Фред Стюарт - Век
— Что на этот раз? Недвижимость во Флориде? — спросил он, закуривая «Честерфильд».
Сонни, придурковатый рыжеволосый парень, затряс головой:
— Господи, Дрю, надеюсь, ты не думаешь, что я такой дурак?
— Как раз думаю. Я не забыл ту отправку писем по цепочке, в которую ты втянул меня в Гарварде. Это стоило мне пятидесяти баксов и двухмесячного отстранения от занятий.
— Может, вы замолчите? — спросила Милли Чапин. — Я не слышу музыки.
— Да, заткнись, Сонни, — поддакнул Дрю.
Сонни наклонился к нему и понизил голос, чтобы девушки не слышали их:
— Ты слыхал о Серже Виттгенштайне?
На Дрю этот вопрос, казалось, произвел впечатление.
— Игрок в карты? Конечно, слыхал.
— Он создает фонд в акционерной компании «Америкэн хотел». Собирается возглавить его и сорвать приличный куш. Дело верное. Он продает акции по пятьдесят тысяч за штуку. Если тебе интересно, я могу представить тебя ему.
— А где это, черт побери, ты встретился с Сержем Виттгенштайном?
— В клубе «Хотча». Он там бывает практически каждый вечер, играет в покер в задней комнате. Игрок он паршивый — я на днях выиграл у него двести баксов.
— А тебе что в этом деле светит?
— Два процента с каждого привлеченного мной инвестора.
— Приличные деньги. Поэтому ты стараешься втравить в это своего старого соседа по комнате? Ну спасибо, Сонни. Ты — настоящий друг. В следующий раз, когда мне захочется, чтобы мне перерезали горло, я обязательно позвоню тебе.
— Послушай, Дрю. Виттгенштайн — шустрый малый, но, согласись, он дьявольски умен и сделал миллионы на Уолл-стрит. Что плохого в том, что ты просто встретишься с ним?
Дрю выдохнул колечко дыма, которое лениво поплыло в голубом сиянии прожектора, направленного на Принсесс Вайкена. Он был высок, по-атлетически подтянут, смазлив, черные волосы с пробором посередине блестели от бриолина. На нем был обтягивающий смокинг, сшитый у братьев Брукс, его булавки и запонки были приобретены у фирмы «Блэк, Старр и Фрост». Дрю выглядел как молодой самоуверенный уоллстритовец, он это знал и упивался этим. А молодые самоуверенные уоллстритовцы не имеют привычки уклоняться от встреч с типами наподобие Сержа Виттгенштайна.
— Я увижусь с ним, — наконец сказал Дрю. — Черт побери, у меня просто слабость к мошенникам!
— Серж Виттгенштайн — не мошенник.
— Кто бы говорил!
— Если Сонни получит приличную работу, ему не надо будет все время суетиться, — сказала Милли, глядя в зеркальце компактной пудры. «Милли всегда смотрится на себя, — подумал Дрю, — в ресторанах, кино, театре или, как сейчас, под светофором». Они ждали, когда красный свет сменится зеленым. Дрю вез ее домой в Саттон-плейс в своем спортивном «мерседес-бенце» песочного цвета.
— Сонни — болван! — бросил Дрю.
— Мне понравилось в клубе. Ты меня возьмешь туда еще раз?
Вместо ответа Дрю нажал на газ, и машина рванула через перекресток. Милли удивилась его плохому настроению, потом в последний раз глянула на свое отражение, проверив тени над левым веком. Все говорили, что эта двадцатитрехлетняя стройная блондинка — сногсшибательная красотка, но Милли предпочитала лишний раз убедиться в этом самой.
Через десять минут Дрю остановил машину перед домом ее родителей в Саттон-плейс. Отец Милли был одним из известнейших нью-йоркских хирургов.
— Если хочешь, зайдем к нам, выпьем, — предложила она.
— Нет, спасибо. Я еду в деловой центр.
Он вылез, обежал машину и открыл дверцу для нее. Стояла теплая апрельская ночь, на Милли была легкая накидка.
— Ну, зайди хоть на несколько минут, — настойчиво повторила она.
— А зачем? Мы пообнимаемся немного, а потом ты скажешь, что тебе надо ложиться спать. У меня есть дела поинтереснее этого.
Она была уязвлена его холодной дерзостью.
— С тобой так хорошо, Дрю. Ты такой романтичный. Вальсы Штрауса, свечи, произведения искусства.
— Если тебе нужны вальсы Штрауса, поезжай в Карнеги-холл. Пошли, я провожу тебя до двери.
Он хотел взять ее за руку, однако она оттолкнула его:
— Чего ты ждешь от меня? Я не могу спать с тобой!
Дрю пожал плечами:
— Ладно, оставайся девственной весталкой. Увидимся как-нибудь в городе, Милли.
Он сел в машину.
