Сюзанна Бэк - Возрождение
Я выдавила из себя смех:
- А мы, конечно же, номер два и три, правда ведь?
- Боюсь, что в точку.
- Твое чувство юмора, Донита, просто пугает.
- Извини, - проронила она сквозь зубы.
- Да ладно, - ответила я, чувствуя нарастающую в голове боль. Такое тошнотворное чувство, как будто внутренности выворачиваются, и голова идет кругом. - Итак, мы должны делать что? Накручивать круги, пока кто-то не поймает нас или не решит, что делать с нами? В правительстве есть хоть кто-нибудь, кто на нашей стороне?
Я знала, что это нытье, но не могла остановиться.
- Да Ангел, есть. Хорошие ребята хотят заполучить Кавалло так же сильно, как и плохие. И они делают все, что в их силах, но, боюсь, это трудная борьба. Они борются против всей кучи политиков штата и сети приятелей-корешей размером с Китай. А ты сама знаешь, с какой быстротой крутятся колеса бюрократии.
- Как кленовый сироп зимой в Вермонте.
- Примерно так, - теперь была ее очередь вздыхать. - Прошу прощения. Мне полагается быть вашим адвокатом и вашим другом, а я облажалась и там и там.
- Нет, нет, Донита. У нас у всех просто такой плохой период. Мы просто будем кататься, пока ты не дашь нам знать, как идут дела, хорошо?
- Да, хорошо, - она была подавлена, но тут ее голос оживился. - Есть один неплохой момент все же. Если все это затянется надолго, то просто скиньте Кавалло в ближайший мусорный бак и поезжайте на запад. У меня там есть несколько друзей, которые о вас позаботятся. Они раньше работали по программе защиты свидетелей, и поверьте мне, когда я говорю вам, что им не привыкать делать так, что даже очень знаменитые люди исчезали.
- Надеюсь, не навсегда?
Она засмеялась:
- Нет, не так, как ты подумала. Так что, прижмите хвост, а я свяжусь с вами, как только я узнаю что-нибудь. А мне сейчас надо будет будить лейтенанта после свидания вчера вечером с блондинкой, которая вовсе не его жена. Пожелай мне удачи.
- Удачи.
- И вам тоже, Ангел. Передавай привет Айс.
- Передам.
- Спокойной ночи, Ангел.
- Спокойной ночи, Донита.
Я захлопнула телефон, а Айс убрала свою руку с моей и забрала его у меня. Положив его между сиденьями, она крепко меня обняла и положила мою голову себе на плечо:
- Все будет хорошо, Ангел, - прошептала она, целуя меня в макушку. - Я обещаю.
И потому что это была Айс, и потому что я любила ее и доверяла ей больше, чем я думала вообще возможно любить и доверять другому человеку, я сделала то, что подсказывало мне сердце. Я поверила.
*****
Кто бы ни сказал, что жизнь - это всего лишь одна большая серия кругов, он был прав на все сто.
Я не могу думать ни о чем другом, кроме как, почему, почти три года спустя, я сижу в гостиничном номере, очень похожим на тот, в котором я оказалась с Айс в день моего освобождения, пишу на дешевой бумаге и жду того момента, чтобы вновь и вновь бежать, опережая полицию на один шаг.
Такое впечатление, что три года между тем случаем и этим были лишь галлюцинацией или лихорадочной мечтой, от которой я никак не могла пробудиться.
Но изменения в моем теле и новые морщинки на лице рассказывают свою собственную историю, и лично я радуюсь тому, что это был не сон, что я испытала все это наяву.
24 часа прошли с момента разговора с Донитой, с которой я связалась отсюда. 24 часа самых плохих новостей.
Разумеется, все началось не так. Так никогда не бывает.
Донита сумела договориться с вице-губернатором, совершенно очевидно, нашим самым мощным союзником во всем этом. Он, казалось, не возражал против небольшого тет-а-тет со своим последним помощником и согласился сделать все, что было в его силах.
Все происходило слишком быстро этим утром, и я чувствовала внутри себя растущее чувство надежды. Даже Айс, казалось, вбирала настроение дня, и в ее глазах мелькали искорки, которых я не видела уже очень долгое время.
Но в одиннадцатом часу, в нашем случае, в полдень, все изменилось, когда вице-губернатор столкнулся с группой мужчин с гораздо большими топорами, чем у него, и весьма быстро потерял желание бороться.
Подобно платью Золушки, наши надежды канули в небытие и оставили после себя лишь изодранные тряпки.
Случилось так, что именно Айс ответила на тот звонок, и, само собой разумеется, наш сотовый телефон теперь история, да упокоятся его кусочки.
