Александр Проханов - Политолог
Услышав такие слова, оба секретаря, Забурелов и Хохотун, положили свои головы на плечи Елены Баранкиной, обнимая ее за талию.
— Ты наша капитолийская волчица! Ты — волчица КПРФ!
— Дай нам напитаться от твоих сосцов!
— Сейчас, мои маленькие! Сейчас, мои хорошие! — Елена Баранкина расстегнула блузку, и две восхитительные, круглые груди затрепетали своей белизной. Забурелов и Хохотун потянули жадные, сложенные трубочками губы, хватая розовые соски, которые скрылись в секретарских устах, набухая и удлиняясь. — Пейте, мои славные, на здоровье!
Хохотун и Забурелов ловко, с обеих сторон, раздевали Елену Баранкину, делая это привычно и профессионально, как чистильщики бананов. Снимали тонкие шкурки, обнажая шелковистый, слегка перезрелый плод.
— Мальчики, только юбку не помните… Аккуратненько ее положите…
В этом было нечто удалое, комсомольское, от молодежных организаций на черноморском берегу, от команды КВН, от стройотрядов, от мушкетеров, — «один на всех, и все на одного». Елена Баранкина, в пленительной наготе, лежала на диване, упирая вытянутую напряженную ногу в потолок «фалькона», а Хохотун, насыпав ей на лицо свои артистические волосы, время от времени дул на свой черный перстень и мучил ее, как захваченную в плен партизанку. Добивался признаний, но та не выдавала товарищей, скрывала пароли и явки, лишь иногда издавала жалобный стон. «Фалькон» летел над ракетной шахтой, затерянной в дебрях Сибири, и ракетчики в бункере на электронном табло вдруг прочитали странное слово «ебенать».
Место Хохотуна занял Забурелов, — пугал Елену Баранкину страшными шевелящимися бровями, будто взял их на прокат для такого случая у покойного генсека. Елене Баранкиной было страшно, она беззвучно кричала, впивалась в волосатую звериную спину Забурелова перламутровыми коготками, а тот все глубже вдавливал ее в диван, все больше раздваивал подбородок, и Елене Баранкиной казалось, что ей на лицо присел энергичный колючий карлик, душит шершавыми ягодицами. «Фалькон» пролетал над сибирской деревней, где в вечерней избе, окруженный свечами, лежал покойник. Подвыпивший, утомленный долгим чтением, пономарь, вдруг увидел, как колыхнулось пламя свечей, покойник в гробу улыбнулся и явственно произнес «охуеть».
Семиженов, страдавший прогрессирующей импотенцией, распалился зрелищем истязаемой жертвы. Покуда с ней оставался мучитель, Семиженов целовал дрожащую женскую щиколотку, норовил оттеснить Забурелова и куснуть беззащитную женскую грудь. Но как только мохнатый истязатель отпал, и Елена Баранкина закрыла свой измученный пах перламутровыми пальчиками, Семиженов рухнул на нее, как рушится потолок вместе с лепниной и люстрой. Белая маска его лица с черным коком и растворенными устами вампира изобразила триумф исцеленного импотента. Самолет пролетал над сталеплавильным комбинатом, где варилась танковая броня и кипели мартены. Сталевар, заглянувший в глазок, увидел, как из белого кипятка вдруг вылепился раскаленный, слепящий фаллос, и кто-то голосом горящего в танке наводчика прокричал «Блядище!»
Семиженов по-петушиному быстро разрядил свои вялые семенники, замахал крыльями, собираясь взлететь на забор, но передумал. Отсел к столу, взяв с тарелки зеленый листик спаржи. Стрижайло радостно схватил в свои сильные руки размягченную, как пластилин Елену Баранкину. Стал лепить из нее греческую амфору, Триумфальную арку, молодую верблюдицу, Венеру Милосскую, Кондолизу Райс, нижнюю часть Мадлен Олбрайт, бюст вице-спикера Слиски, правую ногу Новодворской, золотую бабу у «Фонтана дружбы», самоходную артиллерийскую установку, кратер вулкана Этны. И когда огромный, уходящий в землю провал переполнился магмой, окутался дымом, вскипел розовой пеной, Стрижайло почувствовал себя Эмпедоклом. В белом облачении, с золотым венцом на челе, кинулся в преисподнюю, сливаясь с Богом Огня. Самолет пролетал над факелом газа, трепетавшего над тундрой. Соня Ки, дремлющая в объятьях приезжего американского менеджера, очнулась. Ей показалось, что американец, не знающий ни бельмеса по-русски, вдруг отчетливо, без акцента произнес во сне слово «пиздота».
