Игорь Андреев - Четвертый тоннель

…В начале октября в Москве уже прохладно. Серое небо. Хмурые лица мужиков на летном поле аэропорта «Домодедово». Желтеющие деревья за окном электрички.

В центре Москвы сразу ударила в глаза наружная реклама. За полгода другой жизни я отвык от потока манипулятивных внушений на билбордах. Сразу за этим потрясло телевидение. Теленовости буквально нашпигованы триггерами, вызывающими воспаления страха, ненависти, жалости и жадности. Рекламные блоки обращены к тому же страху, а также к подавленной сексуальности.

Шоу-программы, кажется, сделаны жестокими дебилами с участием клоунов-идиотов специально для страдающих от безделья шизофреников… Кстати, с тех пор я не смотрю телевизор. Вообще.

На следующий день после возвращения в родной город я поехал в гости к старому другу. Мы знакомы лет десять. Когда-то вместе жили, делились радостями и планами, соревновались кто больше заработает, много ссорились и мирились. В итоге вся шелуха в отношениях отвалилась, и осталась только теплая, с черточками близкого родства, дружба.

Димон налил вина и торжественно сказал:

— Ну а теперь расскажи подробнее про японку!

Рассказ в рамках незамысловатого мужского диалога уместился в несколько предложений. Быстро съехали на другие темы. Он рассказал о своих двух маленьких дочках, которых обожает и которые живут с женой в маленьком городке, откуда он когда-то приехал в Москву и где живут его разведенные родители. Недавно он вывез туда семью, рассчитывая на поддержку родителей, в первую очередь отца. Сам в напряженном режиме зарабатывает в Москве, лишь раз в месяц вырываясь на пару дней, чтобы навесить их. Его жена живет с детьми в доме, купленном недавно, <и там нужен ремонт — поставить забор и что-то еще. Димон хотел бы воспользоваться помощью отца и вообще как-то сблизиться с ним, что-то делать вместе, но тот словно делает вид, что они чужие… Потом он спросил, зачем я ездил в это путешествие.

— Просто хотелось съездить, — сказал я. — Вообще, было нужно зачем-то еще. Может быть, отделить прошлое от будущего. Символически. У меня за год до отъезда произошло много такого, что надо было «переварить», находясь в стороне. Переосмыслить свои отношения с окружающим миром и в первую очередь с родителями. Точнее говоря, с отцом.

Он заинтересовался, и я рассказал подробнее. Говорил долго. Когда закончил, он, сидя на полу с бокалом в руке, неожиданно произнес:

— По-моему, мой отец меня никогда не любил.

— Совсем?

— Совсем. По-крайней мере, он никогда этого никак не выражал. Такое ощущение, что мы с ним всю жизнь друг другу что-то доказываем. Я постоянно даю ему понять, что я чего-то достиг. Мне хочется произвести на него впечатление. Чтобы он, наконец, начал меня уважать.

Во мне проснулся коуч, и я мягко задал уточняющий вопрос:

— Тебе нужно, чтобы он тебя уважал или что-то другое?

— Ну да, чтобы уважал. Чтобы начал относиться ко мне по-другому.

— А что будет, когда он будет относиться к тебе так, как ты хотел бы?

— Мы будем проводить время вместе. Как нормальные отец и сын, которые друг друга любят.

Я подумал: «Ну вот, наконец-то мы пришли к тому, с чего все и начинается», и снова спросил:

— Аты его любишь?

— Конечно, — тихо сказал Димон. — Я его очень люблю.

— А когда ты ему об этом говорил в последний раз?

— Не помню. Наверное, так давно, что уже не помню. А может быть… может быть, никогда.

— Как ты думаешь, кто из вас… первый может это сказать?

— Он точно не может. Он весь такой закрытый. Он таких слов не знает.

— Значит, ты можешь?

— Я-то могу… Но знаешь, наверное, это будет глупо выглядеть. Он не привык к таким словам, а я так никогда не говорил. Вот скажу я — и что?

Зазвонил мобильник Димона. Он посмотрел на номер и его лицо изменилось.

— Представляешь, это он!

Я вышел в другую комнату. Через несколько минут Димон зашел ко мне взволнованный и сказал:

— Не могу поверить. Он мне звонит и говорит, давай я помогу твоей жене. У них надо забор доделать и еще кое-что в доме. Он знает, что я сейчас здесь вкалываю и не могу быть там, и вот он решил помочь. Охуеть можно…

— Обрати внимание, как наши мысли, сильно сфокусированные на чем-нибудь, находят отклик во Вселенной.

— Потрясающе. Не могу поверить…

— Ты ему сказал что-нибудь еще?

— Нуда, там, обсудили дела, в общем.

— Ты ему сказал, что его любишь?

— Нет.

— Почему?

