Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

Шахсанем первая нарушила гнетущую тишину.

- Родной мой, - ласково заговорила она. - А как поживает твой братец? Здоров ли?

- Все хорошо, мама! - не сразу ответил Вугар. - У него все в полном порядке.

- А почему с тобой не приехал? Больше года не показывается в родном селе, видно, забыл к нам дорогу.

Вугар не знал, что ответить.

- Приедет! Обязательно приедет, - сказал он нехотя. - Не сердись на него, мама, он сейчас очень занят.

Шахсанем нагнулась, поправила соскочившую галошу и, выпрямившись, многозначительно посмотрела в глаза Вугара. В его растерянном и неуверенном голосе она почувствовала что-то недоброе. Но не стала больше ни о чем расспрашивать, лишь глубоко вздохнула.

- С лета ни строчки от него не получаю! - тихо пожаловалась она. Весной написал, что болеет, и врачи советуют ему поехать лечиться, попросил у меня сто пятьдесят рублей. Я продала телку и послала ему. В ответ прислал короткое письмо: дескать, деньги получил, спасибо! И больше ни слова! Прошлый месяц я позвала сынишку нашего соседа и продиктовала ему письма тебе и Исмету. Ты ответил, а Исмет молчит. Может, обиделся, задели его мои слова, а? Может, я что не так написала?

"Вот тебе и единственный сын! - с горечью подумал Вугар. - Свет материнских очей! Нет предела его наглости... Едет в Кисловодск развлекаться, весело провести время с девушками, а мать обманывает. Что можно ждать от человека, который обирает одинокую, беспомощную старуху, родную мать?"

Снова шли они некоторое время молча, и снова Шахсанем первая нарушила молчание. Сколько горьких дум передумала она в холодном одиночестве, и теперь ей так нужно было услышать слово утешения. Но нет предела доброте материнского сердца. Видя, что сын помрачнел, она сама стала утешать его:

- О чем задумался, сынок? Может, я и тебя обидела неразумными своими словами? Будь проклята старость! Не обращай внимания на мои слова. Видать, я уж из ума выжила.

Шахсанем нагнулась, взяла в руки галоши, - какой от них прок, все равно ноги по щиколотку в грязи. Босой идти стало легче, привычнее.

- А как поживает наша Джаннат, сынок? - спросила она. - Давно о ней ничего не знаю. Хорошая она женщина, да пошли ей бог радость, пусть сбудутся ее мечты и вернутся сыновья, пропавшие без вести! Она вам как родная мать. Ну а вы бережете ее?

Вугар не сводил взгляда с босых материнских ног, - казалось, ее растрескавшиеся ступни ступали не по холодной грязи, а по его обнаженному сердцу. Он расстроился и, задумавшись, не слышал вопроса. Мать по-своему истолковала его молчание. "Видно, плохо себя чувствует мой мальчик. Проклятая болезнь отняла у него все силы. А тут я еще ему допрос точно на Страшном суде учинила..."

"Как трудно и несправедливо сложилась ее судьба, - думал Вугар, глядя на мать. - А ведь жизнь ее начиналась так светло и радостно..." И ему вспомнилось, как давно-давно, долгими зимними вечерами рассказывала Шахсанем сыновьям о своей молодости, о муже...

...Батрак Мехрали слыл в селе одним из самых толковых и прозорливых людей. Раньше всех почувствовал и понял он веяния новой жизни. Когда в селе организовался колхоз, он первым вступил в него и стал трудиться не покладая рук. И вскоре простой батрак стал знатным бригадиром. Босой Мехрали, всегда ходивший в лохмотьях, получавший в награду от хозяев лишь щедрые тумаки и ругательства, вдруг прославился не только в своем селе, но и во всей округе. Весна ли наступает или осень - Мехрали получает премию. Был он холостяком и, куда девать деньги, не знал. Родственники и друзья тревожились за него, советовали подыскать хорошую "рабу божию", что была бы ему опорой и в горе и в радости. Хватит деньги по ветру пускать, набивать животы бездельников и приживалов... Что это за мужчина, у которого нет своего гнезда.

Мехрали послушался добрых советов. С тех пор как слава о нем разнеслась по району, Мехрали много ездил, участвовал в республиканских собраниях и совещаниях. Бывал в городах, ходил по магазинам, посещал театры, музеи, - короче, имел представление о культурной жизни. Решив обзавестись семьей, он стал со всей ответственностью готовиться к женитьбе. На самом высоком месте, откуда открывался прекрасный вид на все село, на окрестные поля и леса, построил Мехрали одноэтажный дом из необожженного кирпича. В те годы его дом резко выделялся своей ладностью и красотой среди крытых соломой саманных крестьянских мазанок. Соседи восхищались домом Мехрали, называли его дворцом, не могли им налюбоваться.

Проблему "рабы божьей" он тоже решил довольно быстро. Была у него уже девушка на примете. Шахсанем выделялась среди сверстниц - и красотой, и стройностью. А как прекрасны были ее огромные черные глаза, весело глядевшие из-под тоненьких, как ниточка, бровей. Яркий румянец словно красным пламенем озарял ее белое лицо.

