Морис Дрюон - Дневники Зевса

Дионис повсюду насаждал свой культ, а вместе с ним и виноградную лозу. А кто дерзал воспротивиться ему, впадал, по приказу бога, в безумие еще более тяжкое, чем бывает от опьянения. Ведь если человек отказывается выпустить, хотя бы на месяц своей жизни, хотя бы на день в году, своих внутренних демонов, они овладевают им, душат, порабощают и окончательно ввергают в безумие.

Так было с царем Фракии, который решил запретить выращивание винограда в своей стране. Он схватил косу, чтобы срезать лозы, но вместо этого, уже ничего не сознавая в своей ярости, перерезал ноги своим сыновьям, а потом и себе самому.

Другое злоключение случилось с пиратами, которые, встретив Диониса на каком-то пляже — одного, спотыкающегося, бесцельно блуждающего, — схватили его, чтобы получить выкуп. Но, едва они отвели его на борт своего корабля, как увидели гигантскую виноградную лозу, которая вдруг обвила мачту, оплела своими отростками снасти и опутала весла. Разъярившийся бог почувствовал, как в нем рычит тигриный гнев. И точно: откуда-то выскочили тигр со львом и всех на судне разогнали. Перепуганные пираты бросились в волны и утонули.

Ни в коем случае нельзя насильно удерживать или обманывать пьяного, злоупотребляя его состоянием; ведь он освобождается от какого-то несчастья или тяжести на душе.

Дионис, когда не был пьян, мог петь не хуже Аполлона и рассуждать так же искусно, как Гермес. И был столь же обаятелен, хотя из-за выпивки довольно рано располнел.

Он долго странствовал по Малой Азии, потом направился в Египет и дошел до Ливии, потом повернул в сторону Индии. Его рать беспрестанно пополнялась новобранцами, а золоченая колесница отягчалась дарами или трофеями.

Но, уже добравшись до середины Индии, Дионис решил, что должен отомстить за память своей матери, поскольку не обретет мира в душе, пока не восстановит справедливость.

Он велел поворачивать назад своим вакханкам, сатирам, солдатам, шлюхам; и все они, распевая, двинулись, на Запад.

По пути Дионис победил при Эфесе войско амазонок и принудил этих бесплодных воительниц к пчеловодству и виноградарству. Потом отплыл на Наксос, где утешил безутешную Ариадну.

Ему было тогда около двух тысяч лет, и он не старел. Стал бессмертным, не выпив ни капли амброзии. Завершалась эра Тельца; Тесей только что убил Минотавра. И Дионис научил народы называть меня Амоном, таково мое имя в эру Овна.

Каково же было удивление царя Пенфея, потомка Кадма, двоюродного деда Эдипа, когда он увидел, что под стенами его Фив разбили свой лагерь какие-то кочевники, а возглавлявший их молодой человек, утверждая, будто ему столько же лет, сколько и городу, потребовал постройки храма для себя и своей матери!

По улицам уже рассыпались вакханки и, тряся своими юбками и тамбуринами, увлекали в пляс прохожих или предсказывали им будущее.

Пенфей был суровым деспотом. Женщинам в городе полагалось ходить, только закутавшись в покрывало, а мужчины, отправляясь на работу, должны были шагать в ногу. И вдруг весь народ вышел из повиновения. Женщины сбрасывали покрывала, рабочие, забыв о работе, сбегались на площади, где чужеземцы откупоривали большие кувшины и зазывали каждого черпать оттуда вволю. Даже Тиресий, божественный слепец, возрастом в девять человеческих жизней, увенчал себя виноградным венком и пустился в пляс перед царским дворцом.

— Не беспокойся о своих людях, — посоветовал он царю, — и не противься этому юноше, ибо он бог.

Пенфей, отстранив прорицателя, дал приказ своей страже схватить кочевников вместе с их вожаком и бросить в темницу. Но тем же вечером в Фивах зарокотал бунт; двери тюрьмы были распахнуты, дворец запылал. Сам Пенфей, пустившийся в бега, был настигнут за городом толпой фиванских женщин, пьяных от вина и свободы; и ему под какой-то сосной перерезала горло собственная мать, блуждающие глаза которой не узнали сына.

Потом вокруг Фив были посажены виноградные лозы и установлен культ в честь Диониса и лунной Семелы. Тогда Гера поняла, что не может более противиться всеобщему торжеству моего сына. Она смирилась с тем, что он занял место близ меня, среди главных олимпийцев. Гестия, скромная, дорогая тетушка Гестия, необычайно гордая своим маленьким племянником и немного влюбленная в него, охотно уступила ему свое место среди двенадцати богов.

