Ольга Скубицкая - Нф-100: Небо в зеленой воде

Он держал меня на руках, завернув в свое пальто, как крохотное дитятко в пеленку. Я могла бы крайне удивиться, но, кажется, безвозвратно утратила эту способность. В его глубоких зеленых глазах тонули растерянность и граничащее с помешательством удивление. Но, кажется, не я была причиной столь красноречивых эмоций, блуждающих по лицу, слишком уж отстраненно он выглядел. Меня он держал словно по необходимости, но думал, судя по всему, совершенно о другом.

Картинками, мельтешащим реактивным вихрем память стала возвращать мне временно заблокированные ошарашенным мозгом воспоминания. Я дернулась в его руках, отстраняясь, лишь воспоминание об обжигающей температуре его щеки возвысилось над остальными, обретая четкость. Проводить причинно-следственные связи не было времени. Запястья все еще горели, и в мои планы не входило получение следующей порции ожогов. Он удержал меня, даже не собираясь отпускать, и я наверняка стала бы сопротивляться, освобождаясь из его хватки, но следующим накатило воспоминание о черных существах, выжженной земле и всевластии соединенной смертоносной силы. Самые яркие и четкие из них - о мертвом пустом теле энергетического близнеца, о тошнотворной вечности и безысходности, о безмолвном крике и невыразимом страдании.

В следующую секунду я порывисто прижалась к нему и, высвободив руки, запястья которых покрывали отвратительные красные пятна с мелкими пузырьками, стала легонько дотрагиваться до его висков, жестких черных волос, плеч и губ, больше не боясь обжечься, а, желая убедиться, что все это не сон, что он не мертв, что остался со мной. Лишь обратив внимание на более весомое доказательство - неополовиненую силу, немного успокоилась. Его не удивил мой неуместный порыв, хотя как можно удивляться тому, о чем знаешь много веков. На этот раз его щека была теплой и жесткой от пробивающейся утренней щетины, ни намека на запредельные температуры.

Он попытался поставить меня на землю, но я пошатнулась и едва не упала, физические силы возвращались слишком медленно. Тогда, освободив меня из пеленающего пальто, он кинул его на каменную плиту, и, поддерживая за плечи, помог присесть, а затем устало опустился рядом. Я прислонилась спиной к его спине, кладя голову на его затылок.

Разодранная ночь затихала клочками темноты в углах меж замшелых стен. В потолочные дыры заглядывало немного посветлевшее небо. Снег больше не шел, о нем напоминали лишь крохотные лужицы в выемках осыпавшейся кладки, да противная влажность моего пальто, свидетельствовавшая о долгом лежании на полу. Надо было бы скинуть его, ведь я и так закоченела от промозглых вздохов раннего утра, но тело отчаянно сопротивлялось, не желая подчиняться.

Ветхий особняк с прохудившейся крышей теперь совсем не напоминал дом, он мне скорее казался склепом. Мы будто сидели на пепелище уничтоженной цивилизации, с наших ладоней стекала кровь, которой, впрочем, у велдов не было, но самое ужасное, что я оставалась удивительно спокойной. Главным было то, что Даниэль жив, и сила, пропитывающая нас насквозь, отметала любые сомнения в этом. К тому же она заметно подросла и вытолкнулась за границы наших тел, превратившись из кроткого малыша в своенравного подростка.

Все мои представления о себе были жестоко попраны. Этика, мораль, какая-никакая доброта, крохи любви к ближнему, неприкосновенность жизни - все это теперь имело ко мне весьма отдаленное отношение. Доселе считала основными своими пороками гордыню и стервозность, а оказалось, что я убийца, причем массовый убийца с возможностями тысяч нейтронных бомб.

Я потерла ноющее предплечье. 'Наверно ударилась, когда упала на камни при погружении. Хорошо хоть голову не разбила и не сломала ноги'.

Даниэль молчал, наверно ждал, когда я начну рассказ о том, что вспомнила. Я несколько раз открывала рот, мысленно выстраивая первое предложение, но никак не могла взять себя в руки и выдавить хоть слово. Мои терзания прервал его голос, казалось, я не слышала его уже миллионы лет.

- Хочешь, я расскажу тебе грустную сказку?! - Я повернула голову и прильнула щекой к нагретой телом ткани его рубашки. - О том, как подросток узнал, что помнит прошлые жизни, о том, как первый раз досконально вспомнил одну из них, о том, как, пока рос, винил себя за прошлое, которое уже не мог изменить. Единственное, что грело во всем этом сначала подростка, а затем взрослого мужчину, единственное, что подслащало горькую пилюлю - непоколебимая уверенность в том, что все не просто так, что, невзирая на прошлое, в его странном существовании есть некий высший смысл. И так как мы, в основе своей, воспитываемся на книжках и фильмах о положительных супергероях, спасающих мир, с каждым годом расцветала кажущаяся глупой, но все более крепнущая мысль о приверженности высшей цели, о положительном заряде энергии, владеющей телом, сущности, прикрывающейся необходимой оболочкой, ждущей своего часа.

