Ирвин Шоу - Хлеб по водам
— А сколько ей? — спросил Стрэнд.
— Лет тридцать пять — тридцать шесть.
— Не слишком ли он для нее молод? — заметил Стрэнд. Ему совсем не понравилась эта новость, хотя, если бы кто-нибудь спросил, почему именно, объяснить не смог бы.
— Ну, очевидно, нет, — ответил Соломон. — Да вы не беспокойтесь о Джимми. Он удивительно разумный мальчик для своего возраста. Он ничего вам о ней не говорил?
Стрэнд отрицательно покачал головой:
— Джимми никогда не имел привычки хвастаться своими победами. Если таковые у него вообще имелись. Насколько мне известно, он еще девственник.
Соломон усмехнулся:
— Вы уверены?
Стрэнд улыбаться не стал.
— В его возрасте я был еще девственником, — сказал он.
— Ну, у вас разные профессии, — заметил Соломон. — Другие времена, другие нравы. — Он пожал плечами.
— Тридцать пять… — сказал Стрэнд. — Она замужем?
— Вообще-то муж имеет место быть. То ли второй, то ли третий… Да будет вам, Аллен, ну что вы так волнуетесь! Шоу-бизнес…
— Сделайте мне одолжение, — попросил Стрэнд, — не говорите ничего Лесли. Боюсь, она расстроится. Она все еще думает о нем как о маленьком невинном дитяти.
— Кстати, сама она в прекрасной форме, — заметил Соломон. — Не правда ли?
— О да, в замечательной. — Возможно, Соломон и был истинным ценителем и открывателем талантов. Но в качестве барометра, улавливающего колебания женских настроений, он явно никуда не годился. Стрэнд вспомнил, как Лесли уверяла его, что Хейзен и Нелли Соломон любовники. Уж лучше бы следил за своей женой, а не судил о том, в какой форме пребывает Лесли.
И хотя сама Лесли внешне держалась замечательно, Стрэнда не оставляло тревожное ощущение, что это всего лишь напускная веселость и бравада, дань вежливости, а не показатель изменения ее настроения. Причем он был не единственный, кто замечал это. Джимми, возивший миссис Соломон в деревню за покупками, по возвращении отвел Стрэнда в сторонку и спросил:
— А мама в порядке? — Голос его звучал встревоженно.
— Разумеется, — резко ответил Стрэнд. — А почему ты спрашиваешь?
— Миссис Соломон говорила в машине, будто бы заметила кое-что. Когда мама думает, что ее никто не видит, то она смотрит… печально. Да, именно так она и выразилась. А когда разговаривает с людьми, то держится как-то отстраненно, словно находится за занавесом. Так сказала Нелли.
— Ты сам что-нибудь заметил? — спросил Стрэнд.
— Да я же тупой, — ответил Джимми. — По мне, так мама всегда выглядит одинаково. Ну разве что когда бранит меня, становится другой. Правда, на этой неделе она еще ни разу меня не бранила. — Он усмехнулся. — Может, это дурной знак?..
— Если эта дама еще раз заведет с тобой подобную беседу… — Стрэнд вдруг понял, что злится на Нелли Соломон за ее проницательность, — …можешь сказать ей, что мама в полном порядке. Лучше и быть не может.
Джимми с подозрением взглянул на отца, и Стрэнд понял, что несколько переусердствовал.
— Ладно, — сказал Джимми и резко сменил тему. «В семье появился еще один занавес, — подумал Стрэнд. — Между мной и сыном».
Как ни странно, но на протяжении этих нескольких дней он так и не сумел выбрать подходящего момента и рассказать Лесли о разговоре с Бэбкоком. Что же касается Лесли, она почему-то ни словом не упомянула о ленче с Хейзеном в Нью-Йорке. Занавес, о котором говорила миссис Соломон, опустился задолго до Дня благодарения.
Было уже совсем поздно, когда они приехали в Данбери. Дороги были забиты, люди спешили домой после праздников. Сперва завезли домой Линду — она жила неподалеку от Хейзена, в Ист-Сайде. Линда опаздывала на какое-то вечернее мероприятие, на котором обещала быть. Джимми пожелал родителям доброй ночи и вышел — он торопился на свидание. Соломоны ехали в город на своей машине. Хейзен настоял, чтобы по дороге Лесли со Стрэндом зашли к нему перекусить. Он специально позвонил из Хэмптона и велел слуге купить еды. И они очень мило поужинали холодными цыплятами, салатом; была даже бутылка белого вина. Хейзен отослал Конроя домой, но заказал лимузин — отвезти Стрэндов в Данбери. Стрэнд было запротестовал, но Хейзен, как всегда, лишь отмахнулся.
— Чудесные получились праздники, Рассел, — сказала Лесли и поцеловала Хейзена на прощание. — Я словно заново родилась.
