринимаются как неумелый дилетантизм или как особые авторские изыски новейшего времени. Еще хуже получается, когда переводчица использует вялую глагольную рифму, стихи выглядят и вовсе беспомощными, как, например, в стихотворении “Воспеваю полог” Ван Чжуна: “Пусть всегда бы, / мечтает, рядом полные чары стояли / И горячие свечи / всю ночь бы его озаряли”. Неудачность “поэтического” перевода особенно видна в сравнении с изрядного качества прозаическими подстрочниками того же автора, в которых есть и ритм, и настроение, и чувство меры и стиля. Вот подстрочник цитированного стихотворения из монографии Кравцовой “Поэзия Вечного просветления”:
В ожидании счастья соединяется с жемчужными нитями,
Переплетается с сеткой, натянутой на столбики над ложем господина.
В лунных бликах не отказывается свернуться,
От порывов ветра сам становится невесомым.
Собирается в складки от аромата золотой курильницы
И тут же застывает при звуке нефритового цина.
Мечтает, чтобы поставили чары с вином
И свет лампы-орхидеи озарил эту ночь.
Остается пожалеть, что в новой книге вместо “художественных” переводов не напечатаны эти замечательные “научные” верлибры. Не пришла ли пора в изданиях переводов с тех языков, где невозможны прямые соответствия с русским стихом, давать хороший смысловой подстрочник с подробным комментарием. Вообразить себе при желании какой-нибудь анапест со случайными перебоями ритма после цезуры, думается, будет не так уж сложно любому (совсем не массовому сейчас) читателю такой литературы.
1 Огорчило лишь решение издателей в переводах Данте и других поэтов, цитируемых Ауэрбахом в оригинале, использовать имеющиеся поэтические переложения, что не слишком уместно в научном тексте.
2 Из беседы О. Чухонцева с И. Шайтановым — “Арион”, 2004, № 4.
3 Не могу не сделать отступление на не совсем стороннюю тему. Год назад по весне забрел я в подмосковном Донине на поляну, оказавшуюся местом проведения каэспэшных слетов, в том числе и той ассоциации, к которой принадлежал Карпов. Ладно, куда деваться, лес затоптан, кругом кострища и т. п. Сильное впечатление произвела свежая незасыпанная траншея с горой мусора и табличкой “Уголок экологии” на веточке. Такой вот юмор. Ну, я еще понимаю, когда леса превращают (и в Подмосковье уже почти превратили) в помойку дачники — это ограниченные люди. Но почему музыканты и продвинутые интеллектуалы, которым близок мох и чертополох, не могут мусор сжечь, а пустые бутылки увезти обратно — для меня еще одна русская загадка.
