Александр Ольбик - Ящик Пандоры
В один из летних дней (следующего года) Сара привезет к бабушке Сашу и Машу, что всегда было заветной мечтой Медеи, и оставит их до… Но так случилось… как, допустим, бывает, когда на минутку кто-то оставляем зажженную свечу рядом с тюлевой занавеской при открытом окне и когда сквозняк… или случайно выходит из квартиры, забыв взять ключи и отжать в шлеперном замке язычок… Вышел, закрыл дверь и только тогда осознал, что вернуться назад невозможно… А между тем на газовой конфорке остался закипающий ковшик воды, которая при 100 гр. Цельсия непременно забурлит, пенно перекинется через край и зальет газ… Или другой пример… Впрочем, любой умозрительный пример – это всего лишь схоластика по сравнению с тем, что случилось с Сашей и Машей. Они еще спали в кроватках, когда Медея, встав по обыкновению очень рано и решив погладить белье, включила утюг и спустя полторы минуты в окно увидела проходящего мимо человека, статью, обликом, походкой и всеми невербальными признаками смахивающего на ее незабвенного Олигарха… И хотя она не верила в чертовщину, тем более в реинкарнацию или чудесное спасение, тем не менее… Да, тем не менее, оставив в спешке на столе включенный утюг, она выбежала из квартиры и, как малахольная, понеслась дальше, за калитку, на дорогу, но… Никого, лишь соседка Ассия с Тобиком шли навстречу. Они всегда по утрам ходят к морю в пустой надежде найти там янтарь такой величины и такой чистоты… И пока Тобик вился вокруг Медеи (ее знали и любили все псы, живущие в пределах), Ассия начала рассказывать сон, который ей приснился. И что для Медеи отрадно: якобы во сне Ассия видела Олигарха, который вместе с Асафом по шли купаться, и оба… Долгий пересказ о пустом сне, который однако сковал интересом черты лица Медеи. Она с упоением слушала снотворный бред и даже прослезилась, когда выяснилось, что и Асаф и Олигарх чуть не утопли, когда пытались наперегонки доплыть до четвертой мели. И только тогда, когда из отдушины начали курчавиться синие дымки, Медея, обмякнув всеми частями тела и заполошно закричав, устремилась к дому, но, зацепившись за порожек, упала, поднялась и скрылась… Но поздно. Запоздало. Пролетели ее самолеты, просвистели ее поезда… Угарный газ – страшное дело, особенно для клеток таких неженок, как Саша и Маша. Оставленный утюг… О, будь проклят Случай! И будь проклят ее обложенный похмельным молочком язык! Возгорание стола, то есть пластмассы, которой была покрыта столешница. Вот откуда задымление, угарный бесцветный газ, заполнивший комнаты, все уголки и беззащитные клетки Саши и Маши. Тот самый, который удушил их отца Мусея. Асфиксия. Смертельный дефицит кислорода, без которого все мертво и невозвратно.
Три дня жители Сиреневой слышали душераздирающие крики, вой, стенания Медеи. И даже лошадиные дозы психотропных препаратов не смогли умалить ее помешательство. На смену умершей в дурдоме Модесты туда была помещена одичавшая от горя и постаревшая на сто пятьдесят лет Медея. Конкордия вышла замуж за престарелого мулата и уехала в Канаду. Родившегося… абсолютно белого ребенка назвала… Впрочем, это к данному сюжету никакого отношения не имеет. А вот судьба Тобика, будившего с утра весь дом, сложилась тоже трагически. Увязавшийся в один из дней за Медеей, которая шла на рынок, он на самом переезде проявил совершенно необъяснимую выходку – бросился под колеса проходившего товарняка, как будто куда-то спешил и если бы не поспел, то… Чистое самоубийство, надоели пинки и притеснения двуногих скотов… Ах, судьбы, судьбы, слепое наваждение ниотчего…
Но если читателю будет угодно более приемлемое окончание этой истории, которая развивалась, жила и закончилась на Сиреневой улице, то пожалуйста…
Нетрудно представить, какая космическая радость охватила Дария, когда в ближайший четверг открылась дверь и в дом вошла Пандора. И первое, что она сделала (разумеется, после того, как они с Дарием побыли…): взяла лейку и со счастливой улыбкой принялась поливать свой любимый, никогда не увядающий домашний палисадник… Отцвели уж давно хризантемы в саду… Весной она снова примется за восстановление своего уличного уголка неброской природы, и Дарию часто придется выносить из кладовки шланг и поливать цветы. Будут, разумеется, и новые посадки: например рододендрона, саженец которого Пандора позаимствует из пристанционной клумбы. Появятся в палисаднике и две декоративные туи и рябина, выкопанная в лесопарковой зоне…
В один из пасмурных дней Дарий получит известие из Брюсселя, что его картина «Последний закат» завоевала признание Унии европейского искусства и будет выставляться в главных музеях Старого и Нового Света. И Кефал посмертно удостоится высших, но бесконечно запоздалых почестей: его картина (одна из двух избежавших сожжения) под условным названием «Вечная жизнь» на аукционе «Сотбис» будет продана за 150 тысяч фунтов стерлингов. И купит ее не пожелавший назваться любитель сюрреализма. «Ну что ж, бывает, – скажет по этому поводу Дарий, – если «Черный квадрат» оценивается в миллионы, то почему бы живописно изображенным влагалищем не обогатить коллекцию какого-нибудь сошедшего с ума нувориша?»
