Сергей Кузнечихин - БИЧ-Рыба (сборник)
И как вы думаете – почему?
Нет, не потому, что иркутская самая любимая – просто у нее муж речник. А дядька давно мылился на Байкале порыбачить.
Видите, какой тонкий ход?
Лососевые места
А вот еще про Север. Про самый Крайний. Самый-самый, где коэффициент один к двум. Встанешь там лицом к солнцу, вернее, к той стороне, откуда оно должно подниматься: по правую руку море подо льдом, а по левую – тундра, такая же пустая, как замерзшее море, ни былиночки, ни прутика из-под снега не видать.
Вот куда занесло. Хорошо еще – ненадолго.
Поселили меня в четырехкомнатной квартире. Она гостиницу заменяла. Площадь вроде и небольшая, но вместительная. Даже кухню под номер приспособили, да еще и «люксом» обозвали. Хозяйка хвасталась, что в летние месяцы по сорок душ pазмещала. Конечно, если половину жильцов под койки загнать, можно и шестьдесят упаковать. Только не пойму – чем они дышали, эти сорок душ? Окна ведь не раскроешь – комары съедят. Разве что и к человеческим легким применить полярный коэффициент – один к двум. Дыши и помни, сколько тебе за это платят.
Но мне повезло. Я приехал сразу после новогодних праздников, и в гостинице барствовало всего три человека: семья врачей в «люксе» и связист Толик в проходной комнате.
К Толику меня и подкинули.
Забавный мужик. Ему давно за тридцатник перевалило, плешина полголовы раскорчевала, а физиономия – словно у допризывника. Глазки синие-синие и наивные-пренаивные. Врачи-то на Севере новичками были, они как раз отдельную квартиру поджидали, а Толик прожил в поселке больше десяти лет. У него и квартира там была, да он ее жене оставил, а когда жена улетела на материк, в квартире остался ее очередной муж с племянником.
При чем здесь племянник?
Я, грешным делом, не понял. Толик в ту пору уже в общежитии обитал. В нем он три зимы перезимовал. Пока пожар не случился. Отчего загорелось, никто не знал. Но у Толика в комнате была самодельная цветомузыка, вот и решили, что виноваты его провода. Комендантша – бывшая учительница немецкого языка, в технике пробка пробкой, по ее соображениям все беды шли от электричества. Общежития в поселке были деревянные, а гостиница – каменная. Поэтому его и переселили. В целях противопожарной безопасности. Но Толик не очень-то расстраивался, верил, что стоит вернуться из отпуска его начальнику, и все утрясется.
Точно уже не помню, вроде на другой день после моего приезда сидим мы, переставляем шахматишки, Толик рассказывает, как объяснял учительнице немецкого языка закон Ома… и вдруг открывается дверь, без стука, разумеется, и входит хозяйка с новым жильцом. Представительный такой мужик. И у хозяйки лицо подобающее, сразу в претензии: накурено, дескать, и койки не по уставу заправлены, и вообще распустились… Психологическая атака, неясно только, на чью психику нацеленная. Новенький вступиться было попробовал – ему все-таки с нами жить, а не с ней, но быстро сообразил, на чьей стороне сила, и сделал выводы.
А когда узнал, что лысый Толик двенадцать лет проторчал на Севере и не построил себе квартиру на материке, да еще и платит каждый день по рубль восемьдесят пять за койку в гостинице, – перестал его уважать.
Сам-то он подзаработать приехал.
Ну а у Толика свои соображения. И понеслись принципиальные разговоры.
Бесплатное кино, честное слово.
Начинал Толик. Усаживался перед Мыколой, а тот сам себя так называл, усаживался, значит, с серьезным лицом и спрашивал:
– Значит, материальную базу решил создать?
Мыкола подвоха не улавливает и обстоятельно отвечает, как ребенку несмышленому вдалбливает, хотя были они одних лет.
– Нет, не базу, – говорит, – хату купить собрался.
А Толик дальше путает:
– Неужели у вас под Бердичевом такие дома дорогие? – будто не знает.
А Мыкола уже заводиться начинает:
– Я же тебе говорил – с-под Тирасполя я! Сказанул! То Бердичев, то Тирасполь! Это здесь без разницы, что Алдан, что Магадан – везде мороз, везде ничего не растет.
А Толик дальше подзуживает:
– Неужели и в Магадане побывал?
– Нет, – говорит и удрученно так вздыхает, – в Магадан сейчас тяжело пробраться. В Майский – пожалуйста. Два года на него истратил, и никакого толку. Вот уж где холодрыга. А коэффициент на тридцать процентов меньше здешнего.
Думал, что отбрил лысенького хлопчика, а Толик его с другой стороны цепляет:
– Вот видишь, а ты говорил, что у нас везде без разницы!
