Марина Козлова - Бедный маленький мир
Слой побелки был старым, толстым, желтоватым, кое-где пошел еле различимыми пузырями.
– Откройте! – кричали оттуда.
– Надо открыть, – прошептала Женя, – там кому-то плохо. Только вот что открыть?
По штукатурке пошла вертикальная трещина, и сразу отвалился большой кусок.
– Дверь! – изумился Сережа. – Ты смотри! Не может быть… А где золотой ключик?
Вот у них-то как раз нашелся топорик – валялся под столом с прошлого лета, когда ходили на шашлыки и заготавливали дрова для костра. К тому же с их стороны у двери была ручка. Точнее – кольцо.
Топориком Сережа прочистил щель между дверью и стеной, с силой потянул за кольцо. Раздался хруст, и кольцо с креплением и частью металлического штыря осталось у него в руках. За дверью, видимо, хруст услышали, потому что закричали с новой силой.
– Да что за черт! – сказал Сережа и с силой толкнул дверь наружу.
И та открылась.
Так они и познакомились. Юра умолял их никому не говорить про пещеры и забелить дверь снова. Работы у него непочатый край, а так ведь отберут у него его великое открытие, как пить дать отберут.
– Вы ж – ученые. Коллеги, можно сказать, – все повторял молодой археолог, – должны меня понять, как никто.
Коллеги напоили Юру водой, дали ему рогалик с повидлом и обещали хранить военную тайну.
– Да ерунда, зачем забеливать, возиться только, – отмахивался Сережа. – Вон шкаф передвинем, и ничего видно не будет. Это же наш виварий, сотрудники остальные в новом корпусе по графику работают, а нам с Женькой и тут хорошо. Ни графиков тебе, ничего, и никто в спину не дышит. По крайней мере, еще год он никому, кроме нас, не нужен.
Но Юра не унимался, вызвался побелить сам. И на следующий день, развлекая хозяев археологическими байками, белил и белил как ненормальный. Правда, не просто так белил, а под разливное пиво с тараночкой. А потом они с Сережей еще и шкаф передвинули.
* * *– Чудо провидения Господня, – обронил нетрезвый Кроль, когда мы пешком возвращались в центральную часть города в пятом часу утра. – Вот ты представляешь? Не найди археолог Юра эти пещеры, ребята, может, и не спаслись бы.
– Еще и дети какие-то… – Я снял капюшон и стал смотреть в небо. Там гасли звезды.
– Дети-дети, Маши-Пети… – нараспев произнес Кроль. – Удивительно, как к нему в ту ночь НЛО не наведалось. Даже странно, честное слово.
– То есть вы считаете, про детей он выдумал?
– Наврал, ясен хрен. Для красоты повествования! – Кроль поднял палец. – Но остальное, получается, правда. Он там все облазил, сделал карту, дошел до конца. Вот тебе и байки про то, что есть пещеры, которые проходят под Десной… Значит, проходят. Десна, видишь ли, в ста метрах от институтского парка, глубина реки там не больше пяти-шести метров… Вот Юра и провел ребят под землей, когда понадобилось. Под землей и под водой. Подрубили деревянные перекрытия, вивария, чтобы потолок обвалился, открыли дверь в стене и поминай как звали… Может, и живы мои ребята. Как ты думаешь? – не то спросил, не то размышлял вслух Кроль.
Когда Иванна вернется, я расскажу ей, что ее родители ушли под землей и рекой. Может, и живы… пока не доказано обратное. И если они оставили ребенка, значит, у них точно не было другого выхода.
Но кто-то же предупредил их, что ими вплотную занялись органы, и не сегодня-завтра в институт придут вежливые люди в штатском? Или домой придут. А там Иванна с бабушкой. А Сережа с Женей работают не только на институт, но и на внешнего заказчика. А это научный шпионаж, измена Родине. Что там еще? Разглашение государственной тайны. Статья страшная. По тем временам, может, и расстрельная. И пусть уж лучше Иванна растет, зная, что она – дочь погибших ученых, чем с мыслью – родители осуждены за шпионаж.
Ну да. У советских людей и не могло быть другой логики. Дочь за отца отвечает, что бы там ни говорили когда-то официальные идеологи. Заклюют, затюкают девочку, сделают ее жизнь невыносимой. Не будут доверять, станут проверять. Замучают.
В их ситуации это был единственный выход, и ушли они красиво. Креативно ушли. И, конечно, унесли с собой разработки и результаты. Внешний заказчик, наверное, был очень доволен.
– Я думаю, – вдруг сипло заговорил Василий Иванович Кроль, о чьем существовании я временно забыл, – что ребят вынули из ситуации по всем правилам агентурной работы. Предупредили свои, которые были в курсе планов соответствующих служб, имели доступ к информации. А информация о шпионаже, знаешь ли, Леша, только для узкого круга. Их встретили в Куликовке, привезли документы, и, я думаю, каким-то макаром вывезли через Брест. Только вот куда, а?
