Лия Флеминг - Забытые письма
У меня никогда прежде не было настоящего друга – такого, который говорил бы мне то, что думает, не обращал бы внимания на разницу в положении, заставлял бы меня смеяться над собственными высокомерными ужимками. Эсси, как же я буду скучать по тебе! Как мне теперь поступить? Чего бы тебе хотелось? Ах, как бы я хотела знать это…
Глава 21
Как же может быть, что целая жизнь в конце концов сводится к одной лишь комнате, набитой старьем? – грустно думалось Сельме. Гардероб с поношенными пальто и протертыми до дыр платьями, соломенные шляпы, теплые рубашки на плечиках, запах нафталиновых шариков, ящичек с нижним бельем – все аккуратно заштопано и переложено лавандовыми саше, жилеты и корсеты, золотое обручальное кольцо, серебряный браслетик и нитка дешевых бус. Ничего ценного, и все же каждая вещица – дорогое воспоминание. Вот альбом для фотографий: каждая открыточка от братьев аккуратно подписана, под каждой дата, а вот ее письма из Америки – каждое перевязано сатиновой ленточкой. Разве может она выбросить эти вещи или раздать их?
Что взять на память для Шери? Фотографии, шкатулочку, принадлежавшую еще бабушке Акройд, маленькую фарфоровую тарелочку – свадебный подарок, и фарфоровых собачек с веселыми мордочками – они всегда сидели у них на каминной полке, деревянную шкатулку, доверху набитую письмами, и мамину маленькую книжечку, в которую она записывала рецепты. А остальное все-таки надо отдать бедным. Какую-то одежду только на коврики придется пустить, так она изношена. Почему же она так пренебрегала собой все эти годы? В той жестянке ведь лежат фунты, на себя ей следовало тратить их, на себя!
Сидя среди вещей, Сельма почувствовала себя нестерпимо одиноко. Я сирота… Остались только Рут и Сэм, только они знали мою семью. Война отняла у меня братьев и их будущих жен и детишек – братьев и сестер Шери.
Война у многих отняла будущее. Сельма осторожно все сложила, каждую вещь заворачивала так, словно это была хрупкая фарфоровая статуэтка. Проверила полки и ящики под кроватью, пока не убедилась, что ничего здесь больше не осталось.
В комнате все еще пахло смертью, несмотря на распахнутые окна. Мамы нет, и ей тоже пора уезжать. Она еще разочек все проверила и тут вдруг у дальней стенки комода обнаружила старенькую мамину Библию в черном кожаном переплете, в нее были сложены открытки и письма. Они лишь собирали тут пыль с тех пор, как мама перестала ходить в церковь. Но это ее вещь, и ее надо забрать с собой, и сейчас, конечно, не время открывать ее и разбирать вложенные в нее бумаги. Слишком это больно, слишком они личные. Ей не хотелось читать мамины мысли. Все равно что подглядывать в душу.
Сельма в последний раз оглядела комнату, затем вышла и поставила чемодан на лестницу.
Когда-то здесь жил Гай, но теперь она не могла этого представить. Здесь она когда-то трепетала перед ее светлостью, одарившей ее золотой монеткой. Где они теперь, эти монетки?
Как давно это было, как все переменилось после войны. Как иначе она теперь себя ощущает здесь, зная, что Бартли ничуть не хуже титулованных особ. Важно, каков ты внутри, а не чем ты владеешь, важно, как ты живешь свою жизнь, а не какие у тебя титулы. Вот почему она так полюбила Америку. Там, если очень постараться, ты можешь стать кем пожелаешь.
– Я все разобрала там и взяла кое-что на память, – сказала она, стоя на лестнице. – Надеюсь, вы не возражаете.
– Попалось что-нибудь… особенное? – осторожно спросила леди Хестер, словно не желая ее отпускать.
– Да нет, просто письма, вещицы из нашего домика, – ответила Сельма и дружески сжала ей руку. – Не знаю, как и благодарить вас.
– Может быть, ты хочешь меня о чем-то спросить?
– Как странно, и мама сказала мне то же самое. «Если у тебя есть вопросы, леди Хестер ответит тебе». Я должна что-то узнать? Какие-то страшные фамильные тайны? – с нервным смешком спросила она.
Хестер не улыбнулась в ответ.
– Я здесь, если понадоблюсь вам.
– Я знаю, спасибо. Такое облегчение знать, как много вы значили для мамы, так поддержали ее в конце. Как же я смогу когда-нибудь расплатиться с вами?
– Просто не думай обо мне плохо, что бы ни случилось. Все мы совершаем ошибки. Важно лишь то, как ты потом стараешься их исправить. Доброго вам пути и не забывайте меня, пишите. Рассказывайте, как вы живете с дочкой. Заботьтесь о Шарлэнд. Дарите ей радости, пока она с вами. Детство проносится так быстро, а потом дети уходят от нас, и ничего не вернуть. Халберт отвезет вас на станцию.
