Никколо Амманити - Я заберу тебя с собой
— Клянусь.
142Загор лаял.
Не переставая, как будто кто-то забрался через забор во двор. Цепь заглушала его лай, хриплый и слабый.
Пьетро вылез из постели. Надел тапочки. Отодвинул занавеску и посмотрел в темноту. Никого. Только чокнутый пес, душивший себя ошейником и широко разевавший полную пены пасть.
Миммо спал. Пьетро вышел из комнаты и открыл дверь родительской спальни. Они тоже спали. Темные головы едва виднелись под одеялами.
«Как они не просыпаются от такого шума?» — подумал он, и ровно в этот момент Загор умолк.
Тишина. Шум ветра в лесу. Скрип потолочных балок. Тиканье будильника. Шум работающего холодильника на кухне.
Пьетро задержал дыхание и стал ждать. Потом наконец он услышал. За дверью. Мягкие, почти неразличимые.
Топ. Топ. Топ.
Шаги. Шаги по лестнице.
Тишина. И тут в дверь постучали.
Пьетро открыл глаза. Он был весь в поту и нервно дышал.
А если она жива?
Если она жива, она его сдаст.
Он бросил велосипед за лавровой изгородью и осторожно приблизился к дому.
Кажется, ничего не изменилось со вчерашнего дня. Было еще рано, и небо у самого горизонта окрасилось светло-голубым. Стояла прохлада.
Он посмотрел наверх. Окно ванной было открыто. Балкон закрыт. А труба отогнута в сторону. Стеклянная входная дверь дома заперта. Все точно так же.
Но как ему теперь войти? Сломать входную дверь?
Нет. Заметят.
По трубе?
Нет. Он упадет.
«Ага, есть мысль: ты залезаешь, куда можешь, потом падаешь, получаешь травму (ломаешь ногу), потом идешь в полицию и говоришь, что учительница тебе позвонила, сказала, что плохо себя чувствует, а ты позвонил в домофон, но она не ответила, и ты попытался залезть по трубе и упал. И скажешь им, чтобы они сходили проверили.
Нет, не пойдет.
Во-первых, учительница тебе не звонила. Допросят папу и маму и сразу это выяснят.
Во-вторых, если она не умерла, она скажет полиции, что это я пытался ее убить».
Нужно найти другой способ пробраться внутрь. Он обошел вокруг дома в поисках слухового окна, какой-нибудь дыры, в которую можно влезть. За почерневшими трубами от газового котла заметил металлическую лестницу, всю в листьях и паутине. Вытащил ее.
То, что он делал, было очень опасно. Лестницу, приставленную к окну, мог заметить любой проезжавший мимо. Но он должен был рискнуть. Он не мог больше жить ни минуты с таким камнем на сердце. Он должен подняться и выяснить, жива ли она.
«А если она жива?
Я попрошу прощения и вызову „скорую“».
Он притащил лестницу и с трудом приставил ее к стене. Быстро поднялся, глубоко вдохнул и снова влез в квартиру Палмьери.
143Толстопузый самолет «Британских авиалиний», рейс из Кингстона (Ямайка) с пересадкой в Лондоне, раскачиваясь, как огромный индюк, опустился на посадочную полосу аэропорта Леонардо да Винчи в Риме, затормозил, остановился, двигатели смолкли.
Бортпроводники открыли двери, и пассажиры стали сходить по трапу. Одним из первых, в светлой рубашке, кепке с козырьком и с огромной черной сумкой на ремне, вышел Грациано Билья. В руке он держал мобильник, и когда, пикнув два раза, на экране его «Нокии» появилась эмблема «Телеком Италия Мобиле» и пять черточек, показывавших идеальный уровень приема, он улыбнулся.
«Это значит, что я дома».
Он нашел в записной книжке номер Флоры и позвонил.
Занято.
Толкаясь с остальными пассажирами в автобусе, он позвонил еще пять раз, но безуспешно.
Ну и бог с ним, будет сюрприз.
Отделавшись от таможенных формальностей, подобрал с движущейся ленты свой чемодан и огромную деревянную скульптуру чернокожей танцовщицы.
Чертыхнулся.
Несмотря на упаковку, за время полета танцовщица лишилась головы. Подарок для Флоры. Она кучу денег стоила. Они ему должны оплатить издержки. Но не сейчас. Сейчас он спешит.
Он вышел в холл аэропорта и направился к стойке «Херц», где взял напрокат машину. Он хотел добраться до Искьяно Скало как можно быстрее, поэтому о поезде даже речь не шла. На парковке ему посоветовали взять сиреневый «форд» без стереомагнитолы.
Просто поганая тачка, но впервые в жизни Грациано не спросил, нет ли у них чего-нибудь получше, он очень спешил в Искьяно Скало, чтобы сделать главное дело в своей жизни.
144Она была мертва.
Мертва.
Мертвее не бывает.
