Феликс Сарнов - Кошки говорят Мяу
28
Я забрал авторские книжки, терпеливо отстоял в очереди в кассу и получил один миллион, триста двадцать пять тысяч российских рублей, завез книжки домой и поехал на вокзал — встречать дочку и… бывшую жену.
Встреча состоялась. На вполне идейно выдержанном уровне…
29
После ужина (запивали сосиски с гречневой кашей «Мартелем», оставшимся от визита Рыжей) дочка, уставшая после дороги, быстро заснула, жена пошла в ванну, а я плюхнулся на диван, включил телевизор, и задумался…
Естественно, задумался о предстоящем разговоре с женой, и вдруг меня как-то удивило… Черт, я не испытывал ни малейшего беспокойства, ни малейшей неловкости, ни малейшей… тревоги от предстоящей
(… твою мать! Ведь мы прожили с ней черти сколько лет, в конце концов, у нас — дочь!..)
семейной разборки. Я должен был испытывать тревогу, у меня должно быть предвкушение чего-то неприятного, точно так же как в машине, в «Мазде» Ковбоя, я должен был бояться, должен был испытывать страх — это естественно, это нормально и… неизбежно — но я…
Точно так же, как тогда в «Мазде» у меня не было страха, не было у меня сейчас и тоскливого предвкушения неизбежной семейной сцены. Но — почему?.. В машине я чувствовал, я знал, что той разборки, которую ждет Ковбой, не будет, а сейчас… Я что, так же знаю, что не будет и семейной сцены? Но почему? Я же сделал свой выбор, я уйду отсюда, от этой не нужной мне бабы, которой и я давно не нужен. Я уйду к Рыжей, я выбрал ее…
— Дурак, — звякнул
(в комнате?… В моем мозгу?.. В воображении?..)
где-то неподалеку холодноватый равнодушный голосок. — Ты выбрал, но что ты выбрал?
Я взглянул на Кота, он равнодушно посмотрел на меня своими круглыми желтыми фонариками глаз… Нет, не желтыми, а
(Господи, как же они умеют менять взгляд!.. Даже цвет взгляда!..)
зелеными… Зелеными, как… как стодолларовая купюра, а потом перевел взгляд на экран телевизора. Я машинально вслед за ним скосил глаза на экран.
При виде ведущего эн-тэ-вэшных новостей я вдруг вспомнил тот странный
(кошмар?… видение?..)
бред, в котором я бродил по квартире, искал Кота и натыкался на… мертвых. Ну, да, ведь они все были мертвыми, они давно умерли, ушли — все, кроме… Почему же она — тоже была там? Среди мертвых, и…
И то, как она отпрянула от меня в прихожей, когда я хотел ее обнять…
И Кот, вставший в переноске, странно мяукнувший и уставившийся на ее «Мерседес»…
И это странное, будешь меня помнить?..
И что это за нелепая процессия — там, на экране — двигающаяся к какому-то собору?..
Я прибавил звук в телевизоре (Кот, не отрываясь, пристально смотрел в экран), Михаил Осокин сообщил мне про очередной приезд какой-то великой княгини в Санкт-Петербург, сделал короткую паузу, и вдруг его худое лицо опять как-то осунулось
(или мне только так показалось?..)
постарело, и словно с трудом выдавливая из себя слова, он сказал:
— Криминальная хроника. Гибель московского предпринимателя в автокатастрофе, о чем мы сообщали два дня назад — машина, в которой находился предприниматель с шофером и охранником, была обстреляна из скрывшейся иномарки и врезалась в трамвай на пересечении… — в голове у меня загудел какой-то колокол и я пропустил кусочек фразы… — имела сегодня продолжение. Сорокатрехлетняя жена… Простите, вдова предпринимателя, выйдя сегодня, в начале пятого из своего дома и сев в свой «Мерседес 190SL», была взорвана вместе с принадлежавшим ей авто. Взрывная мощность устройства, заложенного в автомобиль, была такова, что от машины и ее владелицы почти ничего не осталось, а в двух подъездах и первых трех этажах элитного дома, недалеко от станции метро «Проспект Мира», вылетели все стекла. По предварительным данным взрывное устройство… — в голове снова бухнул колокол, и я опять пропустил кусок фразы. — … по факту взрыва возбуждено уголовное дело и начато следствие. Работники правоохранительных органов пока воздерживаются… Вас ждут еще новости спорта и… А сейчас — реклама на канале эн-тэ-вэ…
Every time you eat… Каждый раз во время еды…
30
Какими-то деревянными пальцами, я нажал кнопку пульта и выключил телевизор. Посидев несколько секунд, не двигаясь, я встал, и чувствуя какое-то странное, неприятное покалывание в ногах
(пониже ляжек, повыше коленей… Там, где когда-то проехались колеса «Жигуля»…)
вышел на балкон. Кот спрыгнул с кресла и с важным видом пошел за мной.
