Руслан Белов - Встретимся через 500 лет!
– Посмотрим, что в этой коробочке? – подмигнул ему Шерлок.
– Давайте, – ответил Ватсон, приятельски улыбаясь.
Холмс открыл коробку, стал быстро, по диагонали, читать карточки, передавая прочитанные кукле. На все у него ушло десять с небольшим минут.
– Не правда ли любопытно? – сказал затем Ватсону.
Тот не ответил, глаза его приклеились к испачканной кровью последней карточке, в которой описывалось аутодафе в замке под названием Эльсинор. Шерлок, удовлетворившись озабоченным видом своего творения, сказал:
– Вы сейчас скажете, что эта карточка составлена одним из давешних пациентов клиники, записным сумасшедшим. И будете не правы. Почему? Да потому что, попроси меня кто назвать весь этот комплекс строений, я бы назвал бы его Эльсинором. И еще, вы заметили, Ватсон, наш санаторий недавно горел? Наше крыло пострадало мало – поджигатели, видимо, забыли отключить в нем систему пожаротушения, но левое крыло, первый и второй корпуса выгорели дотла. Что? Как я это узнал? Очень просто. Весной садовник мимо наших окон возил на свалку у кладбища поживу своих грабель, и я видел в мусоре уголья. Больше всего их было в тачках, нагруженных близ Первого корпуса и правого крыла Эльсинора. Так что я думаю, сведениям, почерпнутым нами из этих карточек можно верить.
Ватсон мысленно взял со стола свою трубку, набил ее табаком из кисета, предложенного Холмсом, закурил.
– Я знаю, о чем вы сейчас размышляете, мой друг. Я тоже отметил, что многие пациенты и служащие нашего санатория изрядно напоминают лиц, охарактеризованных в обнаруженной мною картотеке. Возьмем хотя бы профессора Перена. С нашим профессором Пикаром они похожи как две капли воды. А хозяйка дома под дубами? Она же вылитая мадмуазель Генриетта, хотя ей лет двадцать пять.
– Она же Астарта, а богини не стареют, – сказал Ватсон.
– А наша горничная Аннет Маркофф? Вы заметили у нее шрам на лбу?
– Да, – кивнул Ватсон. – Как врач скажу, что ему не больше года.
– А что вы еще отметили? – спросил, Холмс поощрительно глядя.
– Я отметил, что наш новый садовник чем-то похож на полковника Епифанова, написавшего последнюю карточку. А прежний садовник, как сказано в этих карточках был похож на Пуаро. Человек же, который был садовником до человека, похожего на Пуаро, был похож на дивизионного комиссара Мегре. Из этого можно заключить, что грабли по вас плачут.
Холмс насупился.
– Вижу, я огорчил вас преждевременностью своего вывода, – помолчав, посмотрел доктор извинительно.
Холмсу захотелось взять его за ноги, хрястнуть со всех сил об столешницу. Однако он удержался. Удержался, обстоятельно снарядил трубку, закурил. Запустив несколько колец к потолку, сказал:
– Факты, которые имеются в нашем распоряжении, на мой взгляд, позволяют понять, что происходило в Эльсиноре. И почему происходило.
– Мне кажется, кто-то хочет расширить ваши познания, – сказал Ватсон.
– Не понял? – удивился Холмс.
– А вы посмотрите туда, – указал доктор трубкой на окно.
Холмс, повернув лицо в сторону окна, увидел, что за ним висит на ниточке свернутый в трубочку лист писчей бумаги.
– Вы считаете, я должен принять это послание? – спросил Холмс, подумав.
– Сложный вопрос, – погрузился доктор Ватсон в раздумье.
– Согласен с вами, – сказал Холмс и сделал то же самое. Послание от такой реакции адресатов нервно задергалось.
Спустя несколько минут Ватсон очнулся. Отметив, что малява висит, как недельный висельник, колеблемый уже не желанием высказаться, но ленивыми токами летнего воздуха, сказал глубокомысленно:
– С одной стороны, прочитав это послание, несомненно, касающееся темы нашей беседы, мы с вами почувствуем себя джентльменами, нуждавшимися в помощи и получившими ее. Вы хотите этого, Шерлок?
– Ни в коем случае, Ватсон.
– А с другой стороны, не прочитав его, мы, извините, вы, будете чувствовать себя джентльменом, из ложной гордости пренебрегшим фактами или воплем о помощи. Вы хотите этого, Холмс?
– Ни в коем случае, мой друг.
– В таком случае, вам следует принять это послание.
Подумав с полчаса, Холмс встал, открыл окно, высвободил записку – нитка тут же взвилась в небо.
– Почему вы не читаете? – спросил Ватсон, когда он вернулся в свое кресло.
– Вы знаете, мне кажется, что письмо подписано вами. И это меня убивает.
– Вас убивает то, что кто-то прознал, что вы – Шерлок Холмс?