После этого она решила взять дело в свои руки. Таким образом, мы очутились здесь, недалеко от большого, среднезападного столичного аэропорта, в маленькой захудалой гостинице, которой управляют какие-то ее друзья. Друзья с огромными бородами, сломанными носами и телами, выглядевшими так, словно ими останавливали поезда, не испытав при этом никаких затруднений. Друзья, взявшие "темный характер" и превратившие его в произведение искусства. Друзья, которым Айс могла доверить свою жизнь. И мою.
Кавалло тоже был здесь, в отдельной комнате, за ним следил самый крупный из всей этой компании. Настоящий хулиган, наш пленник поворачивался лишь затем, чтобы встретиться взглядом со своим новым охранником. Я не слышала от него ни звука с тех пор, как мы оказались здесь, чему была очень рада, поскольку моя головная боль была способна остановить неистового быка.
Мы горько спорили сегодня. Такое впечатление, что это продолжалось несколько часов. Настолько горько, что я, должна признать, почувствовала крошечное острое ощущение опасности, просачивающееся в мою душу, пока я смотрела в ее глаза, серебристые и блестящие от гнева, глядящие в ответ на меня. Это длилось всего мгновение, но в ту секунду я чувствовала то, что, должно быть, чувствовали ее жертвы, оказавшись перед этими пылающими глазами. И это пугало. Потом она ушла, оставив меня с дрожью во всем теле.
Мы спорили о ее плане, конечно, и о моем участии в нем. Которое, надо сказать, сводилось к нулю.
Она хотела, чтобы я была далеко отсюда, далеко от нее. От опасности. Город большой, сказала она, и ее друзья помогут нам затеряться в нем. У нас были деньги, огромное спасибо Корине, и я могла приятно проводить время, наблюдая за разворачивающимися вокруг нас событиями. Я была бы в безопасности, сказала она. И на свободе.
И, разумеется, я на это не купилась.
Мы взялись за это дело вместе, и выйдем из него либо вдвоем, либо никак.
Я могу быть столь же упряма, как двухголовый мул, когда хочу этого. И на этот раз я "очень" этого хотела. Я не собиралась уступать. Ни ее просьбам. Ни ее гневу.
Это мое право - стоять рядом с ней. Я заработала его. И я от него не откажусь.
В конце концов, когда я это сказала, она ушла, гнев клубился вокруг нее, как грозовая туча. Она вернулась час или два назад, и, хотя, злость еще не оставила ее, ее настроение немного улучшилось.
Сейчас она спит, но это совсем не мирный сон. Она ворочается с боку на бок и временами тянется ко мне.
И, хотя каждая клеточка моего тела жаждет присоединиться к ней на узкой кровати, я этого не делаю. Потому что я знаю, что если поддамся своим желаниям, то проснусь на восходе солнца одна, а она будет далеко, очень далеко отсюда.
А я не собираюсь позволить этому случиться. Так что я сижу здесь, глотая чашку за чашкой остывшего кофе, проводя часы, марая бумагу и наблюдая за беспокойным сном моей возлюбленной, молясь, чтобы этот план принес нам мир, в котором мы так отчаянно нуждаемся.
Ее друзья дали нам машину. Машину настолько белую, что она могла бы гармонировать с ванильным пудингом, и никто бы в этом не засомневался. Эта машина будет нашим спасением.
Еще один ее друг отвезет Кавалло, связанного и накачанного наркотиками на заднем сиденье джипа, к долгосрочной стоянке аэропорта. Когда придет время, этот друг сообщит Доните о месте нахождения Кавалло, и преследование продолжится. И, если есть в мире правосудие, то Донита с хорошими парнями найдут его первыми.
Хоть я и сомневаюсь в этом.
Что же касается нас, то мы, на нашем маленьком автомобильчике, уже будем на пути к безопасному дому Дониты.
Я просто молюсь Богу, чтобы так и случилось.
*****
Они довольно забавны, те вещи, которые люди говорят, когда думают, что вы не услышите их. Я часто размышляла о словах женщин вокруг меня, ведь то, что я выбрала молчание, не значит, что я не могу услышать, слушать или чувствовать.
Я никогда не говорила об этом. Да и какой в этом смысл? Это уменьшило бы жалость в их глазах, когда они смотрят на меня? Это повернуло бы их мысли и слова к более приятным вещам?
В любом случае, я не переношу их жалости. Они молоды и наполнены жизнью. Их горе сгорает быстро и горячо, как вспышка пламени, и столь же быстро уходит, забытое под захватывающим грузом той жизни, которой они живут.
Мое горе задерживается, старый противник, пришедший на пепелище. Оно было со мной так долго, что иногда кажется скорее другом, нежели врагом.