Я стоял на балконе, уткнув ничего не видящие глаза в круглый желтый диск луны, висящий в чистом вечернем небе. Мне хотелось завыть на этот диск, мне очень хотелось завыть на него, но я знал, что это бессмысленно и…
Бесполезно.
Я вернулся в комнату, зачем-то подошел к письменному столу и тупо уставился в темный дисплей компьютера. Почему? Почему-почему-почему? — дергалась у меня в мозгу, как заезженная пластинка, одна мысль.
Кот пришел за мной, вскочил на стол и потрогал лапой стопку привезенных мною сегодня книжек «короля ужасов». Хороший роман… Я взял в руки верхний экземпляр, машинально перелистал страницы и выхватил взглядом первые попавшиеся строчки:
«Такова моя воля…», — говорит Он, и «Да, Господи, — отвечаю я. — Да исполнится воля Твоя». А в сердце своем я проклинаю Его и вопрошаю: «Почему, почему, почему?..» И все, что я слышу в ответ, это: «А где была ты, когда Я сотворил этот мир…»
Я захлопнул книжку, с минуту постоял у стола, потом уселся в кресло, и уставился в темный экран телевизора.
— О-о, вышел этот здоровенный роман, — раздался за моей спиной голос жены.
Я медленно обернулся — она стояла у двери в махровом халате и расчесывала влажные волосы, глядя на меня с иронической улыбкой.
— Сейчас будет хороший фильм по эн-тэ-вэ — посмотрим? А вообще, надо бы тарелку эту поставить, говорят там крутят чудные… Ты купил себе куртку? Это, конечно, заменитель? Что за страсть к дешевке… Нет, — усмехнулась она, — рожденный ползать летать не…
— Конечно, моя донна, — хрипловато выговорил я. — И уличная кошка не станет жить в городской квартире…
— Как прикажешь это понимать? — она недоуменно вскинула брови. — И что это за «донна»? Ты так какую-нибудь шлюху зовешь?
— Уже нет, мадам. Высоко в горы вполз уж… Чего ему, интересно, там понадобилось, а? За каким… он туда поперся? — пробормотал я, уставясь на валявшуюся под столом сумку.
— Уже наклюкался, — буркнула жена, усевшись на диван. — Наверно еще до ужина принял. И переноску для Кота откуда-то притащил. Ты что, возил его куда-то? И почему сумка под столом валяется?
— Так…
— А что ты туда напихал? Еще какую-нибудь дешевку купил?
— Угу… Дешевку, — механически кивнул я, подавив желание вытряхнуть из сумки всю «дешевку» прямо ей на халат и поглядеть, как у нее глаза на лоб полезут.
— Ладно, — она потянулась, так что махровый халат разошелся у нее на груди. — Ты бы хоть вид сделал, что соскучился.
… Зачем лезть из кожи, стараясь трахнуть какую-нибудь мисс Европу, если можно трахнуть собственную жену, представив себе, что это — мисс Европа?..
Я попытался включить «рубильник» воображения и представить… Рыжую. Ничего не получилось. Я прикрыл глаза и попытался еще раз — мне было глубоко наплевать на… как это сказать… ну, на супружеский долг, что ли, и вообще на все, что связано с женой… Бывшей женой. Я хотел лишь убедиться в том, что «рубильник» работает, что он — со мной, во мне, но…
Он не работал.
В мозгу была мертвая пустота, и в этой пустоте висела…
Моя дешевая сумка, набитая аккуратными банковскими пачками.
Вот так, значит? Ну, что ж, тогда придется учиться играть в другие игры. Придется сбрасывать старую кожу, чтобы… хорошо села новая? Лайковая куртка Ковбоя? Что ж… Придется охотится на другой территории.
Я взглянул на Кота, сидевшего на моем письменном столе и трогавшего лапой глянцевые переплеты книжек. Он посмотрел на меня.
Доброй охоты?..
— Ты хотела фильм смотреть? — спросил я бывшую жену.
— Ну… Не знаю, — протянула она и кивнула на Кота. — Смотри, какой у него хищный взгляд — как будто охотится, а?
— Охотится, — механически повторил я, глядя в уставленные на меня желтовато-зеленые круги кошачьих глаз. — Что ж тут странного? Ночь на дворе, а кошки… — я неожиданно зевнул и прикрыл глаза, — кошки всегда охотятся… — я совсем закрыл глаза и откинулся на спинку кресла; на меня навалилась какая-то вязкая дремота, в которой я расслышал одно слово и лишь через секунду-другую сообразил, что сам пробормотал его. — Ночью…