Самид Агаев - Правила одиночества
Ислам подозвал официанта и заказал шашлык из осетрины и бутылку белого вина.
Выйдя из ресторана, он взял такси и отправился в Дарнагюль.[36] У ворот ПТУ, открытых настежь, стоял плохо одетый мужчина — то ли охранник, то ли просто бездельник. Он поздоровался, вопросительно глядя на Ислама.
— Я здесь когда-то учился, — сказал Ислам. Мужчина покачал головой:
— Давно, наверное, это было. — Он говорил с гянджинским акцентом.
— Давно, — подтвердил Караев.
Училище было занято беженцами из Шуши — этот город был оккупирован армянами. Общежитие, учебные корпуса — везде жили люди. На волейбольной площадке были натянуты веревки, на них висело постиранное белье. Ислам прошелся немного по территории, с грустью глядя на современные когда-то здания. Теперь они представляли жалкое зрелище: почерневшие окна, облупившиеся, отсыревшие стены. В производственных мастерских размещался автосервис. Футбольное поле почему-то было заасфальтировано.
В воротах Ислам оглянулся: на плацу перед главным учебным корпусом он увидел шеренги учеников. Утреннее построение, предшествующее началу занятий, ребят из своей группы, мастера Добродеева, коротышку директора на ступеньках и нависающего над ним еврея-завуча, который говорил по-азербайджански, коверкая слова: «Зарафат, зарафат, сонра хэстэ!» (что означало «шутка, шутка» — потом «больной», в смысле — шутки до добра не доводят.) Всю эту картину заливало яркое утреннее солнце.
Где ты, Сеня?
Вернувшись в Москву, Ислам сразу позвонил Сенину, но того не оказалось дома. Ислам представился и спросил, где он.
— Вы знаете, я сама уже начинаю беспокоиться, — голос жены звучал встревоженно. Он отпросился на встречу с друзьями: баня, там, посиделки с гитарой — у него круг друзей все больше из комсомольской юности. Я, собственно, привыкла: он уходил в баню, а возвращался через сутки. В этот раз он халтуру взял на выходные: какой-то монтаж-демонтаж оборудования. Но его нет уже несколько дней! Если завтра не появится, пойду в милицию. А вы, если что-то узнаете, сообщите мне, пожалуйста.
Ислам обещал. Халтура на выходные с большой долей вероятности могла означать, что Сенин был у Нины. Значит, поиски надо было начинать оттуда. Телефона ее Ислам не знал. Но зрительная память у него была хорошая. Вечером Ислам сел в «тальбо» и отправился на «Белорусскую».
Дом он нашел без труда, поднялся на третий этаж, позвонил. Нина открыла дверь, не спрашивая «кто там?» — по деревенской привычке.
— Здравствуйте, вы меня помните?
— Ну как же не помнить — директор рынка! Заходите.
— Да я, собственно, на минуту, спросить кое-что.
— Все равно заходите — не здесь же разговаривать! Соседи уже к глазкам прилипли, зачем мы будем им удовольствие доставлять? Заходите. Я вас чайком угощу с земляничным вареньем. Сама собирала.
— Чаю, да еще с земляничным вареньем, я бы выпил с удовольствием. Но у меня нет времени.
— Да я только что чаевничать собралась, все готово. Много времени это не займет.
Нина была из тех людей, которым лучше уступить, чем объяснить, почему ты не можешь этого сделать. Ислам прошел в комнату. Нина принесла чай и поставила перед гостем розетку и вазу с вареньем.
— Накладывайте.
Ислам кивнул и положил себе две ложки.
— Да больше накладывайте!
Ислам положил еще одну.
— Пробуйте.
Ислам поднес ложку ко рту:
— Изумительно!
— Да, сама собирала, сама варила! — Похвала была ей приятна. — Ну, а как вы, как идет торговля?
— Никак не идет — рынок закрыли власти.
— Это они могут. Уж что-что, а закрывать они горазды!
— Я ищу Сенина, — сказал Ислам, — позвонил ему домой, а жена говорит, что он уже неделю отсутствует. Я подумал: может быть, вы знаете?
— Понятия не имею. Я его не видела с тех пор, как вы были у меня.
— Где же он может быть?
— А кто его знает!
— Жена встревожена, в милицию хочет обращаться. А вас это не беспокоит?
— Абсолютно нет! Это раньше я бесилась, с ума сходила, а потом пару раз поймала его на табелировании — и успокоилась раз и навсегда. Бабенку, наверное, новую подцепил — там и прохлаждается. Жена ведь его знает про меня. И наш Шурик, как Ленин: жене говорит, что он у любовницы, а любовнице — что у жены, а сам шасть — и налево. Да пропади он пропадом — даже бровью не поведу! Вам-то он зачем?