Пандора закончит медучилище и благополучно много лет проработает операционной сестрой в местной больнице. Найда умрет через четыре года (скорее всего, от старости), Шок… Бедный Шок, когда в один зимний день он пойдет с хозяином на прогулку к морю, под тяжестью снега обвалится козырек на бывшем магазине мясных полуфабрикатов, и бедная собачка умрет от ушибов, хотя и Дарий не избежит телесных повреждений. А как же иначе – разломы, которые случаются не только в Мексике или Азии, но и… Они заведут нового кота по имени Буба (Буся) и новую собачку – болонку кремового окраса, очень живую и ласковую шалунью Геллу (во время бегства от злой мачехи упала со златорунного барана в воды пролива). Но в общем и целом их счастью не будет предела, и, возможно, никакие жизненные передряги не помешали бы им дожить до глубокой старости, если бы в одну из зимних морозных ночей не загорелся соседний дом, в котором жило потерянное поколение посудомоек. Пламя чуть было не перекинулось на угол их дома. Все произойдет под Рождество, когда пожарники бывают пьяны и когда все ближайшие гидрозатворы намертво заморожены… А причина пожара… Она тривиальна, если верить заключению комиссии, расследовавшей данное ЧП: «Возгорание здания произошло по причине короткого замыкания…» Но, конечно же, читатель, наверное, догадывается, кто бы мог быть причастен к огненной трагедии… Однако, как говаривала Пандора, тут надо иметь в виду презумпцию невиновности…
Ясное дело, прекрасное недолговечно. Но душа… Она останется жить в Той березе, которая переживет и Дария, и Пандору, и даже проспиртованную Медею… Об остальных обитателях Сиреневой улицы автор умалчивает, ибо нетрудно представить, каким может быть будущее у того же Легионера и его апатичной, бесконечно поблекшей Лауры… Все уходят, и они уйдут. Модеста… Впрочем, прохудившиеся мозги долго живут и умирают без страха и тоскливого осознания ухода… Да, вспомним и о Флориане. Царствие ему небесное. На Лиго, в собственном дворе, принимая почти в полном составе свой теневой кабинет (с шашлыками и французским вином Шато Лафлер Пергансон Крю Буржуа 1999 г.), он неосмотрительно возьмет в рот крупный кусок шашлыка и, не сумев проглотить, подавится. Но этого могло бы не случиться, если бы он успел дотянуться до фужера с вином или простой минералки… Или если бы его теневой министр благосостояния успел бы вовремя надавить на живот своего шефа своими откормленными телесами. Но, увы, реанимация не состоялась. Все произошло в мгновение ока, как обычно это случается, когда за нами приходит мамзель Потусторонняя…
Однако нельзя же быть до такой степени забывчивыми, чтобы не вспомнить о судьбах «Амиго», Ахата, Энея, Виктории и некоторых других механочеловеческих индивидов. В один из весенних, а точнее, майских дней в салон «Мидас» зайдет подвыпивший отдыхающий и, поставив на кон десять латов, по рассеянности сыграет по максимуму. Только одно нажатие на клавишу. Казалось бы, что тут такого? Ан нет, аппарат, подчиняясь дикой случайности, выдал курортнику наиотличнейшую поляну с тремя сомбреро и тремя «перчиками». Не будем забывать, что только случайность может вознести человека к солнцу и может бросить в пропасть, заполненную гремучими змеями. И после того, как «Амиго» начал «крутку», он еще несколько раз выдавал по три «перчика» (крутка в крутке, что бывает один раз на 1000 случаев), в результате чего на табло высветилась сумма с шестью нулями… И конечно, присутствующие при этом Жагарс, Виктория и Эней с Ахатом были в глубоком шоке, как, впрочем, и сам отдыхающий, оказавшийся лицом к лицу с благословенной Фортуной. Но были и пострадавшие. Например, «Амиго», хозяева которого после гигантского проигрыша сочли его неспособным к дальнейшим играм и, более того, нашли в его поступке элементы предательства интересов фирмы, а потому на второй день его увезли из салона в неизвестном направлении… Как вредителя и изменника Родины… Но мы же знаем, что в венчании плюса с минусом всегда побеждает последний. Король негатива, непробиваемый финалист вечности и принц энтропии. А если минус на минус? И гадать нечего – вызревает безоговорочный плюс. И видимо, по этой системе развивались личные судьбы Виктории и Энея. В один прекрасный момент эти две отрицательные величины исчезли из поля зрения «Мидаса», и, если бы не Ахат, никто бы не узнал о сенсационном сочленении двух лудоманских судеб. Антиподы обычно так не заканчивают… Но подвело свадебное путешествие на райские острова Юго-Восточной Азии, где очень много игральных салонов, а еще больше белоснежных песчинок, образовывающих гигантские пляжные корсеты. Они играли в самом престижном салоне Суматры, когда услышали надвигающийся грохот цунами. Но прекрасно шла игра, они были в неге и в предвкушении. А потому они не успели попрощаться, а лишь с отраженными в глазах цифрами и застывшими в ушах звонами, которые царят в каждом игорном салоне, были подхвачены гигантской волной и, пронесясь с ней километра два в сторону своего отеля, с нею же и вернулись назад, в океан… Такую историю поведал Ахат Брониславу в апрельский четверг следующего года… А сам Ахат? Ну что с него возьмешь: после того как он застал своего семнадцатилетнего сына Рудольфа со своей тридцатидвухлетней Роксаной, Ахат вернулся на нары. И уже в тюрьме у него вдруг начали расти два зуба мудрости, а голова, напоминавшая до того заржавевший моток колючей проволоки, вдруг стала иссиня-черной. Его, как большое диво, часто показывали по телевизору, и каждый раз он горько сетовал, что не может побывать на могиле своих близких – жены Роксаны и сына Рудольфа…