— Иди к черту! — в ярости вскричала она. — Самодовольный ублюдок!
— С тобой было очень приятно, Милли. Может быть, Сонни ван Клиф возьмет тебя с собой в следующий раз.
Он рванул свой «мерседес», окутав Милли облаком выхлопных газов.
«Это уловка, — подумала она, — одна из его гадких, хитрых уловок, чтобы заставить меня приползти к нему. Так вот, я не приползу!»
Клуб «Хотча» находился в Гринвич-вилидж на расстоянии полквартала от Вашингтон-сквер, недалеко от итальянского ресторана матушки Бертолотти, на крыше которого Джон Рид написал свои «Десять дней, которые потрясли мир». Было около трех часов ночи, когда Дрю припарковался и вошел в бар, где торговали из-под полы спиртными напитками. Он увидел Сонни ван Клифа и подошел к нему.
— Серж в задней комнате, — сказал Сонни и провел его через полупустой клуб к комнате позади зала. Внутри трое мужчин за столом, покрытым сукном, играли в покер. Одного из них Дрю узнал по фотографиям в газетах. Это был круглолицый мужчина тридцати с лишним лет, лысый, склонный к полноте. У него были глаза василиска, как сказал один из репортеров, обладавший воображением, имея в виду, что его взгляд, подобно взгляду мифического змея, был смертоносным. Сейчас глаза василиска были устремлены на Дрю и Сонни. Серж Виттгенштайн сонно сощурился и поставил пятьдесят долларов на пару тузов. Выиграли три семерки.
Победитель объявил, что он меняет фишки на деньги, второй игрок сделал то же самое. После того как они вышли из комнаты, Сонни представил Дрю Сержу.
— Ах да, сын знаменитого мистера Виктора, — сказал Серж с едва заметным русским акцентом, употребив имя, которым отца Дрю называли сотрудники его банка. — Хотите сыграть? Вытягиваем пять карт, ничего сверхобычного.
— Сколько стоят фишки? — спросил Дрю.
— Голубые — по доллару, красные пять, а белые — десять.
Дрю достал пачку банкнот, вытащил из нее пятьдесят долларов и бросил их на стол.
— Я возьму пять белых.
Серж Виттгенштайн улыбнулся:
— Мне нравится ваш стиль, мистер Декстер.
— Мои друзья зовут меня Дрю.
Дрю сел напротив Сержа. Сонни ван Клиф занял свободный стул, но его не попросили присоединиться к игре, да и сам он не хотел играть. У него была с собой пара долларов с мелочью.
— Ну что ж, тогда, я надеюсь, вы позволите мне быть вашим другом, — сказал Серж, который, как утверждали различные источники, родился то ли в Вене, то ли в России, то ли в Румынии, то ли в Польше. Кто-то даже говорил, что он выходец из Трансильвании, намекая смутно на его родственные связи с графом Дракулой. В действительности он был сыном московского торговца произведениями искусства, который сбежал после революции на Запад с сомнительным Кранахом[66], обернутым вокруг его полной талии. Убедив богатую американскую наследницу-алкоголичку в том, что это — подлинный Кранах, он продал ей картину за пятьдесят тысяч долларов. Потом привез эти деньги в Нью-Йорк, чтобы использовать как начальный капитал на Уолл-стрит. Все остальное представляло собой историю биржевых спекуляций, акционерных фондов, игорных махинаций. Все сопровождалось шумихой, за всем тянулся грязный шлейф слухов о различных надувательствах и преступных связях. Кто-то дал Сержу прозвище «ящерица Уоллстрит». Дрю решил, что оно подходит ему.
— Как будете играть? — спросил Серж.
— Тянем пять карт, на деньги, или лучше откроем, как обычно?
— Превосходно. Снимаем колоду и сдаем?
Серж выиграл, подснимая колоду, и сдал карты. Дрю вытащил четыре младшие карты червей и тройку треф.
— Я не стану открываться.
— Я открою, — сказал Серж, — ставлю пятьдесят долларов. — Он выложил пять белых фишек. Дрю посмотрел на своих четырех червей.
— Я прикуплю, — сказал он, кидая на стол фишки.
— Сколько?
— Одну.
Он сбросил трефовую карту. Серж неодобрительно фыркнул и сдал ему карту.
— Я вытяну три карты.
Дрю медленно взял новую карту. Он не мог поверить своей удаче — червовый туз!
— Тот, кто откроет карты, ставит еще пятьдесят, — сказал Серж с высокомерной уверенностью.
Дрю вытащил свою пачку денег и отделил две банкноты по пятьдесят долларов.
— Ставлю пятьдесят и повышаю ставку еще на пятьдесят.
Серж удивленно приподнял свои густые брови:
— У вас очень много денег, мой друг. Вы не боитесь ходить с ними здесь, в Гринвич-вилидж?
— А я должен бояться?
— Никогда не знаешь, когда тебя ограбят.
