Владимир Романовский - Русский боевик
— Вы в данный момент откуда прибыли? — спросил он с достоинством.
— Из Великобритании, — с достоинством ответил мистер Хеннинг, и чуть улыбнулся.
Блондин рассмотрел печати на паспорте мистера Хеннинга.
Убедившись, что прононс у Хеннинга «транс-атлантический», блондин приметно просветлел.
— А помимо Великобритании где-то еще побывали в этот раз?
— Да, конечно.
— Где же?
— В Швеции и в Германии.
Серые глаза тепло посмотрели на Хеннинга.
— Добро пожаловать домой, — сказал блондин, отдавая Хеннингу паспорт.
Пройдя после этого официальный таможенный контроль и получив с конвейера свой чемодан, Хеннинг легким беззаботным шагом прошел к стоянке такси. Толстый черный таксист нехотя вылез из-за руля и открыл багажник.
— Куда едем, брат? — спросил он лениво.
— Верди Сквер.
— Это где?
— Семьдесят Вторая и Амстердам.
— Ясно. Через Баттери-тоннель поедем?
— Нет. Через мост Квинсборо.
— Через Трайборо быстрее.
— Это так кажется. Не обращайте внимания.
— Там пробки.
— Везде пробки. Не волнуйтесь, я дам на чай. Много.
У Сквера Верди Хеннинг зашел в бар и, втиснувшись вместе с чемоданом в туалет и заперев дверь, быстро переоделся в джинсы, кроссовки, свитер, и спортивную куртку. Костюм, пальто, и ботинки он пихнул в чемодан.
Зайдя в знакомую, «французским способом», химчистку и подозвав одного из китайских служащих, он отдал ему чемодан на хранение до завтра. И сунул служащему двадцатку. Можно было оставить чемодан в автоматической камере хранения на автовокзале или на Пенн Стейшн, но камеры эти, показанные во всех голливудских боевиках, находятся под пристальным вниманием нью-йоркской полиции, что Хеннингу было совершенно ни к чему. Пусть их Голливуд развлекает, полицейских.
Он позвонил Хьюзу, и Хьюз, оказавшийся в неурочный час дома, вышел на Бродвей и встретил Хеннинга в забегаловке, специализирующейся на бубликах с рыбой и кофе. Одет он был в псевдо-богемного покроя неделовой костюм — ни дать не взять новое поколение профессуры Колумбийского Университета.
Оба купили себе кофе, сели за столик у окна.
— Как человек слова, — сказал Хеннинг, — я готов исполнить вашу просьбу.
— Russian or English? — по старой памяти спросил Хьюз.
— Давайте по-русски. Смешнее.
— Все бы вам зубоскалить.
— А что? Давеча смотрел по ящику комика этого… седой такой… совершенно не смешно. Вообще все комедийные шоу стали не очень смешные. Унылые какие-то. Я совершенно точно знаю, что дело не в моем возрасте — я наизусть помню некоторые реплики из разных шоу двадцатилетней давности. И Косби, и Мерфи тогда действительно развлекали, и даже Робин Уильямз иногда, хоть и не часто, говорил забавные вещи. Сейчас все шутки стали какие-то…
— Идеологические, — подсказал Хьюз.
— Да. Ну так чем же я могу вам помочь?
— Не знаю, можете ли.
— Попробуем.
— Дело такое, Милн… Давеча прихожу в банк…
— Так…
— Вставляю карточку…
— Так…
— А денег на счету нет. Хотя я точно помню, что должно быть около тридцати тысяч. Иду к клерку. Начинают выяснять. Находят какую-то непонятную ошибку. Исправляют. Деньги появляются, но на исправление уходит полтора часа. До этого мне отключают телефон за неуплату, хотя в моей жизни ни разу не было случая, чтобы я не оплатил счет вовремя. Каждый вечер мне звонят по десять раз непонятные личности. Не рекламные агенты, а именно непонятные личности. В ящике у меня лежат письма на мое имя из непонятных стран, от нелегальных деловых образований — впору дело шить. Давеча мне объявили выговор на работе, за то, что я некорректно обошелся с какой-то блядью, которой я выписал штраф — хотя какой к свиньям штраф, когда я в форме не ходил лет десять уже, и квитанции с собой не ношу. Какие-то все время мелкие недоразумения. Можно сказать, что это такая…
— Стезя, — подсказал Милн.
— Да. Но человек я в высшей степени рациональный, и в сте… стязи… стези… не верю.
— Я вам помогу.
— Благодарю.
— Прямо сейчас. Дайте мне ваш мобильник.
— Зачем?
— У меня с собой нет мобильника. А если бы и был, я бы не стал им сейчас пользоваться.
Хьюз протянул Милну мобильник.
— Hello, Mike? Guess who.