И вот в один прекрасный день Мехрали послал сватов. Удачливы оказались сваты - вернулись с доброй вестью. Да и кто мог отказать прославленному жениху, перед которым открывалось такое прекрасное будущее? К тому же Шахсанем давно тайком вздыхала о Мехрали. На свадьбах и шумных праздниках, что длились с вечера до утра, Шахсанем не раз бросала на него, заводилу и тамаду, ласковые взгляды из-под белого, до бровей, платка. Сваты об этом, конечно, ничего не знали и приписывали победу своим стараниям, не часто случается, что и девушка и ее родители с первого раза отвечают сватам согласием.

Очень гордились сваты своим успехом, зато и Мехрали не поскупился - в тот же вечер устроил для них богатый пир.

Женившись на Шахсанем, Мехрали стал еще усерднее трудиться. Теперь слава о нем шла по всей республике. Советская власть высоко оценила заслуги Мехрали и орденом Трудового Красного Знамени украсила его грудь. В те годы такая награда была большой редкостью, мало кого удостаивали столь завидной чести. Мехрали везде принимали с почетом и уважением. Конечно, были у него и завистники. "Мир перевернулся вверх дном, - ворчали они. - Жизнь принадлежит теперь босоногим сиротам. Все лучшее, все прекрасное только для них существует".

Счастье хорошо изучило дорогу в дом Мехрали! Вскоре довелось ему испытать еще и новые радости - Шахсанем одного за другим родила двух сыновей. Тут, как говорится, Мехрали шапку набекрень заломил, сам дивился счастливой своей судьбе. Бывало, целую ночь напролет не может уснуть, все думает, думает. А рядом под атласным одеялом - Шахсанем. Густые шелковые волосы ее рассыпались на подушках. Он ласкал и целовал эти волосы, играл темными завитками над маленьким розовым ухом и говорил:

- Нет человека, Шахсанем, счастливее меня на всей земле! Я и во сне не осмеливался увидеть, что доживу до таких дней...

Не знавший, что такое подушка, ночевавший в хлеву, задыхаясь от запаха навоза, нынче спал Мехрали в мягкой постели, на пуховой подушке. Что еще нужно человеку? Самый красивый дом в селе - его дом. Самая красивая жена его жена. О, чудо великое!

Часто, вернувшись с работы домой, Мехрали обводил радостным взором чистую уютную комнату, освещенную притушенным светом керосиновой лампы, от которой тени бежали по белым стенам, яркие подоконники, уставленные цветами, детские кроватки, где посапывали малыши, и, счастливо и глубоко вздохнув, мечтал:

- Я верю, Шахсанем, еще светлее будет наша жизнь. Каждый день станет радостным и веселым. Дети растут. Скоро дом этот сделается нам тесен. На его месте мы построим двух этажный, белокаменный, с двумя балконами, один будет глядеть на запад, другой на восток, настоящий дворец. В городах я видел такие и давно мечтаю, что и у нас будет подобный дом. Я верю, все наши мечты сбудутся, потому что советская власть - это наша, бедняцкая власть! С ней ничего не страшно...

Шахсанем молчала, только крепче прижималась к мужу. Как он красиво говорит, настоящий поэт! И она вместе с ним парила на радужных крыльях мечтаний.

Но, увы, крылья у мечты - хрупкие. Не суждено было Мехрали дожить до тех дней, о которых он так мечтал.

...Стоял жаркий летний день. В зеленом лесу колхозники чистили арык, отведенный от Куры, что орошал участок, где трудилась вся бригада Мехрали. За весну не выпало ни одного дождя, лето выдалось засушливое, и потому надо было как можно скорее закончить очистку арыка. Мехрали, засучив рукава, трудился без устали. Решено было до полудня не отдыхать. Пот лился градом по осунувшимся лицам колхозников, рубахи липли к телу. Мехрали изрядно устал, ныла спина, болели руки. Наконец-то перерыв! Уселись тут же, на берегу арыка, и принялись за еду. А Мехрали отошел в сторонку и расположился в тени большого дуба.

Раскинув руки и закрыв глаза, он растянулся на мягкой, душистой траве. "Пусть высохнет пот, - думал он, - тогда и пообедаю". Шахсанем дала ему с собой жареную курицу, свежеиспеченный хлеб, сыр, масло, не забыла положить в сумку зеленый лук, киндзу, кресс-салат, - зелень она сама выращивала на огороде. Шахсанем знала - после трудной физической работы аппетит разгорается. Мехрали не хотелось, чтобы труды любимой жены пропали даром, он будет есть медленно, с удовольствием, наслаждаясь каждым куском. Он продолжал неподвижно лежать, сдерживая нетерпеливый голод, и, сам того не заметив, задремал. Не прошло и нескольких минут, как он вскочил с отчаянным криком. Товарищи кинулись к нему, но поздно - Мехрали лежал без сознания, его лицо на глазах у перепуганных, растерянных людей постепенно синело, чернело. Кто-то толковал о лекарствах, о враче. А Мехрали с каждой минутой вспухал и раздувался, как кузнечные мехи.