Я точно знала, о чем он говорит, сама питала недавно подобные иллюзии. Но философствовать на эту тему почему-то сейчас не хотелось. Его близость отвлекла меня от всех мало-мальски связных мыслей. Я жалась к его спине, легонько прикасаясь обожженными пальцами к складкам рубашки, и все ждала и ждала, когда рассеется наваждение прошлой привязанности к нему и вернется привычная трезвость ума и неиссякаемый сарказм.

Он развернулся, поймал в воздухе мою кисть и стал угрюмо рассматривать, а потом предложил, прямо сейчас отправится к врачу. Ну не врач, но хотя бы мазь от ожогов и горячий чай с каким - нибудь Антигрипином для профилактики мне бы сейчас точно не помешали. Но, несмотря на слова, мы и с места не сдвинулись, не готовы были пока. Руку он так и не отпустил и продолжал легонько сжимать в больших смуглых ладонях, это причиняло боль, но как же не хотелось, чтобы он меня отпускал, тем более что я, наконец, сообразила, что его тело больше не обжигает мою кожу. Даниэль неправильно расценил мой растерянный взгляд.

- Не волнуйся, больше от меня ожогов ты не получишь. Это было всего лишь воспоминание, на которое человеческий мозг среагировал весьма своеобразно. - Его голос звучал по-прежнему спокойным, но теперь в нем чувствовалась вековая усталость и горечь, словно человек, долго ищущий решение, узнал, что у данной задачи его не существует.

- Что ты хочешь сказать? - недоумевала я.

- Тело велда в насыщенном солнечной энергией состоянии имело температуру выше расплавленного в доменной печи металла.

Я изумленно попыталась заглянуть в его глаза, но он смотрел в другую сторону.

- Как?...Откуда?... - прошептала я, ничего толком не соображая.

- Ты утянула меня за собой в прошлое, - выдохнул он, и дырявое пространство каменного строения заполнила гробовая тишина. Я растерянно обдумывала услышанное, а англичанин машинально держал мою руку. Сила вилась внутри нас и между нами, не облегчая жжения в запястьях. 'Ожоги не представляют непосредственной опасности для жизни', - сообразила я, отвлекаясь и думая совсем не о том.

- Как мне это удалось? - оправилась я.

- Понятия не имею, но что-то подсказывает, что в такие глубинные слои прошлого можно погрузиться только объединившись.

- Так, понятно, значит, я начала погружаться, дотронувшись до тебя и вспомнив, какой температуры было твое тело в далеком прошлом, и мозг среагировал на это ожогами. Обалдеть!

- Ты стала падать, я удержал, но, не успев достигнуть пола, почувствовал, как ты тянешь меня за собой в воспоминания. Высота, к счастью, была небольшой. - Он потер свое колено, одежда наверняка скрывала обширный синяк. - Не считая ожогов, с тобой все в порядке. Когда я очнулся, ты все еще не приходила в себя, а своей бледностью вообще можешь соревноваться с мертвецами. - Я скривилась, это тянуло на оскорбление, а ведь я так гордилась своей белой кожей. - Пришлось тебя осмотреть, подумал, вдруг ты ударилась и нуждаешься в медицинской помощи. - Ну, теперь хоть стало понятно, как я оказалась у него на руках.

- Так ты тоже все вспомнил? - наконец дошло до меня.

- Да уж. - Он был зол, но это не мешало мне прижиматься к нему все сильнее. Я решила, что обдумаю странность своего поведения позже, сейчас появилась более важная тема для анализа и самотерзаний.

- И что будем делать?

- В плен сдаваться! - выкрикнул он, вскакивая и отпуская мою руку. Не скажу, что его реакция была такой уж непредсказуемой для меня. Просто мы оба в данный момент находились в состоянии истерики, только вот я апатичной и тихой на фоне воспоминаний о его смерти и терзающей изнутри вечности, а он закипающе-громкой.

- Ты хоть понимаешь, что все это означает? - свирепо взирал он на меня сверху вниз. Я молчала, будучи не в состоянии ответить, испытывая лишь необъятную благодарность к вселенной, в которой мой энергетический близнец все еще был жив. Я знала, о чем нужно думать, но не могла, я чувствовала только непреодолимое желание снова прижаться к нему, причем всем телом, а еще лучше растворится в нем без остатка, чтобы коварная пустая оскалившаяся вечность не могла отнять у меня то, что связывало меня с единственным по-настоящему родным. Все вокруг оказалось бездарной декорацией взбесившегося режиссеришки, не моя осень, не мое человечество, не мой мир. Только Даниэль был тонкой нитью, соединяющей меня с моим.