Милн рассказал Майку о некой программе Джей-Ди-Одиннадцать, по которой сейчас гоняют Хьюза за какой-то давний грех. Чем-то Хьюз не угодил федеральным властям, куда-то влез, где его не ждали — с кем не бывает. Милн объяснил, что Хьюз — человек лояльный, что он ровно ни в чем не виноват, что медленную эту травлю следует прекратить сегодня же. Хьюз, конечно же, может уйти из полиции, уехать к черту на рога в Монтану, и устроиться там в хозяйственный магазин — считать гвозди. Поскольку в Монтане, да и в Небраске, да и в Оклахоме можно работать где попало, а жить вполне прилично, иметь просторную квартиру с видом на коров, пасущихся в близлежащих холмах. Но зачем же Хьюзу расплачиваться за чью-то бюрократическую ошибку? Майк возразил в том смысле, что ничего обо всем этом не знает. Тогда Милн сказал Майку, что он тоже ничего об этом не знает, но последствия для начальника отдела, курирующего по совместительству программы Джей-Ди-Одиннадцать, могут быть весьма неприятные. Майк закусил удила и спросил, какие же это последствия Милн имеет в виду. Милн ответил, что раз в месяц он будет неожиданно появляться в жизни начальника отдела и бить ему морду, а потом исчезать. Пусть начальник отдела нанимает охрану, пусть спит в бункере, пусть уедет в Австралию или на Аляску — это все равно. Каждый месяц Милн будет его находить и давать ему в морду. Майк возразил, что Милн не может знать, что именно данный начальник ответственен за Джей-Ди-Одиннадцать, да и применяется ли Джей-Ди-Одиннадцать к Хьюзу, или Хьюз просто блажит — неизвестно, да и вообще неизвестно — существует ли Джей-Ди-Одиннадцать, или это такая внутриконторная легенда. На что Милн ответил, что ему до всего этого нет никакого дела, и пока Хьюз блажит, морда начальника отдела будет подвержена повреждениям ежемесячно. Майк послал Милна на хуй и повесил трубку.
— Можете не беспокоиться, — сказал Милн Хьюзу. — Вас оставят в покое. И даже, возможно, дадут повышение.
— Мне не нужно повышение, — возразил Хьюз. — Я недолюбливаю свой участок, мне не импонирует перспектива проводить весь день в конторе. Вы уверены?
— Да. Способ верный. Изобрел его некто Лерой, именно в противовес Джей-Ди-Одиннадцать. Он на Ист-Сайде работал. Он до этого был тройной агент, но его оставили в покое сразу после выхода его в отставку и принятия на работу в полицию. Скажите, Хьюз, не действовала ли во всей этой истории — моей, не вашей — какая-то третья сила? Какое-нибудь тайное общество?
Хьюз улыбнулся, оправляя рукав безупречного костюма.
— Есть два типа людей, Милн, — сказал он.
— Всего два?
— Помолчите, — строго сказал Хьюз. — Когда я говорю, следует молчать, иначе невежливо. Так вот, есть два типа людей. Люди, увлекающиеся конспирологией. И люди, не увлекающиеся конспирологией. Конспирология плоха тем, что очень увлекает и затягивает. Получается неимоверное количество вариантов, что затрудняет не только работу детектива, но и обыкновенные мыслительные процессы рядового гражданина. Посему я предпочитаю не увлекаться конспирологией.
— То есть вы попросту отметаете любой вариант, имеющий признаки принадлежности к конспирологии.
— Да.
— Всегда отметаете.
— Всегда.
— Третьего не дано?
— Не понял.
— Нельзя ли допускать конспирологическое решение временами, не часто, раз в год, например?
— Нельзя. Вредит работе.
— Да, прав Стенька, — задумчиво протянул Милн. — Знак — он Знак и есть, все подвержены, везде только два варианта, остальные отметаются.
Хьюз не счел нужным спросить, кто такой Стенька.
— А чего вы ожидали? — спросил он риторически. — Говорят, что человек единовременно может помнить только о семи вещах. Семь вещей — это очень много. Две — гораздо удобнее. Это как с цензурой. Нынче в моде свободный выбор, все этим выбором бредят, и цензура поэтому слегка расплывчатая стала. Публике, для создания иллюзии выбора, предлагаются два варианта, оба прошедшие цензуру, и состоящее в легком противоречии друг с другом. Делается вид, что остальных вариантов просто не существует. Когда человек высказывает предположение, что есть еще варианты, на него смотрят, как на сумасшедшего. Как в русской шутке про Рабиновича, который спросил, нет ли в хозяйстве другого глобуса.
— Шутка не о том. Кроме того, русские называют шутки анекдотами. Уж не знаю, почему. Как вы думаете, Хьюз — почему?
— Не знаю. Возможно, шутки им представляются былью, чем-то, на самом деле произошедшим. Кроме того, русские очень любят политические шутки.