– Белые мотыльки… – вырвалось у меня. – Такие прозрачные, при свете дня их вообще не видно…
– Чего? – не понял Кроль. – Ты чего-то бормочешь? Сам с собой разговариваешь?
– Да так, резонерский бред, – доверительно пояснил я. – Перебрал и спать хочу. Спасибо вам, Василий Иванович. Что бы мы без вас делали…
Завтра вернется Иванна. Прилетит утром в Киев и через несколько часов будет уже дома. В этот момент я подумал: слово «дома» звучит как-то нелепо, но ведь кроме снятой тут, в Чернигове, квартиры другого дома у нас нет.
А в следующий момент что-то произошло.
* * *– Я принес копченого угря, пиво, виски и живых раков! – сообщил с порога Милош. – Раки зеленые, злые, шипят и ползают. Зови Даньку, я его буду раками пугать!
– Данька у бабушки, – шелестящим шепотом откликнулась Витка. Она сидела на полу с дистанционкой в руках и внимательно смотрела в черный экран телевизора, в самый его центр.
Милош забрал у нее дистанционку:
– Ну хватит, все, хватит. Я с тобой с ума сойду.
– А я уже сошла. Ты не успел.
Милош сел рядом на пол и положил голову ей на плечо.
– Но это же не помешает нам…
– Умереть? – с надеждой спросила Витка.
– Сейчас я тебя изнасилую, – свирепо заявил Милош. – Клянусь мамой.
– Зачем?
– Чтобы вернуть тебе чувство реальности. В ее самом неприглядном и болезненном развороте. Еще я тебя побью. Да, буду бить, и насиловать, и тушить об тебя окурки. Начнем прямо сейчас.
И он резким движением разорвал на ней футболку. Но тут же получил удар по лицу, от которого мгновенно оказался в противоположном углу комнаты.
– Ты лишила меня глаза, – сообщил оттуда. – Скорее звони в «скорую».
– Хрен тебе, а не «скорая», – произнесла Витка нормальным голосом. Она стояла над ним в разорванной футболке, с обнаженной грудью и массировала правую руку левой.
– Оставшимся глазом я плачу. – Милош повозился, вытащил из кармана джинсов пачку влажных салфеток и стал кое-как прикладывать салфетку к распухшему веку.
– Так что, продолжаем? – поинтересовалась она и одним движением бедер стряхнула с себя мятые домашние шорты.
– Нет, Витка, я уже никого и никогда не смогу насиловать, – жалобно сказал Милош. – Я теперь инвалид.
– Вот и хорошо, – неожиданно легко согласилась Витка.
После чего, как и была – в разорванной футболке и в белых трикотажных трусах, – отправилась на кухню. Немного погремела там и вскоре вернулась с двумя стаканами, полными виски.
– Расскажи мне что-нибудь хорошее. – Она привалилась к его плечу голой грудью и одним махом выпила полстакана. – Да, что-нибудь хорошее. Про счастливых людей. Я таких не видела, но они же где-то есть, правда? Ходят себе туда-сюда, гуляют, радуются. Рожают детей, дарят подарки.
– Кстати, у меня вот радость, – доложил Милош. – Моя сестра нашла себе парня. Представляешь?
– Не представляю, – пожала плечами Витка. – Это такая редкость.
– Нашла себе парня, – умиротворенно повторил он. – И перестала сохнуть по этому козлу.
Витка рассеянно посмотрела на свою грудь и постаралась запахнуть изувеченную футболку.
– Не надо, – попросил Милош, – оставь как есть. Очень эстетично и…
– Я и не знала, что у тебя есть сестра. – Она, близоруко щурясь, рассматривала его синяк. – Болит сильно?
– Сестра у меня красавица и умница. Скрипачка, лауреат международных конкурсов. Но вместо того чтобы делать себе сольную карьеру, третий год ездит по миру с неприличным балаганом Давора Тодоровича. Нет, я сербов не люблю.
– Что? – Взгляд Витки неожиданно сфокусировался. – Давора Тодоровича? Какая прелесть!
– Ага, кто бы сомневался… – пробормотал Милош. – Спасаю тебя от депрессии, жертвую собственным глазом – а их у меня всего два! – а ты говоришь «какая прелесть». Нет, все-таки вы, бабы, суки. Причем все.
– Ну, прости…
– Бог простит. О чем это я? Ах, да. Ладно бы Бранка просто играла у него в оркестре, так ведь еще в него влюбилась. Влюбилась!
– Что же, логично. Ой, прости… А он?
– А он – ничего. Относится к ней, видите ли, по-отечески.
– Жаль… А она?
– А она взяла и нашла себе парня. Вчера вечером звонила.
– А он?
– Думаю, ему полегчало, – сквозь зубы прошипел Милош. – Не люблю сербов.