Но прежде чем занять свой престол, Дионис спустился в Преисподнюю, чтобы вернуть оттуда свою мать и поселить ее в краях своей славы.

Странного бога я вам дал в его лице: то нежного, то жестокого, порой вдохновенного, порой исступленного, непоседливого, порывистого и необузданного. И все-таки он вам так же необходим, как Разум, Знание и Закон.

Дионис — ваш освободитель, но не в развитии, как Прометей, а в состоянии. Он освобождает сыновей от трепета перед отцами, освобождает девственниц от страха перед мужчинами и стареющего человека — от бремени старения.

Ребенок, нарядившийся царем, монарх, загримированный подонком, кузнец, ради забавы напяливший женское платье, пряха, вырядившаяся солдатом, трус, осмелевший под маской, горбун, рычащий в тигриной шкуре — все они на день, на час подчиняются Дионису, и через это освобождаются от сокровенных желаний и потаенных сожалений. Карнавалы на всех широтах, праздники и костюмированные балы, всегда сопровождаемые песнями, криками и возлияниями, — ваше наследство от больших и малых дионисий. [9]

Но актер, который надевает на сцене императорскую диадему, потрясает кинжалом убийцы, повергает наземь ложного кумира или страдает от несчастной любви, также осуществляет, как для себя, так и для вас, дионисийское действо. Свои уста он отдает крикам, которые обычно рассудок или закон вынуждают вас подавлять; он заменяет вас, исполняет вашу невысказанную просьбу и очищает вас, сидящих на скамьях амфитеатра, от ваших наваждений.

Путешествия и приключения тоже утоляют вашу жажду к обновлению или выходу за привычные пределы.

Так и опьянение стирает или отменяет на какое-то время ваши слабости, мучительные мысли о том, что вы обречены на исчезновение, ваше несовершенство: быть лишь тем, кто вы есть.

Комедиант, бродяга, пьяница — о, дорогой дионисийский человек, нелепый с виду, но по сути безмятежный!

Театр для людей — то же самое, что Олимп для бессмертных, а вино — та же божественная амброзия. Используйте же и то и другое, как священные снадобья. Это через них все ваши возможности могут воплотиться в миге подлинного существования, через них каждый из вас в своей хрупкой и преходящей единичности может испытать чувство, будто содержит в себе целую вселенную и достигает бесконечности. Именно в этом сверхсостоянии, к которому возносят театр и вино, на вас может снизойти, вопреки всем доказательствам и всякой логике, уверенность в потусторонней жизни и вечном сообществе душ.

Дионис — бог, который ведет вас через ваши собственные преисподние и учит вас прощать вашей матери то, что породила вас. Он помогает вам познать себя полностью и принять такими, какие вы есть. Это лучший дар, который можно было вам сделать.

Итак, у дионисийских мужчин для своего освобождения и реализации есть приключения, подвиги, артистические представления, разврат. У дионисийских же женщин, чтобы утихомирить своих демонов и достичь мимолетной иллюзии, будто они сжимают в объятиях весь мир, есть только любовь.

Вот откуда берутся поразительные, героические, возвышенные, исступленные, чудовищные формы, которые порой принимает у них любовь.

Когда вы, смертные, видите, как ваши дочери или жены устремляют свой взгляд в зеркало, томно крутя рукой веретено, или же застывают у источника, прислонившись спиной к стволу дерева и глядя в облака, вы говорите: «Они мечтают», но не знаете о чем.

Я же, склонившись с облачного балкона, отлично слышу, как поднимаются их немые призывы, и без труда различаю очертания их грез.

Я бог вмешательства. Вы часто обвиняете меня в том, что я привел в расстройство ваши семьи, разрушил очаги. Гораздо чаще я возвращал туда мир, внимая мольбам ваших жен и избавляя их от наваждений. Сколько раз я лепил свое обличье согласно их бреду!

Прекрасная Антиопа, ты приходила в лес и притворялась спящей, ожидая, что тебя изнасилует сатир. Ради тебя я обзавелся козлиными ногами, волосатыми ляжками и скотской рожей. В том, что ты кончила безумием, нет моей вины; ты была безумна еще до того, как познала меня.

Электра Самофракийская, ты хотела меня плясуном, ты хотела меня змеей, пламенем, морозом. Поэтому я плясал пред тобой на раскаленных угольях, а потом принял вид священной змеи, чтобы стиснуть тебя ледяными кольцами.