Галина Зарудная - Последнее желание
Она снова гуляла по пустым коридорам во время урока. И снова набрела в холле первого этажа на уборщицу цыганку. Женщина все так же сидела на табурете возле кнопок со звонками, блаженно уставившись в пустоту, и медленно водила глазами по незримому пространству.
Валерия бесшумно подкралась к ней сзади, но она даже не удивилась.
— Скажите, — спросила девушка, — человек отвечает за то, что у него не получается?
Цыганка обернулась, загадочно улыбаясь.
— За то, что не получается? Нет, конечно.
— А если это важно?
Женщина пожала плечами и снова воззрилась в невидимую точку.
— Но ведь мы можем менять судьбу? — продолжала Лера.
— Всегда.
— А если не получается?
Цыганка снова пожала плечами.
— Ну, а если все очень-очень серьезно, все по второму кругу, но у меня все равно не получается? Никак не получается.
Цыганка внимательно посмотрела на нее.
— Значит, ты отвечаешь за то, что у тебя не получается, — ответила она.
— Но как так?
— Ты плохо стараешься.
— Я много стараюсь.
— Если тебе доверили дело, значит, кто-то знает, что ты можешь его выполнить.
— А если ошиблись? Если не получится?
— Это плохо.
— Я не хочу плохо…
— Слушай, — вдруг изменила тон техничка, — что надо от меня?
— Мм… А, может, погадаете?
— Я сейчас погадаю! — вскинулась женщина, лицо ее стало совсем темным. — Я тебе цыганка с базара, что ли?
Лера поспешила ретироваться. Эти крики могли привлечь дежурных, что лупились в каком-нибудь углу в карты.
Быстро свернула в коридор, ведущий в столовую. Но не пройдя и нескольких метров, вдруг замедлила шаг.
В конце небольшого светлого коридора, у самого входа в столовую, обратившись лицом к окну, стоял, отбрасывая длинную тень, Фома. Одет как всегда не по-школьному: в джинсах, белой майке и косухе поверх. Идол 80-х голливудского образца. Как живописная вклейка из другого кино, параллельного тому, что являлось ей каждый день в совдеповской реальности.
На секунду она замерла, борясь с желанием сбежать от столкновения, но было поздно, он заметил движение краем глаза и повернул голову. Их разделяло от силы шагов двадцать. Она не спеша направилась к нему, натягивая улыбку.
Парень выглядел подавленным.
Она догадывалась, почему.
— Привет.
— Привет.
Решив использовать момент для примирения, Лера неловко начала:
— Фома, знаешь… ты прав… я неадекватная…
— Скорее эксцентричная, — поправил он, все так же поглядывая в окно.
— Точно, — кивнула девушка. — Хорошая формулировка, я почему-то забыла это слово… — Она на секунду задумалась. — Как эксцентричная Фиби из сериала «Друзья»… то есть… — Лера мгновенно заткнулась, краснея и проклиная себя за тарабарщину. — То есть… это же досериальная эра… Боже… О чем я?.. В общем… я часто говорю и делаю такое, что тебе не понятно. Многим не понятно… Но если ты презираешь меня…
— Презираю? — со спокойным тоном перебил Фома. — Напротив. Ты очень целеустремленная девушка, это правильно, нужно уметь добиваться того, что хочешь.
Словно стянулось что-то у нее на шее, она с усилием сглотнула.
Он же говорит не буквально?
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
Он мельком взглянул на нее и снова уставился в окно.
— Тебе нравится Глеб, ты его добиваешься… Выиграла олимпиаду по английскому, теперь ты звезда школы. Похвально!
Господи, он же не имеет в виду то, что говорит?
— А почему ты не на уроке? — Она переминалась с ноги на ногу, не представляя за что можно ухватиться, лишь бы заставить его просто посмотреть на нее, посмотреть нормальными глазами. — Я вот отпросилась с математики… не люблю математику в последнее время… Но ты с сумкой.
— Да, — ответил парень, — меня задержал директор…
Внезапно показалось, что на нее обрушились все верхние этажи вместе с крышей. А с ними и небо в придачу. Что вот ее уже расплющило по кафельному полу, забрызганному водой из рукомойников…
— И? — выдавила с усилием.
Фома напряженно смотрел в окно, сжимая губы.
— Он окуда-то узнал про наши гонки! — Когда он повернулся к ней, Лера так испугалась, что прижала ладони к лицу.
Он снова отвернулся к окну и небрежно дернул плечом:
— Пришлось дать зарок, что я не буду участвовать… Эдика жалко. Он ради всех старался…
Как бы ей не было сейчас противно и злостно, сколько бы она громов и молний не просила она послать на свою голову, все же облегченно вздохнула, стараясь только, чтобы он не услышал.
