Яков Арсенов - Избранные ходы
— Хорошо бы не забыть основополагающий пункт — издание газеты.
— Это само собой. Ну вот, теперь, кажется, все. Разве что садово-огороднической деятельности добавить на сладкое.
— А почему не добавить? Пока все еще в наших руках. Плодово-ягодной, говоришь? Записываем.
Устав сочиняли неделю. Дошли до раздела «Ликвидация предприятия». В разгар прений по животрепещущему приехал Артур с якутской девушкой Галиной.
— О! Какие люди! И без охраны! — поприветствовали гостей первопроходимцы.
— Привет, подельники! — был взаимно вежлив Варшавский. — Нам достался угловой номер на третьем этаже, — сообщил он. — Пойдем совершим купчую, пока воду не отключили.
— Гал, тебе Артур, никак, золотые горы наобещал? — поинтересовался Орехов. — А? Признавайся!
— А что? — не сдавалась якутянка.
— Его фильтровать надо. Кинуть Азов и примчаться сюда быстрее Деборы и Ульки — для этого надо было иметь серьезный стимул. Не так ли, Артур?
— А что, разве здесь нет перспектив? — выкрутился Варшавский. — По крайней мере, «комок» при входе я видел. Не знаю, как по вашей, а по моей линии перспективы здесь точно налицо.
— Честно говоря, мы ничего подобного не обнаружили, — по поводу то ли перспектив, то ли «комка» высказался Артамонов.
— Лично мне город нравится, — продолжил Варшавский. Он всегда говорил с такой интонацией, будто выпутывался из положения.
— А мне пока не очень, — не стала врать Галка.
Галка сопровождала Варшавского со школьной скамьи. Артур женился, разводился, а она за счет малых народов Севера осваивала Европу сопровождала экскурсии по линии «Спутника». Она профессионально вязала чулки, играла на хамузе, вырезала фигурки из моржового клыка и выжигала по оленьим шкурам. Национального шарма в ней было с избытком — черные с блеском волосы, восточный разрез глаз, высокий голос и тяжелая, как у божка, фигура. Крупные звонкие зубы были настолько выразительны, что казалось, будто контуры своих нецке она выводит зубами, а не резцом. Однажды она вырезала человечка — руки по швам, без лица и без головы — и послала на выставку под чужим именем. Фигурка заняла первое место, но приз Галка не получила — не смогла доказать, что изделие сотворила она. Одевалась якутянка дорого, с наворотами — под синюю юбку надевала синие туфли, а клетку на одной половине костюма дополняла полоской на другой, в узоре ткани предпочитала поперечную исчерченность, чтобы у любопытного рябило в глазах и не возникало желания отыскивать недостатки внешности. А случись выпить, накатывала она тоже по национальному признаку. Во время одной из вылазок на природу, гуляя по мелководью, Галка неуловимым движением схватила костлявого ротана, запрокинула голову, молниеносно отправила рыбку с потрохами в свой зев и вмиг зажевала. Европа осталась с носом.
— Ну, ладно, мы примем ванночку с дороги и сразу к вам, — сказал Артур.
— Может, сначала добьем Устав? — предложил Орехов. — А уж потом льготы. Мы тут работаем в попе лица, а он, понимаешь ли, — теплым душем! И на этом вы хотите построить партнерство во имя мира?! Моему возмущению нет предела!
— А что его сочинять, этот ваш Устав?! Запишите для меня простенько, но каллиграфическим почерком: съемка фильмов, подготовка телепередач, создание студии.
— Не много ли будет? — повел игру на понижение Артамонов.
— В самый раз. Мы договорились с Галкой, она поможет.
— Знаем мы эти твои масонские штучки — вбросишь для потехи пару уток, а мы — занимайся.
— При составлении Устава главное — не ожесточаться, — проявил предельную полезность Орехов.
— Хорошо, — согласился Артур, — я выберу, где ужаться. Я снимаю свои требования к почерку. А остальное — будьте добры…
— Как скажешь…
— Сейчас ехали в электричке и подслушивали разговоры, — признался Артур. — Люди везут в Москву парнуху — свежее парное мясо, а на вырученные деньги затариваются ливерной колбасой. Парадокс. Я так и не уловил смысла обмена.
— А вот когда начнешь на принтере визитки печатать — уловишь, спрогнозировал Артамонов.
— Всюду по дороге предлагают колбаски из вареной картошки, а я бы съел сейчас клубень из хорошего мяса или курочку хлеба, — не циклясь на подколе, допел о своем внутреннем Варшавский. — Хочу пищевых добавок!