— В таком случае надо повторить, — весело заметил Хейзен. — Через неделю, десять дней, возможно даже, на Рождество. И постарайтесь, чтобы ребятишки тоже приехали. Когда они здесь, этот старый дом словно оживает.
Сидя в лимузине на заднем сиденье, Лесли опустила голову на плечо мужа и задремала. Если бы они сейчас ехали куда угодно, только не в Данбери, он чувствовал бы себя почти умиротворенным. Тихое посапывание Лесли, четыре дня праздников, не отмеченные какими-либо выдающимися событиями, но проведенные так приятно, — все это настраивало на оптимистичный лад. И ему казалось, что теперь он может пойти к Бэбкоку и со всей искренностью заявить, что ничего страшного с женой не происходит. Что кризис миновал, причины, вызвавшие его, исчезли, что она вполне способна справляться со своими обязанностями в школе и что нет никакой необходимости отправлять ее в отпуск по болезни. Он не переставал твердить себе, что миссис Соломон совершенно напрасно говорила о рассеянности и других странностях в поведении Лесли. И в то же время Стрэнд со всей ясностью понимал: подобные его мысли вызваны отчасти эгоистическими соображениями. То, что ему придется провести несколько недель, а то и месяцев, без Лесли, казалось просто невыносимым.
Он почувствовал, как жена заворочалась под боком и сняла руку с его плеча.
— Еще не приехали? — Сонный голос звучал капризно, как у маленького ребенка.
— Уже почти приехали.
— Славные получились каникулы, правда? «И никогда, никогда не кончится твоя земля, о славный мой Лонг-Айленд», — напела она и тихо засмеялась. — Я бы остаток жизни могла провести там. Писала бы понемножку, смотрела на океан и ни о чем не думала, окруженная этими милыми богатыми и щедрыми людьми. — Она снова засмеялась. — А тебе бы, наверное, было скучно, да?
— Да нет, сомневаюсь, — ответил Стрэнд. — Я бы играл в гольф. Или занялся плетением корзин.
— Хорошо, что Рассел уже начал строить планы на Рождество. И чтобы обязательно провести его всей семьей. — Тут она вдруг резко выпрямилась. — Послушай, а почему, как ты думаешь, Кэролайн сказала по телефону, что никогда больше не приедет в Хэмптон?
— Говорила что-то такое насчет мальчишек… — Стрэнд сделал вид, что и сам не понял. Он от души надеялся, что Лесли никогда не узнает, в чем крылась истинная причина. Пусть лучше ломает голову и дальше, чем узнает о том, как Кэролайн сражалась в машине и едва избежала изнасилования. — Может, она находит молодых людей в Аризоне более привлекательными и сфера ее интересов находится теперь исключительно там. — Собственный голос казался ему глухим, точно он говорил сквозь комок ваты.
— Знаешь, надо написать ей хорошее, вразумительное письмо, — сказала Лесли. — Чтобы она наконец поняла: мы не собираемся проводить каникулы без нее. Это чистый эгоизм с ее стороны — портить нам праздники под каким-то дурацким предлогом.
— Уверен, она поймет и приедет, — заметил Стрэнд.
Машина подкатила к дому, и Стрэнд увидел свет в окнах на втором этаже. Было уже половина одиннадцатого, и мальчикам полагалось выключить его, но он подумал, что они собрались и обмениваются впечатлениями о проведенных каникулах. Он вышел из машины и направился к дому, следом шел шофер с сумками. И едва успел подняться на крыльцо, как дверь резко распахнулась и навстречу ему выбежал мальчик. Босой и в пижаме, он сломя голову бросился вниз по ступенькам, едва не сбив его с ног. Не успел Стрэнд опомниться, как дверь снова распахнулась, следом вылетел еще один мальчишка и кинулся вдогонку за первым. Второго Стрэнд узнал. Это был Ромеро, в джинсах и свитере. Ни один из учеников не издал ни звука. Но в свете лампы, что висела над дверью, Стрэнд заметил в руках у Ромеро нож.
— Прекратите! — крикнул он. — Прекратите сию же минуту!
— О Боже! — вскрикнула Лесли.
Однако мальчишки и не думали останавливаться. Первый, куда крупнее Ромеро, метнулся за дерево, спрятался там, потом метнулся вправо. Ромеро, бежавший бесшумно и быстро, нагнал его, прыгнул на спину, и оба они кубарем покатились по земле. Ромеро оседлал противника, уселся ему на грудь. Стрэнд подбежал к ним и успел перехватить руку Ромеро с маленьким ножом, которую тот уже занес для удара.
— Ты что, совсем сбесился? — Стрэнд выкручивал мальчишке запястье, ощущая, какое оно тоненькое и одновременно сильное, точно кабель под током. — Ромеро! Брось нож! Сейчас же!
Похоже, услышав собственное имя, Ромеро пришел в себя. Он бросил нож на землю, обернулся и взглянул на Стрэнда.