– Так не об этом речь, – кричит Мыкола, – виноград ни там, ни здесь не растет!
А Толик глазки наивные поднимает и спрашивает:
– А что, разве нельзя без винограда?
Толик раз пять его об этом спрашивал, а Мыкола каждый раз психовал. Побегает, повздыхает и начинает объяснять, почему нормальный человек не может жить без винограда, черешни, свежих овощей и прочих витаминов. Он объясняет, а Толик таращит на него свои синенькие глазенки, поддакивает… А на другой день снова спрашивает:
– Неужели нельзя без винограда?
Но надолго Мыколу не хватало. Уставал. Нервы кончались. Подзарядка требовалась, восстановление какое-то. И он шел в «люкс». Причешется перед зеркалом, галстук поправит – культурный, дальше некуда. Даже в дверь по-особому стучится. Докторша хоть и молодая была, но толстая и внимательная. Чаем его угощала. Беседы умные вели.
Это по вечерам, а с утра уходил он искать работу. Неделю, наверное, выбирал, если не больше. Боялся прогадать. И начальство расспрашивал, и работяг через одного пытал. Соберет данные и в гостиницу – сначала нам выложит, потом докторше с мужем. Все советы внимательно выслушает и задумается. Лежит на койке, словно пищу переваривает, и, что характерно, не засыпает. Толик проверял. Надумается вдосталь, потом встает и начинает учить Толика житейской мудрости:
– Это надо же быть таким дурным. Двенадцать лет прозябнуть на Севере – и ни кола ни двора. Ты хоть в кооператив запишись.
А Толик опять свое, словно не понимает, зачем человеку квартира на западе, если он на Севере живет.
У Мыколы от такой наивности щека дергаться начинала. У него двухкомнатная на третьем этаже, и то он считает, что ничего еще не достиг. Сосед у него и машину новую купил, и видео крутит… Вспомнит про соседа, глаза сразу мечтательными делаются, и начинается любимая песня: про то, как заработает недостающие гроши, купит домик на земле и посадит какой-то сверхредкий сорт винограда. Домик он уже присмотрел, только беспокоился, как бы не подорожал этот райский уголок, пока он на Севере мается. И тут же спрашивал у нас, как мы считаем – подорожает или нет. Толик, разумеется, говорил, что обязательно подорожает. И мечтатель снова задумывался, снова подсчитывал, сколько же ему придется отмантулить на Севере, чтобы вернуться наверняка.
И так каждый вечер. Пока работу не подыскал. Он уже и в общагу переезжать собрался. Да случилась закавыка.
Документы у него оказались не в порядке. Паспортистка рассмотрела, что дата выписки из Майска подтерта и переправлена. Не знаю, как он ей объяснял эти подтирки, а из того, что нам плел, я ничего не понял, даже Толик не смог разобраться до конца.
Скорее всего, было так.
Пpиехал он из Майска под свой тираспольский Бердичев, огляделся и понял, что северных грошей на домик с землицей маловато привез. Значит, надо поворачивать оглобли. Пока думал да гадал, считал да пересчитывал – времечко уплыло. Калитка захлопнулась. Вот и пришлось цифирки в штампе подрисовывать. Южную прописку он не ставил, в своей-то квартире всегда успеется, и получилось, будто он только что из Майска. Это мне так кажется, а как на самом деле было – не знаю. Но Аэрофлот он заморочил и обошел.
Не очень хитрое дело, говорите?
Зря. На Север пробраться далеко не просто. Система пропусков отлажена дай боже, и контроль тройной. Из Певека, помню, вылетали. Вещи у меня досматривал не какой-нибудь ефрейтор, а мужичок с майорскими погонами, и с майорской зарплатой, разумеется. Чувствуете цену? Приставил он свой миноискатель к моему рюкзаку – запищало. Открываю, вернее, развязываю, показываю банки с тушенкой. А там еще два куска хозяйственного мыла, одна красноярская подружка просила, не было в городе такого сокровища. Майор эти кусочки взял и тоже миноискателем прослушал. А вы говорите, пара пустяков.
И таких вот спецов Мыкола вокруг пальца объехал по кривой и приземлился там, где хотел. А в задрипанном паспортном столе нарвался на глазастую девицу. Слишком рано расслабился. Но как знать, где поскользнешься.
Как он ее крыл!
– Змеюка, – кричал, – подколодная! Ей объясняют, что не субтропики здесь, а тундра, она за каждого человека обеими руками хвататься должна. Я же Север приехал покорять, не на пляже валяться, а она бюрократию разводит.
Что уж там за твердокаменная девица попалась? Почему не клюнула на его вздохи и жалобы – до сих пор понять не могу. Мы, например, все поплыли, даже Толик разомлел. Про докторшу я не говорю – та, как наседка над цыпленком, кудахтала.