— Ну хоть мать переживать не будет… — отозвался парень с напускным благоразумием. — И со школы не выгонят. А то в этот раз меня предупредили серьезно, не так как раньше, когда забавы считались по праву детскими. Теперь я не просто дисциплину нарушаю, а прямо таки закон! Конечно, через два месяца я могу делать, что угодно, когда заберу аттестат…
— Но разве это так уж страшно? — спросила Валерия. — Вот тогда и проведете свои гонки…
Он покачал головой.
— Это не от меня зависит.
— А что Глеб говорит? — Как бы Лера не старалась, а все же чертовски трудно оказалось спросить это ровным голосом.
— А что Глеб? — На лице мальчишки мелькнула хитрая усмешка. — Я его отмазал. Сказал, что он и не думал участвовать, мотоцикл не подходящий. Так что, если Эдик все-таки устроит соревнование — пролетаю только я…
На какой-то момент Валерия словно лишилась дара речи, но потом по мышцам пробежало что-то горячее, венка на виске быстро запульсировала и девушка резко выдохнула:
— Какой же ты остолоп! Как ты мог? Фома, ну почему ты такое ходячее западло?
Фома с удивлением посмотрел на нее и прищурился:
— Почему это я ходячее западло?
— Зачем ты это сделал? — Она едва сдерживалась, чтобы не закричать. — Ну зачем? Он же твой главный соперник!
— Нет, — парень спокойно покачал головой. — Я не участвую, так что все справедливо. Он мне не соперник.
— Справедливо, говоришь? — Задыхаясь от злости и бессилия, Валерия стала пятиться назад. — Ты даже не представляешь, что ты наделал…
Она развернулась и стремительно побежала назад в холл, к лестнице, взлетела по ступеням наверх, как на пружинах. Тут же налетела на дежурного. Старшеклассник с красной повязкой на предплечье схватил ее за руку, но сразу отпустил, узнав по портрету на «Доске почета». Кивнул только, чего, мол, гоняешь. Лера ничего не ответила, растерянно оглядываясь. Тогда он приложил палец к губам, показав, чтобы она шла тихонечко.
Уже через три ступеньки Лера снова побежала.
Она металась по коридору перед дверью, где занимался ее класс, пока не прозвенел звонок. В тот момент, когда двери распахнулись и одноклассники хлынули на нее волной, она как в самом страшном сне повторяла одну и ту же фразу:
— Что я натворила? Что я натворила?..
— 53
Чувство небывалого стыда охватило ее гнетущим внутренним пожаром. Он заполнил ее всю — сверху донизу. Казалось, она не выдержит такого сильного презрения к себе. Ей сорок давно, но семнадцатилетний мальчишка во сто крат умнее и честнее ее. Она с трудом доплелась домой, ноги сделались вялыми, а живот свело так сильно, что возникло ощущение, будто она теряет сознание.
Люди не меняются.
Запомни.
Невозможно изменить фотонегатив. Он может стать четче при проявке. Или выцвести со временем. Но изображение все то же…
Ты готова на все, Валерия, потому что цель оправдывает средства!
Ты являешься сюда сквозь года, вмешиваешься в чужую жизнь, ломаешь чужие планы…
Все. Всегда. Неизменно. Должно быть по-твоему!
Как ты могла пойти на такое?
Превзошла саму себя!
Браво!
— Пап! Пап, ты дома?
Она вломилась в его комнату, не разуваясь, просто с порога, больше всего опасаясь, что его нет.
Но дома стояла неподвижная тишина, только радио неутомимо бубнило где-то за стенами.
Лера со вздохом закрыла дверь спальни, присела в прихожей на тумбочку для обуви и так, словно это стоило непосильного труда, стала снимать мокасины. Встречающий ее котенок гарцевал у ног, терся шерсткой и издавал плачевно-влюбленные серенады, вскидывая мордочку.
— Ох, не до тебя сейчас, Коби…
Первоначальное имя Ганди, измененное на Кобейн, трансформировалось в конечном результате на Коби. Всем это имя понравилось, даже самому коту. Он срывался с места и летел через всю квартиру, едва заслышав его.
Не прекращая вздыхать, она все же подхватила его на руки и, не имея сил ни для чего другого, просто пошла в свою комнату, легла на постель и уставилась в потолок. Коби прыгал у нее на груди и лице, как маленькая обезьянка, тыкался мокрым носом в щеки, уши, глаза, шею, пока, наконец, не зарылся мордочкой в ее волосы и не притих, посвистывая во сне.
