Кеннет Харви - Город, который забыл как дышать
И вдруг мисс Лэрейси поняла, почему среди этих тел не было Урии, почему его не прибило к берегу. Родители Урии умерли много лет назад, а детей у него не было. С его смертью прервалась цепочка.
Даг Блеквуд не торопился возвращаться в больницу. Он прошел вдоль кирпичных стен, пересек дорогу и неспешно начал спускаться по хорошо утоптанной тропинке, петляющей в высокой траве между двумя домами. Впереди раскинулась бухта. Даг остановился, набрал полную грудь соленого морского воздуха и стал пробираться между камней к воде. Старик положил игрушечного кита на волну, чтобы посмотреть, как он будет держаться. Кит закачался, чудно накренился, немного покружил на одном месте, все больше и больше пропитываясь водой, и, наконец, грустно затонул и опустился на илистое дно. Даг в гневе оглянулся на больницу.
– А чего еще ждать от дерева из такого гиблого места? – пробормотал он.
На берегу лежала выброшенная прибоем толстая ветка. Камни перекатывались под ногами у Дага, он с трудом добрался до деревяшки, поднял ее обеими руками и довольно ухмыльнулся. В длину почти метр и в толщину сантиметров тридцать. Даг отнес свою добычу в глубь берега и там пристроился на большом камне у самого края пляжа, где уже начиналась полоса темной земли. Старик достал нож, зажал дерево в пальцах и начал все сызнова.
– Уж этот-то выйдет как надо, – бормотал он, кивая в такт движениям рук. – Дерево-то из моря. Значит, уж точно плавает.
Вскоре проступили очертания кита, Даг поднял его вверх и начал разглядывать игрушку на фоне синего неба. Он покачал рукой, словно кит плыл по волнам, потом встал и, довольный собой, снова двинулся к кромке воды. Волны мягко шуршали о гальку, носки кроссовок сразу промокли. Не обращая на это никакого внимания, Даг наклонился и положил кита на сверкающую поверхность воды. Встав во весь рост, он с гордостью следил за тем, как кит разворачивается и направляется в открытое море, потом снова описывает дугу и преданно возвращается к его ногам.
– Совсем другое дело, – громко сказал Даг, сам себе подмигнул и достал кита из воды. Затем трижды встряхнул игрушку, чтобы избавиться от капель на деревянном брюхе, и двинулся в обратный путь.
Он вошел в приемное отделение, сморщился и раздраженно прошипел: «ч-черт». Антисептиком смердело невыносимо. Солдат у дверей уже не было. Заходи в любой коридор, никто тебя не остановит.
Даг сунул кита под мышку и быстро пошел к палате Тари, яркий свет в коридорах слепил глаза, наконец он добрался до дверей со звоночком. И рядом надпись: «Звоните». Старик навалился на кнопку, стараясь отдышаться. Незнакомая встревоженная медсестра впустила его. И тогда Даг соврал, сказав, что он дедушка Тари.
– Подождите здесь, – велели ему таким тоном, что у старика сразу как-то нехорошо заныло в груди. Женщина быстро скрылась в конце коридора. Через несколько секунд появился врач.
– Вы дедушка Тари?
Даг переложил кита из одной руки в другую.
– У меня для вас печальная новость.
– Какая такая новость?
– У нее остановилось сердце.
– Что? – закричал Даг.
– Произошла остановка…
– Что? – Даг орал все громче. – Где ее мать?
– Она с девочкой.
– А отец?
– Простите, я не знаю, где он.
– Джозеф?
«Кто-то знакомый. Она знает, как меня зовут». Нервы были на взводе. Он заглянул в шкаф, надеясь обрести там убежище. Внизу тянулись полки, на них лежали старая обувь, выцветшие коробки из-под шляп всех форм и размеров и огромные шерстяные пледы. В нос сразу шибануло нафталином, Джозеф запомнил этот запах с тех пор, как мальчиком разбирал вещи в доме своей бабушки. Нет, в шкаф он не поместится, а если и влезет, то дверь закрыть не удастся. Кто-то снова позвал его, взволнованный голос раздавался уже прямо за спиной.
– Джозеф?
В ушах громко бухало сердце. Он повернулся, на пороге стояла Клаудия, одетая в кремовое платье с расклешенными рукавами и замысловатой бронзовой вышивкой. На ногах тапочки в тон. Волосы подколоты, несколько прядей выбились из прически, бледная тонкая шея открыта.
– Это ничего? – спросила она.
– Что? – Он почувствовал странную легкость в руке и обнаружил, что выронил сумку Ким. – Что «ничего»?
– Что я вошла в дом. Из своего-то я уже вышла. Каждый дом, знаете ли, – отдельный мир. Мы живем во множестве разных миров.
Джозеф нервно взглянул на шкаф.
– Я искал…
– Просто удивительно, как мы цепляемся за старую рухлядь. Антиквариат. Музейные экспонаты. Они похожи на мертворожденных детей.