Сельма пошла к поджидавшей ее машине и обернулась в последний раз. У высоких дверей стояла старенькая женщина, вся в черном, рука легонько приподнята в знак прощания. Что такое, отчего? Она будто хотела о чем-то предупредить ее. Ах, трогательная смешная старушка! Была когда-то такой высокой, такой надменной, а теперь совсем хрупкая и неуверенная.
Попросив водителя остановиться у ограды кладбища, Сельма подошла к свежему холмику.
– Мамочка, я уезжаю, возвращаюсь к себе домой. Ты будешь гордиться нами, обещаю тебе! Не грусти! Прощай.
Она чувствовала, как из-за аккуратных занавесочек ее буравят соседские глаза, но ей все равно. Где вы были все, когда моим родным нужна была помощь? Никого не хочу видеть. Мэриголд Плиммер по-прежнему преподает в школе, и лицо у нее злое и будто выцветшее. Прекрасно, я обойдусь без такой подруги.
Все устроилось, успокоилось, и она с легким сердцем может возвращаться домой. Может быть, когда-нибудь она привезет Шери сюда, но это будет не скоро. Ничего у них здесь не осталось, одни лишь воспоминания.
* * *Мисс Хеклер стояла на крыльце, а дети – Чарльсон, Лорри, Китти, Дороти и маленькая Джоанна, – выстроившись в рядочек, недоуменно глазели на нее: что это школьная учительница к ним пожаловала, что они натворили?
– Проходите, – Гай, догадывавшийся, в чем дело, пригласил ее в дом. Роза поставила на стол еще одну чашку.
– Нет, спасибо, я не задержу вас, – сказала мисс Хеклер. – Я просто хотела спросить, не хотите ли вы, чтобы я перевела Чарли… то есть Чарльсона в следующий класс. Он так хорошо успевает, и я не хочу сдерживать его тягу к математике… Если, конечно, вы согласны. Брат Вест? Сестра Роза?
– Конечно, просто здорово! Если вы считаете, что он справится, – ответил Гай. – Он обожает учиться.
– Таким мальчикам, как он, нужно получать высшее образование, но я знаю, это должны решать родители, семья, и это всегда жертва. Мальчики так нужны на ферме, особенно теперь, – проговорила мисс Хеклер.
– Да мы уж справимся как-нибудь, – Гай махнул рукой, – правда, Роза? А девочки после уроков помогут ему с дровами. Спасибо, что предложили нам это.
Учительница поднялась уходить.
– Я рада, что вы так хорошо это восприняли. На моей памяти родители обычно неохотно соглашаются перевести своих способных детей в следующий класс. Да, и, конечно, вы понимаете, это означает перевод в другую школу?
– Да-да, разумеется, – кивнул Гай и обернулся к жене. Лицо той было мрачнее тучи.
– Прежде мы должны обсудить вопрос с семьей, – ответила она.
Мисс Хеклер заторопилась к выходу, видя назревающий конфликт.
– Надеюсь, я не принесла разногласий в ваш дом… За способным ребенком и весь класс тянется как на дрожжах, – это была попытка шутливой разрядки, но Роза ничего не ответила и молча захлопнула дверь за учительницей.
– Роза! Как грубо и некрасиво! Что случилось? – возмутился Гай.
– Мальчик останется в своем классе. Не следует одного любить больше других. Мы так не поступаем. Папа никогда не позволит отдать нашего мальчика в мирскую школу.
– Ты забыла, папа Чарли – это я. Образование для него – это возможность найти свой истинный путь в жизни.
– Образование означает, что он покинет нашу общину. Они уезжают в колледж и никогда больше не возвращаются. А если и возвращаются, то только чтобы требовать перемен и свобод, только смуту вносят.
– Ты не можешь удерживать его силой, – возразил он.
– А чем мы будем платить за книги, одежду, поездки? Кругом депрессия. У нас ни цента лишнего нет. Иногда в мыслях своих ты так далек от нашей веры! Он должен научиться жить и работать среди нас, – вздохнула она, не глядя на мужа.
– Да разве он не учится этому сейчас? Пашет, тянет за собой лошадей с девяти лет… роет колодцы… Да когда я вспоминаю, каким я был неженкой в детстве, слуги вокруг стояли гурьбой, ловили каждый наш чих. Я хочу, чтобы мой ребенок умел не только читать и писать. Я хочу, чтобы он научился понимать, как все устроено, узнал, как медицина помогает побеждать болезни…
– Снова ты о своем, снова забываешь, что ты теперь в особой общине, особом племени, мы живем по своим законам. И наш священный долг воспитывать наших детей в послушании, а не соблазнять их мирскими удовольствиями. Они должны уважать наши законы.