– Да.
– Я удивлен этим вашим заявлением, не скрою. Вы ведь знаете, что Мегре, Пуаро и Жеглов в свое время проживали в этом самом номере, в котором мы с вами сейчас находимся. И вам известно, что некий Луи де Маар, самозабвенно игравший роли инспектора Люки, бравого капитана Гастингса, а также капитана Шарапова проживали аккурат над этим номером. Из этого можно уверенно предположить, что в настоящее время над нами проживает человек, узурпирующий мое имя.
– Я сказал вам неправду, мой друг, сказав, что меня убивает смерть моего инкогнито. Я сказал вам неправду из дружеских чувств, которые испытываю к вам с незапамятных времен.
– Понимаю. Вы не хотите, чтобы я ревновал?
– Да, именно так, доктор.
– Спасибо, Шерлок, вы согрели своими словами мое несуществующее сердце. Тем не менее, скажу, что никак не могу ревновать к человеку, принявшему мое имя лишь потому, чтобы приблизится к вам так, как близок я. Вы – гигантская планета, достойная многих спутников, движимых тяготением вашей личности.
Холмс мысленно посчитал, сколько у него осталось подушек. Одна в спальне, две малые на диване. Значит, в принципе, у него может быть еще три спутника. Больше чем у Земли, Плутона и Марса, но меньше, чем у остальных планет Солнечной системы. Это обижало. Но с другой стороны 17 спутников, как у Сатурна, было бы многовато[83], ногу негде будет поставить. Придя к этому выводу, он принялся читать послание свыше.
– Ну и что он там написал? – спросил Ватсон, когда Холмс бросил на стол листок, тут же свернувшийся в трубочку.
– В письме, подписанном доктором Ватсоном, правда, с заместительской закорючкой, написано, что наши с вами жизни, также как и жизни остальных обитателей Эльсинора, находятся под угрозой.
– Какой такой угрозой? – обвисли пухлые щеки Ватсона.
– Нас могут уничтожить так же, как уничтожили прежних обитателей Эльсинора. Некий Орден Бога Неприкосновенного продолжает действовать, и новые его крестоносцы уже внедрены в клинику И я думаю, что этой угрозой не стоит пренебрегать, ведь люди, согласившиеся внедриться в Эльсинор через смерть, не могут не быть достойными противниками.
– Внедриться в Эльсинор через смерть? Что-то новенькое. Вы это недавно измыслили?
– Только что.
– Знаете, что мне кажется, Холмс?
– Что вам кажется, Ватсон?
– Если прочтение этих карточек интеллектуальным образом привело к рождению в вашем уме новой информации, и если Эльсинору грозит уничтожение, то вы, забыв обо мне, должны немедленно написать новые.
– Вы мужественный человек, Ватсон.
– Мне нечего терять кроме куриных перьев, которыми вы меня набили. А вот вам…
– Я не думал о бегстве, мой друг. Ни минуты.
– Секунды думали?
– Секунду думал. И стыжусь этого.
– Зря стыдитесь. Секунду вы, великая личность, были просто человеком.
– Пожалуй, был… Но, честно говоря, я еще не знаю, на чьей стороне правда. Ведь все они, да и мы с вами – крестоносцы. Крестоносцы разных верований, заблуждений, идеологий, наконец… Все мы несем крест, возложенный на нас прошлым или людьми, живыми или умершими – неважно…
– Знаете что, Шерлок, не надо банальных философий… Возьмитесь лучше за перо, изложите все на таких же карточках. Уверен, это поможет нам во всем разобраться.
– Вы правы, мой друг. Карточки на столе перекладываются и складываются гораздо лучше, чем мысли в голове… Где у нас письменный прибор и бумага?
– Бумага в правом ящике стола, письменный прибор – прямо перед вами, – сказал Ватсон, зевая в кулак.
– Вы замечательный секретарь! – расцвел Холмс. Спустя минуту он уже писал.
– А я тем временем, пожалуй, вздремну. Человека-подушку, – снова зевнул Ватсон, – постоянно клонит в сон.
4. От Апекса до кладбища
Закончил он работу ранним утром. Встал, сделал в быстром темпе несколько привычных гимнастических упражнений. Запыхавшийся, постоял у окна, глядя на три дуба и молодую женщину в белом платье, величаво восседавшую под одним из них в шезлонге. Взял с секретера воображаемую скрипку. Поиграл Шуберта, Piano sonata D. 960.
– Для нее играете? – спросил сзади Ватсон.
– А, вы проснулись! – обернулся Холмс, опустив скрипку.
– Вы так играли…
– Да, вы правы, в последнее время струны что-то дребезжат. Пожалуй, их стоит заменить.
– Думаю, струны тут ни причем.
– Это предсмертная соната Шуберта, она в последнее время не покидает моей головы, – ответил Холмс.