— Я как-то не успел подумать даже. Мы обсудили дела, он попрощался и положил трубку. Разговор закончился.

— Ну и что. У тебя есть телефон. На телефоне есть кнопки. Нажми, и разговор продолжится.

— Ты думаешь, позвонить?

— Конечно.

— Что же я ему скажу?

— То и скажи.

Димон разволновался, начал быстро расхаживать по комнате.

— Я ему все скажу потом, когда приеду. А сейчас по телефону как-то не то.

— Наоборот. Если ты ему потом будешь говорить, он может оказаться не готовым к разговору. Удивится, испугается с непривычки, закроется. А если ты скажешь это сейчас, то потом, при личной встрече, вам обоим будет проще. И вообще, для всего, что решаешь делать, лучший момент — сейчас. Все дела делаются или сейчас, или никогда.

Друг взял мобильник и уставился в пространство перед собой, что-то осмысливая. Я перебил его внутренний диалог:

— Димон, это очень легко сделать. И сделать это должен ты. Сейчас у вас с ним соревнование на тему «почему я должен первый, если виноват не я?» Ты думаешь, что тебе он должен, а он — что ты ему. Вы оба упорно не хотите прощать. Делать первый шаг навстречу. Так или нет?

— Так.

— Заметь, твоему отцу сделать это труднее, чем тебе. Он старый. Жизнь успела выебать его намного жестче, чем тебя. Ты моложе и сильнее. Тебе легче. Ты имеешь возможность и привилегию сделать это первым.

— Да, да, я сейчас позвоню, — сказал он взволнованно.

— Только непонятно, что я ему могу сказать.

— Димон! — рявкнул я. — Какая на хуй разница, что говорить?! Я знаю волшебный способ, который срабатывает всегда. Говори то, что думаешь! Не думай, как найти подобающие слова, чтобы выглядеть достойно и уместно. Лучшее, что ты можешь сказать, — то, что идет изнутри. Искренне. Что чувствуешь, то и говори. Давай, я выйду из комнаты.

— Не надо, я сам выйду.

Через пару минут он вернулся. Глаза круглые, как пятирублевые монеты. Покрасневшие, влажные.

— Ну что?

— Он говорит: «Алло». А я ему говорю… Я говорю: «Папа, я не успел сказать тебе одну вещь. Я очень тебя люблю»… А он… Он так, знаешь, выдохнул. Как будто с него какой-то груз свалился. У него голос изменился. Говорит: «Давай, Дима, приезжай, увидимся и поговорим». Потом мы попрощались, и все.

— Ну и что ты теперь чувствуешь?

— Хорошо! Игорек, мне хорошо! — он резко обнял меня, крепко прижал к себе, потом отстранил и начал трясти за плечи. — Спасибо, брат!

Глядя на друга в это мгновение, я чувствовал, что мы с Димоном близки так, как никогда раньше. Я был растроган и чувствовал себя счастливым, как будто освободился от какого-то груза я сам…

По пути в квартиру другого друга, где собирался ночевать в этот день, я зашел в магазин, чтобы купить чего-нибудь к чаю. У кассы стояла красивая пара. Наташа, с которой я однажды ходил в кино. Я слышал, что она недавно вышла замуж. Мы встретились глазами. Она сразу отвела взгляд и уставилась на панель с сигаретами над кассой. Я понял, что она рядом с мужем — и узнавать меня ей сейчас некомфортно. Парень мне понравился — интеллигентный облик, симпатичный и стройный. Я подумал о них с теплотой и, не привлекая внимания, молча пошел дальше в торговый зал… Придя в квартиру, включил компьютер, чтобы начать писать эту книгу. Сначала не знал, с чего начать, но первая строчка появилась на мониторе сама собой: «Трудно сказать, с чего все началось. Может быть, с того, как мы с Наташей пошли в кино»…

40. ПОСЛЕСЛОВИЕ

Att I ever wanted

All I ever needed Is here in my arms…

…Сегодня прохладный августовский день 2009 года, и я заканчиваю переписывать эту книгу. С того момента, как я вернулся в Россию, прошло чуть меньше года. За это время произошло много перемен. Говорят, что интеграция навыков, полученных на тренингах и практиках развития осознанности, происходит спустя время, и усиливается, переплетаясь с новым опытом. Перемены наслаиваются, смешиваются и усиливают друг друга. Все так и есть.

Сначала по возвращении в Москву меня, как говорится, сильно «колбасило». Неудивительно. После мощных сдвигов в сознании вернулся в ту среду, в которой проводил жизнь до перемен. Это ломает, тянет в прошлое невидимыми крючками. Но перемены необратимы. Сначала были мощные эмоциональные подъемы и спады, с большой амплитудой. В какие-то моменты я работал как зверь, много общался с новыми людьми и был полон энергии. Затем