Кристофер Прист - Престиж

По узкому центральному проходу я дошел до противоположной стены и тут, на верхней полке последнего стеллажа, вдруг увидел тело ребенка.

Перед смертью мальчик яростно сопротивлялся. Голова запрокинулась назад и повернулась вправо, рот скривился, будто в плаче, широко раскрытые глаза смотрели вверх, волосы разметались. Его конечности были напряжены, словно он боролся, пытаясь вырваться на свободу. Одежду его составляли джинсы, спортивный джемпер темно-вишневого цвета с надписью «Волшебная карусель» и голубые парусиновые туфельки. На бирке, заполненной, как и все прочие, от руки, значилось:

А сверху стояло имя мальчика: Николас Джулиус Борден.

Я сорвал бирку и сунул ее в карман, а потом, подтянув к себе детское тельце, взял его на руки. Стоило мне до него дотронуться, как внутреннее ощущение присутствия брата, постоянно сопровождавшее меня с раннего детства, стало отпускать и быстро сошло на нет.

Впервые в жизни я ощутил его отсутствие.

Не сводя глаз с брата, лежащего у меня на руках, я попытался придать его телу другую позу, чтобы удобнее было его нести. Конечности, шея и туловище оказались податливыми, хотя и не слишком – будто отлитыми из прочного каучука. Мне удавалось изменить их положение, но они тут же возвращались к прежнему виду.

Когда я попытался хотя бы пригладить его вихры, они вмиг растрепались с той же непокорностью.

Я крепко прижал его к груди. Тельце не показалось мне ни холодным, ни теплым. Детская ручонка, вытянутая вперед и сжатая, видно, от испуга, в кулачок, коснулась моей щеки. Облегчение от того, что я наконец-то разыскал брата, заслонило все остальные чувства – кроме страха, который обуял меня в этом склепе. Перед тем как двинуться к выходу, мне предстояло сделать несколько шагов назад, поскольку в узком проходе было не развернуться.

Я держал в руках свое прошлое, не зная, что у меня за спиной.

Но что-то там было.

Глава 3

Не оборачиваясь, я попятился назад и, дойдя до главного коридора, медленно повернул к выходу. Голова Ники задела за приподнятую ногу ближайшего трупа. Лакированная туфля стала мерно раскачиваться из стороны в сторону. Я в ужасе отшатнулся.

Совсем рядом, метрах в трех от того места, где я остановился, было ответвление, которое вело в следующий грот. Оттуда и доносился рокот генератора. Я подошел поближе, но кривая притолока оказалась слишком низкой; никто не потрудился расширить эту щель и сделать проход более удобным.

Теперь двигатель урчал во всю мощь; в ноздри ударил запах паров бензина. Сразу за входом в гроте горело несколько лампочек, их свет падал на выщербленный пол. С тельцем Ники в руках мне было здесь не протиснуться, поэтому я, пригнувшись, попробовал хотя бы заглянуть внутрь.

Мне открылась узкая полоса того же каменного пола, и я распрямил спину.

У меня пропала всякая охота любопытствовать. По коже пробежал холодок.

В гроте я ничего не увидел. Если оттуда и доносились какие-то звуки, их заглушал механический рокот. Никакого движения не ощущалось.

Я сделал шаг назад, потом еще один, стараясь не наделать шума.

В гроте кто-то затаился – без звука, без движения, за пределами видимости, в ожидании, что я войду внутрь или отступлю.

Я все так же ступал спиной вперед, шаг за шагом, по узкому, тускло освещенному проходу, маневрируя между полками, чтобы ноги и голова Ники не зацепили какое-нибудь из мертвых тел. От страха меня покидали силы. Колени дрожали, руки, сжимающие тельце Ники, сводило судорогой.

Из глубины грота раздался мужской голос, который подхватило эхо:

– А ведь ты – Борден, верно?

Я не мог выдавить ни звука; меня сковала жуть.

– Так я и знал, что ты рано или поздно за ним явишься.

Голос звучал слабо и устало, это был почти шепот, но в подземелье он раскатисто отдавался от каменных сводов.

– Он – это ты, Борден, а все остальные – это я. Заберешь его с собой? Или останешься здесь?

По грубо обтесанной стене метнулась призрачная тень – и вдруг, к моему ужасу, рокот генератора начал утихать.

Свет лампочек сделался янтарно-желтым, тускло-красным, а потом погас.

Меня окружала непроглядная тьма, а фонарь лежал в кармане пальто. Чтобы его достать, мне пришлось высвободить одну руку, удерживая мальчика другой.

Не без труда вытащив фонарь, я включил его трясущимися пальцами. Луч заплясал по стенам, так как я одновременно пытался получше ухватить фонарь и покрепче прижать к себе тело Ники.

На стенах пещеры дергались тени от поднятых ног.

Кое-как защищая непокрытую голову Ники, я протискивался между стеллажами, то и дело задевая полки плечом или локтем и сбивая пластиковые футляры бирок.