— Здесь тебе не группа продленного дня, — объяснил Орехов. — Хотя, впрочем, я и сам не прочь поцедить какого-нибудь планктону, а то нам вчера под видом деликатеса сбыли замшелые ноздри лося и вынудили залить все это клубничным ликером. Прикинь, после водки — клубничный ликер!
— А не завалялось ли у вас чего-нибудь попить для дамы? — спросил Варшавский.
— С утра оставался баллон джин-тоника, но Орехов не выдержал и всосал его с молоком матери! — сдал друга Артамонов.
— Тогда мы пошли, — засобирались якуты.
— Погодите, нам осталось немного — дать название фирме, — тормознул гостей Орехов.
— Мое мнение вы знаете, — сообщил Артур, — лишь бы не «Пейс оф бэйс» и не «Первый часовой завод».
— Правильно, здесь нужно без закидонов, чтобы название отображало идею, — придал нужное направление дебатам Артамонов.
— Как, например, «Serla» — финская фирма по производству туалетной бумаги, — первое, что пришло в голову Орехову.
— Где-то так, — подтвердил Артамонов. — Имя — это очень серьезная штука. Попробуйте зарегистрировать фирму без названия — у вас ничего не получится. По Конституции, право на название является неотъемлемым правом субъекта. Название — это средство индивидуализации структуры в общественной жизни и гражданском обороте, — читал Артамонов по словарю.
— Вот как? — притих Варшавский. — Я вижу, вы тут без дела не сидите.
— Со мной казус приключился, когда я сдавал английский, — продолжил мысль Артамонов. — Я не смог перевести старошотландскую идиому «rent all». Как выяснилось, это очень красивое выражение. Оно обозначает отдушину, просвет в облаках. Причем необратимый просвет, просвет навечно — так что небо уже больше никогда не заволочет тучами.
— Или не заволокет? — спросил Орехов.
— А как правильно?
— Не помню. А буквальный перевод идиомы звучит еще прекраснее: «все схвачено».
— Так прямо по-английски и назовем? — уточнил Варшавский.
— Можно и по-русски — Ренталл. С двумя «л» на конце. И пусть мучаются.
Название прошло. Оно несло в себе тайный смысл.
— Решение принимается методом аккламации, — объявил Орехов, — без голосования и подсчета голосов, на основании аплодисментов. Бурные, продолжительные, несмолкаемые, переходят в овацию. Все встают.
— Теперь и я желаю получить ударный паек нитрофоски! — потянулся Артамонов. — Ну что, улусные люди, — обратился он взбодренно к Галке с Артуром, — хватит устраивать тундровые советы! Топайте купаться и — резко ужинать!
Из «Старого чикена», куда отправилась перекусить бригада рабочей гарантии, потягивало холдингом на паях. В подземном кафе, под которое было переоборудовано пыточное в прошлом место, витали запахи всех кухонь. Кафе располагало несколькими залами. Все они были оборудованы одинаковыми металлическими столами, похожими на разделочные. Основным считался гриль-бар с невообразимой толчеей. В левом крыле подземелья имелись залы моченостей и копченостей, отдел «соки-воды» и несколько стоек с шаурмой, лавашами и другими колониальными товарами. Спиртопитейное помещение в холдинге отсутствовало, потому что президент наложил полные штаны вето на излишнее производство алкоголя. В Крыму вырубили виноградник с лозой «Черный доктор». Хранитель виноградника — потомок бывшего владельца — повесился. На восстановление винограда с прежними винными качествами требуется триста лет. Поэтому все триста лет вино с этим именем обязательно будет поддельным, объяснил друзьям Орехов и, как фокусник, достал откуда-то бутылку с соответствующей этикеткой.
Официальное отсутствие в кафе алкогольных напитков было не единственным минусом — за прослушивание музыки на входе взималось 10 рублей.
— У нас двое глухих, — показал Орехов на Варшавского с Галкой. — За них платить?
— Спрошу у администратора, — буркнул бармен и нырнул в подсобку.
Вскоре Артур с Галкой накачались персональной клюквенной из-за пазухи и подозвали бармена.
— А сколько стоит вырубить всех этих ваших Маликовых-Шариковых?! полез в карман за мелочью Артур.
— Спрошу у… — вновь изготовился бармен и тут же осекся. — Вы же глухие!
— От вашей музыки и прозреть можно!
— Было бы так, — размечтался Орехов, — пусть бы после плохой песни у певца выпадала грыжа. Поешь и боишься — выпадет или не выпадет. Небось, из кожи бы лезли вон, старались, и пошел бы потихоньку на сцену профессионализм, пополз бы…