Мертвее мертвого.
То, что лежало в ванне, было мертвым. Да, так. Потому что это не была больше его учительница Палмьери. В ванне, словно надутая камера, плавало нечто раздувшееся и белое. Рот открыт. Волосы прилипли к лицу, как длинные морские водоросли. Вместо глаз два мутных шара. Вода была прозрачной, но на дне ванны лежал малиновый коврик, и казалось, что тело учительницы парит над ним. Черный край магнитофона торчал из красного дна, словно нос «Титаника».
Это он. Он сделал это. Одним движением ноги. Простым движением ноги.
Он отступил и уперся спиной в стену.
Он и правда убил ее. До этой минуты он до конца не верил. Как можно убить человека? Однако он смог. Она была мертва. И ничего не поделать.
«Это был я. Это был я».
Он бросился к унитазу, и его вырвало. Он сидел, задыхаясь, и обнимал унитаз.
«Мне немедленно надо уходить. Быстро. Быстро. Быстро».
Он спустил воду и вышел из ванной.
В квартире было темно. В коридоре он поставил столик, который опрокинул, убегая, положил на место телефонную трубку. Проверил, все ли в порядке на кух…
А это существо там?
Пьетро помедлил перед дверью, но потом, влекомый одновременно любопытством и необходимостью, вошел в темную комнату.
Запах экскрементов стал полегче, но теперь к нему примешивался другой, еще более неприятный и тошнотворный, если такое возможно.
Он провел рукой по стене у дверного косяка в поисках выключателя. Длинная неоновая лампа заморгала, зажглась и осветила комнатку. Перед ним стояла кровать с металлическими спинками, а на ней лежало бесполое мертвое существо. Мумия.
Пьетро хотел уйти, но не мог отвести от нее взгляд.
Что с ней случилось? Она не просто старая, она вся ссохлась и совсем без мышц. Что довело ее до такого состояния?
Потом он вспомнил про лестницу снаружи, выключил свет, закрыл за собой входную дверь и спустился.
Белый волнорез Эдвард-Бич— Там тебя кое-кто ждет, — сказала синьора Билья с улыбкой до ушей.
— Кто? — спросил Грациано и вошел в гостиную.
Эрика. Она сидела на диване и потягивала кофе.
— Значит, это и есть та самая знаменитая Эрика? — спросила Джина.
Грациано медленно кивнул.
— И что? Ты ее даже не поцелуешь? Какой ты гадкий!
— Граци, ты меня даже не поцелуешь? — повторила Эрика, распахивая объятия и изобразив на лице радостную улыбку.
Если бы в гостиной, где-нибудь за диваном, вдруг случайно оказался припрятан сексолог, он мог бы объяснить, что Эрика Треттель в этот момент применяла самую эффективную стратегию для возвращения обиженного партнера, то есть показывала, что она самая привлекательная и готовая к сексу женщина на свете.
И ей это превосходно удалось.
На ней была светло-зеленая мини-юбка, такая короткая и узкая, что ее можно было скатать в комочек и проглотить, как фрикадельку; шерстяной пиджачок того же цвета, на одной пуговице, стянутый на осиной талии, но открывавший глубокое декольте, шелковая блузка, тоже зеленая, но более нежного оттенка, словно нечаянно расстегнутая до третьей пуговицы так, что под ней видны были, к радости мужской половины человечества и зависти женской, волнующие контуры лифчика на косточках с черным кружевом, придававшего грудям вид двух упругих шаров. Черные чулки с геометрическим рисунком подчеркивали длину ног. Под черными туфлями, простыми на вид, скрывался двенадцатисантиметровый каблук.
Так она была одета.
Перейдем к прическе: длинные волосы платинового оттенка стелились мягкими волнами, тщательно имитирующими естественность, по плечам и спине, как в рекламных роликах фирмы «Л'Ореаль».
И макияж: губы (заметно более упругие, чем несколько месяцев назад) были накрашены темной блестящей помадой. Брови тонкими арками вздымались над зелеными глазами, подведенными тонкой линией. И все это покрывал легкий слой пудры.
В общем, она производила впечатление молодой свободной женщины, уверенной в том, что понравится всякому, у кого все в порядке с гормонами, нашедшей свое место в обществе и готовой с ходу покорить мир, привлекательной, как гламурные девушки со страниц «Плейбоя».
Можно было бы задаться вопросом, какого черта делает Эрика в Искьяно Скало? В гостиной мужчины, которому сказала: «Я тебя презираю за все. За то, как ты одеваешься. За ту хрень, которую ты несешь, словно ты самый умный. Ты никогда ничего не понимал. Ты просто старый неудачник, жалкий торговец дурью. Исчезни из моей жизни. Если ты еще хоть раз попробуешь мне позвонить, если ты еще хоть раз покажешься мне на глаза, богом клянусь, я заплачу каким-нибудь ребятам, чтобы они набили тебе морду».