Я боялся оглянуться. Незнакомец шел за мной по пятам! У меня подгибались ноги; не знаю, как я не упал.

Поднимаясь по неровным ступеням, я больно ударился головой о выступающий из свода камень и едва удержал в руках детское тельце. Меня шатало из стороны в сторону, но я, уже не пытаясь светить прямо перед собой, втянул голову в плечи и все же одолел лестницу. Тоннель за ней шел в гору, и мертвый груз сильнее и сильнее оттягивал мне руки. Я подвернул ногу и привалился к стене, однако не упал, восстановил равновесие и побрел дальше. Меня подхлестывал страх.

Наконец я добрался до внутренней двери. Почти не замедляя хода, я распахнул ее ногой.

Позади в тоннеле слышались шаги – чья-то ровная поступь по мелкому каменному лому.

Ноги сами понесли меня вверх по лестнице, к выходу. Сквозь щели на верхние ступени намело снегу; я поскользнулся и, падая, выронил мертвого ребенка! Ринувшись вперед, я всей тяжестью навалился на дверь.

Мне открылись сплошные сугробы, темные очертания дома, пара освещенных окон, открытый дверной проем, лампа, горящая в прихожей, – и снежный шквал, низвергающийся с неба!

Внутри меня закричал мой брат!

Он лежал, распростертый поперек лестницы, и мне пришлось спуститься за ним. Еле передвигая ноги, я выбрался наружу и ступил на снежный покров.

Спотыкаясь и увязая в сугробах, я держал курс на распахнутую дверь дома. За спиной черным прямоугольником зиял открытый склеп. Я то и дело оглядывался, боясь, что преследователь так просто не отстанет.

Вдруг со стороны дома полыхнули прожекторы охранного освещения, и я на миг потерял ориентиры. В слепящих лучах неистово билась пурга. В дверях стояла Кейт, одетая в стеганое пальто.

Я хотел ее предостеречь, но голос меня не слушался. Скользя и шатаясь, я с трудом передвигал ноги, держа перед собой Ники. Каким-то чудом я добрался до бетонного пятачка перед входом и онемело ввалился в освещенную прихожую мимо застывшей у порога Кейт.

Она молчала и только неотрывно смотрела на детское тельце. С трудом переводя дыхание, я развернулся, прошаркал к ней, привалился к дверной раме и вгляделся в снежную мглу, туда, где едва различимо темнела арка склепа. Кейт замерла рядом со мной.

– Смотри… склеп! – только и смог я выдавить. – Смотри туда!

Ничто не нарушало снежной белизны, ничто не проступало за буранным вихрением. Отступив на шаг от порога, я опустил Ники на каменные плиты прихожей.

Порывшись в кармане, я нащупал бирку и сунул ее в руки Кейт. Мне казалось, я никогда не смогу отдышаться.

– Вот, гляди! Почерк! Тот же?

Повернувшись к свету, она сосредоточенно изучала надпись, а затем подняла взгляд и посмотрела на меня в упор. Ее зрачки расширились от страха.

– Тот же самый? Верно? – выкрикнул я.

Она прижалась ко мне, схватив меня обеими руками за локоть. Ее била дрожь.

И тут отключилась система охранного освещения.

– Включи прожектор! – заорал я.

Кейт потянулась назад и дернула рубильник, а потом снова вцепилась в мою руку.

В лучах света кружился снег. Сквозь метель мы едва различали пасть склепа. У нас на глазах оттуда выплыл призрачный мужской силуэт. Незнакомец, одетый во все темное, зябко кутался, пытаясь защититься от пурги. Из-под капюшона выбивались длинные черные лохмы. Он приложил ладонь козырьком, прикрываясь от слепящего света. Ему наверняка было известно, что мы следим за каждым его шагом, но он не проявил ни интереса, ни беспокойства. Так и не взглянув в нашу сторону, не повернувшись лицом к дому, он ступил на заснеженную землю, съежился на ветру, втянув голову в плечи, потом скользнул направо, начал спускаться по склону, петляя между деревьями, и вскоре скрылся из виду.

1

Профессор магии (фр.).

2

Зд. титулование дочери пэра.

3

Пока не могу для себя решить, кому адресован этот рассказ. Кто такие эти «потомки», для которых я пишу с полным знанием дела? Предназначена ли эта история для публикации и распространения среди нашего профессионального братства? Тогда надо опустить множ-во подробностей личного свойства. Нек-е мои коллеги (в т. ч., разумеется, Дэвид Девант и Невил Маскелайн) обнародовали технические описания своих номеров, а мой великий наставник, Андерсон, регулярно продавал мелкие профессиональные секреты, чтобы оплачивать счета. Значит, прецедент имеется. Такого рода огласка непредосудительна, но, Думается, мои записи должны увидеть свет только после кончины Энджера (т. е. после его безусловной кончины). Я бы сказал, эта история – не для широкой публики.