Джозеф скривился и кивнул. Клаудия стояла прямо перед ним, лицо бледное, розовые губы слегка приоткрыты, руки мирно сложены на круглом животике. Со вчерашнего дня она похудела еще больше, только живот слегка выпирал под платьем, на фоне маленького бледного личика выделялись огромные темные глаза.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Джозеф.
Без малейшего усилия и удивительно быстро она оказалась в двух шагах от него.
– Знаете, – сказала Клаудия, – я часто думаю, не утопиться ли мне в море. Вместо этого я сбросила в воду всех остальных. Думала, мне станет легче, ведь тогда мы все окажемся в одной лодке, так сказать. – Она рассмеялась. – Вот только я позабыла об одной детали. Вылепить себя. – Клаудия придвинулась еще ближе, ее дыхание касалось губ Джозефа, язык едва ворочался во рту, рука почти накрыла его ладонь, почти, но еще не совсем. – У меня теперь открылись глаза. Я вижу мир удивительно ясно, потому что наблюдаю за ним со стороны. Грустно, не правда ли? – Она, наконец, коснулась его холодными кончиками пальцев.
– Тари в больнице, – выпалил Джозеф, – мне… – Он бормотал все тише и неуверенней, одновременно отступая назад и оглядываясь на закрытое окно. Прямо за стеклом сплетались ветви дерева. Клаудия наводила на Джозефа ужас. С другой стороны, говорила и вела себя она так соблазнительно, что устоять было невозможно. Опасность всегда возбуждает. Сгущающаяся атмосфера опасности. Но как же ему начать жизнь с Тари и Ким заново, если он позволит себе соединиться с Клаудией? Потерять голову с Клаудией. Или с Ким. Потерять себя. Можно было бы выпрыгнуть из окна, вцепиться в ветку и висеть на ней, сколько потребуется, висеть, пока не подоспеет помощь.
– Как Тари? – Клаудия придвинулась еще ближе. И снова тронул его руку. Пахнуло гниющими цветами, разложением, палыми листьями.
Джозеф покачал головой. Не стоит говорить с Клаудией о Тари. Он почувствовал себя виноватым и рассердился. Какое она имеет право произносить имя его дочери? Никакого. Особенно теперь, когда Тари больна. Никакого права не имеет.
– Она жива?
– Да, – твердо ответил Джозеф. – Жива. – Он качнулся вперед, надеясь проскочить мимо Клаудии, но побоялся, что она схватит его за рукав. Кожа у нее была удивительно белая. Длинные пальцы сплетались и расплетались на круглом животике, будто корни растений. Джозеф никак не мог оторвать взгляда от ее рук. Внутри Клаудии плавал ребенок. Чей ребенок? Внезапно ткань платья зашевелилась.
– Пойдемте вниз. Я вам приготовлю шиповниковый чай. – Она расцвела в очаровательной улыбке, и Джозеф немного успокоился.
Клаудия начала спускаться по лестнице. Джозеф наклонился за сумкой Ким. В ушах так шумело, что он едва слышал шаги соседки. Он вышел в коридор и остановился на верхней ступеньке. Клаудия на кухне уже гремела посудой. Джозеф глубоко вздохнул и медленно пошел вниз. Дверь в гостиную по-прежнему была закрыта.
– Мне надо обратно в больницу, – крикнул он, но ответа так и не дождался. – Клаудия! До встречи. Я поехал, ладно?
Ни звука. Ни слова.
Джозеф сделал несколько шагов по направлению к кухне, слышно было, как на плите посвистывает чайник. На стенах в прихожей висели картины, преимущественно спокойные морские виды: закат над океаном, синяя гладь. Он вспомнил рисунок Тари: зеленовато-коричневый шар с красно-оранжевой серединкой. Солнце внутри Земли.
Джозеф шагнул через порог кухни. Клаудия спиной к нему разливала чай по двум большим кружкам. Она двигалась очень женственно, грациозно и уверенно. В Джозефе снова шевельнулось желание и даже нечто, похожее на восторг. Вот она стоит перед ним, такая доступная, такая сексапильная. Их прошлое не запятнано браком.
– Мне надо… – сказал он.
Клаудия повернулась и мягко посмотрела на него. В ней была какая-то легкость, естественность, которой он раньше не замечал. Джозеф никогда не видел, чтобы она улыбалась. Он уже не понимал, почему рассердился, когда Клаудия заговорила о болезни Тари.
– Мы вышли из одной волны, Джозеф, – пояснила Клаудия.
– Волны?
Ее пальцы сплелись с пальцами Джозефа, заставили его отпустить сумку Ким, дно мягко ударилось об пол. Кожа у Клаудии была теплая. Джозефу показалось, что его рука больше не принадлежит ему, что она отделилась от тела и стала самостоятельным живым существом. Он посмотрел на собственные пальцы, потом поднял голову и заглянул в глаза Клаудии. Она шагнула к нему и прижалась лбом к его плечу.