Пройдясь по первому кругу, пассажиры «фалькона» пригласили к Елене Баранкиной француза-стюарда. Тот не возражал, сказав «мерси». Стюарда сменил второй летчик, произнеся в финале «с ту». Ему наследовал первый летчик, спросив на прощанье «Кель кулер?» А потом и борт-инженер поставил самолет на авто-пилот и галантно, с хорошими манерами, сделал свое дело, заметив «шерше ла фам». Отдыхавшие пассажиры не мешали французам, выпивали и закусывали. А когда последний француз покинул Елену Баранкину, все двинулись по второму кругу. Елена Баранкина, прижимая к себе косматого Забурелова, произнесла:
— Вам, ребята, далеко до французов. Берите не числом, а уменьем.
Стрижайло был уязвлен этим злым замечанием. Больше не лепил из разомлевшей Елены Баранкиной пластилиновых фигурок, а свирепо трахал, — не только ее, но вместе с ней компартию в целом, праздничные шествия, митинги, партсобрания, членские взносы, агитационные брошюры, газету «Советская Россия», партийные списки, партийную «тройку», семинары секретарей райкомов, программу партии, думскую фракцию коммунистов, а также календарик Дышлова, где тот со своим жизнерадостным лицом снеговика поздравлял соотечественников с Новым годом. Все это придало его заключительному рывку такую ярость и силу, что самолет соскочил с автопилота и взял курс на Китай. Летчик ручным управлением с трудом вернул машину на прежний маршрут. «Фалькон» пролетал над староверческой заимкой. Последний из староверов, убежавший от греховного мира и ожидающий в тайге «конец света», увидел, как в небе несется раскаленная крылатая колесница, в ней Блудница Вавилонская, окруженная четырьмя апокалиптическими зверями, предается разврату. Старовер перекрестился и лег в домовину, ожидая явление Антихриста.
В аэропорту Красноярска, под утренней сибирской зарей, москвичей встречали местные коммунисты и функционеры новоявленной большевистской партии. Молодые учительницы русского языка и литературы, аспирантки, специалистки по лингвистике и филологии. Все держали в руках труд вождя по вопросам языкознания. Большинство уже сменили свои девичьи фамилии на гордую фамилию «Сталин». Среди встречавших находились Маша Сталин, Катя Сталин, Сара Сталин и Фатима Сталин, а так же представительницы многих регионов страны, получивших свое новое имя, как если бы вышли замуж за генералиссимуса. Предстоящий учредительный съезд и был помолвкой, венчанием, бракосочетанием, где связанные священными узами партийцы становились членами единой семьи, единой церкви, единой сакральной организации, исповедующей культ большевистского пророка. Партия «Сталин», будучи едва образованной, должна была приобрести моментальное развитие, вызвать сенсацию, вобрать в свои ряды миллионы чающих возрождения СССР, не только в России, но и за границей, особенно в странах «третьего мира». Обилие в партии молодых и прелестных женщин делало ее привлекательной, рождало сходство с весталками, хранящими священный огонь большевизма.
Семиженов обходил строй встречающих девушек, деловито и сдержанно осведомляясь о приготовлениях.
— Банкет подготовили? — спросил он у Маши Сталин.
— На тысячу персон, — был ответ.
— Войска к параду готовы? — поинтересовался он у Кати Сталин.
— Участвует Сибирский военный округ, Шестая воздушная армия и корабли Енисейской флотилии.
— Рабочие коллективы готовы выйти на демонстрацию? — допытывался он у Сары Сталин.
— Не только рабочие, но и пионеры и физкультурники. Транспаранты и флаги изготовлены в необходимых количествах.
— В каком состоянии находится тело вождя? — спросил он у Фатимы Сталин.
— Режим сохранения нормальный. Температура тела минус шесть градусов. Содержание в тканях бальзамов и смол шестьдесят процентов. Рост ногтей и волос остановлен. На шумы, включая революционные песни и поэмы о Сталине, не реагирует.
— Хорошо, — удовлетворенно заметил Семиженов, проходя вдоль девичьих рядов, кое-кого похлопывая по румяным щечкам.
Кортежем, с патрульной машиной автоинспекции, не заезжая в Красноярск, по окружной дороге, сразу отправились к месту проведения съезда. Енисей, сжатый гранитными скалами, мощно катил свои стальные, с синими воронками и водоворотами воды. На скалах зеленела тайга. Они миновали шлагбаум с автоматчиками, покатили по бетонной дороге в скалах, пока ни достигли секретного объекта, — подземного, укрытого в скалах завода, построенного по чертежам вождя, где действовали реакторы по производству урана и боевого плутония, тянулись конвейеры, на которых роботы лепили боеголовки для межконтинентальных ракет.