— У нас с ним общие дела. Если объявится — пусть позвонит, или вы позвоните, если вас это не затруднит.
— Хорошо, мне не трудно, я позвоню.
Ислам протянул ей визитную карточку.
— Кстати, а вы знаете, что с вашей девушкой Марио встречался?
Нина радостно улыбалась. Ислам с удивлением посмотрел на нее.
— Нет, не знаю.
— Да и у них, кажется, шуры-муры.
— Вот как… А почему вас это так радует?
— Не знаю, — Нина пожала плечами, но улыбаться перестала, — шустрая девица: пришла с одним, ушла с другим.
— Вроде бы она со мной ушла?
— А что это меняет? Успела же она с ним как-то переглянуться — при вас, между прочим.
Ислам теперь понял, почему Нина так настойчиво приглашала его на чай.
— Ну, что же делать, — сказал он, — молодые сейчас все такие, на ходу подметки рвут. Не успеешь отвернуться — а она уже с другим. Спасибо за чай, я пойду.
Ислам поднялся. Прощаясь, Нина сказала:
— У Саши, если он вам нужен срочно, есть закадычный друг, Брахманов Игорь. Он музыкант, на гитаре играет в ночном клубе для гомосексуалистов, где-то на Сретенке. Они друг другу всё рассказывают.
— А почему он играет в гей-клубе, он голубой?
— Да нет, он нормальный — ко мне как-то приставал, когда Сенин лишку выпил. Просто там платят больше.
— Адрес не знаете?
— Где-то на Сретенке, а где именно — не знаю.
Префектура размещалась в здании бывшего райкома КПСС. Это было глубоко символично, хотя подобным вещам мало кто придавал значение. Народ наивно думал, что покончил со старым режимом, но люди, заправлявшие в прошлой жизни, никуда не делись. Они даже не вышли из этого дома — может быть, поменялись кабинетами, табличками — впрочем, таблички поменяли все. Но те же секретари, инструкторы, специалисты продолжали отправлять власть. В приемной за столом сидела молодая девица. Она встретила Караева взглядом, говорившим, что она не даст по пустякам беспокоить своего начальника. Но Ислам знал толк в обращении с секретаршами. Никаких «по личному» — для этого есть определенные часы, запишитесь в канцелярии, никаких «по служебному» — для этого есть специалисты, в крайнем случае заместитель. Ислам действовал иначе: он достал из нагрудного кармана визитку и протянул девушке.
— Передайте, пожалуйста, Георгию Сергеевичу (прочитал на табличке) и скажите, что я уже здесь.
На лице девицы отразилось некоторое недоумение, но все же она встала и скрылась за массивной дверью, наследием прошлых величественных времен. Через несколько минут она вернулась, благосклонно кивнула Исламу.
— Подождите, пожалуйста, сейчас вас примут.
Ислам опустился на один из стульев, достал из кармана мобильный телефон и набрал номер Сенина. По-прежнему никто не ответил. В этот момент раздается зуммер телефонного аппарата. Девица подняла трубку и пригласила Ислама войти в кабинет.
Префект сидел под портретом президента, у окна, выходящего во внутренний дворик. Невысокий — этого не могло скрыть даже то, что он был за столом, что обычно скрадывает проблемы роста, — но крепок, на вид слегка за пятьдесят. Смотрел он на посетителя настороженно, поминутно трогая флажок с российским триколором. На лице дежурная полуулыбка. Указал на стул. Ислам сел и без обиняков стал объяснять цель своего визита.
— Весь идиотизм в том, — начал он, — что я до сих пор не знаком с вами…
Префект удивленно поднял брови.
— …но я тот самый человек, который хотел приобрести в аренду пустырь у железной дороги.
На губах префекта появилась брезгливая усмешка.
— Аренда муниципальной собственности предоставляется через аукцион, — сказал он. — Вам необходимо обратиться в коммерческий отдел.
Ислам ПОНЯЛ: объяснения бессмысленны, надо переходить к делу. Он взял листок бумаги, лежавший на столе. Написал несколько цифр и положил перед чиновником.
— Я передал их через посредника, его фамилия Сенин.
Префект сложил лист несколько раз и вернул Караеву.
— Я даю вам ровно две минуты для того чтобы вы покинули мой кабинет и больше сюда не возвращались, — сказал он, — а потом вызову сюда милицию — она здесь недалеко, пост находится на первом этаже.
— Да, я заметил, — Ислам поднялся, — возможно, я ошибаюсь — в таком случае, вы должны меня простить. Но если не ошибаюсь — я верну свои деньги, будьте уверены.