Марио Льоса - Нечестивец, или Праздник Козла
— Как ему было скверно, — говорит Урания, видя, что тетушка Аделина опустила голову и уже не испепеляет ее взглядом, да и во взгляде уже нет прежней уверенности. — Он путался, сам себе противоречил. И дрожал, боялся, что не поверю его вранью.
— Мануэль Альфонсо мог обмануть и его… — начинает было тетушка Аделина и осекается. Всплеснув руками, раскаяние качает головой, словно извиняясь.
— Если не хочешь идти, не ходи, Уранита. — Агустин Кабраль трет руки, как будто этим жарким вечером его пробирает холод. — Я тотчас же позвоню Мануэлю Альфонсо и скажу ему, что ты плохо себя чувствуешь, пусть он за тебя извинится перед Хозяином. Ты совсем не обязана это делать, доченька.
Она не знает, что ответить. Почему она сама должна принимать такое решение?
— Право, не знаю, папи. — Она смущена, теряется в сомнениях. — Мне все это очень странно. Почему он пригласил только меня? Что я буду делать на этом празднике среди стариков? Или он пригласил и других девочек, моих ровесниц?
Маленький кадык на тонкой шее сенатора Кабраля прыгает вверх-вниз, вверх-вниз. Глаза избегают взгляда дочери.
— Раз он пригласил тебя, наверное, пригласил и других девушек, — бормочет он. — А может, он считает тебя уже не девочкой, а взрослой девушкой, сеньоритой.
— Но он же меня не знает, видел всего один раз издали, в толпе. Разве он мог запомнить, папи?
— Наверное, ему рассказывали о тебе, Уранита, — извивается отец. — Повторяю, ты совсем не обязана. Если хочешь, я позвоню Мануэлю Альфонсо и скажу, что ты плохо себя чувствуешь.
— Я не знаю, папи. Как ты скажешь: хочешь — я пойду, а не хочешь — не пойду. Я хочу одного — помочь тебе. Он не рассердится, если я откажусь?
— И ты ни о чем не догадывалась? — решается спросить Манолита.
Ни о чем, Урания. Ты была еще совсем девочка, совсем девочка, в том смысле, что была совершенно невинна, понятия не имела ни о чем, что было связано с плотским желанием, инстинктами и властью, и не представляла, в какой беспредел и скотство могут вылиться эти вещи в стране, которую вылепил Трухильо. Правда, ее, умненькую от природы, удивила спешка. Где это видано, чтобы на праздник приглашали в тот же день, не дав приглашенной времени приготовиться? Но она была девочкой нормальной, здоровой — последний день, что ты ею будешь, Урания, — любознательной, и потому праздник в Сан-Кристобале, в знаменитом имении Генералиссимуса, откуда выходили скакуны и коровы-рекордистки, получавшие все призы на всех конкурсах, не мог не заинтересовать ее, не возбудить ее любопытства, и она уже стала думать о том, как будет рассказывать о нем подружкам в колледже святого Доминго и как будут завидовать ей те, которые заставили ее пережить скверные минуты, пересказывая гадости, которые распространяли про сенатора Агустина Кабраля в газетах и по радио. Да и чего ей опасаться, если сам отец относится к этому с одобрением? А скорее всего, она размечталась, что, как сказал сенатор, это приглашение — добрый знак, способ дать понять отцу, что мученичество его окончилось.
Ничего плохого она не заподозрила. И как расцветающая маленькая женщина, забеспокоилась о вещах самых легкомысленных — что надеть, папи? какие туфли? Жаль, что так мало времени, а то можно было бы позвать девушку-парикмахера, которая ее причесывала и делала макияж в прошлом месяце, когда она была фрейлиной Королевы колледжа святого Доминго. Это было единственное, что ее беспокоило с того момента, как они с папой решили: чтобы не обижать Хозяина, она пойдет на праздник. Дон Мануэль Альфонсо придет за ней в восемь вечера. Совершенно не оставалось времени сделать школьные уроки.
— До какого часа, сказал тебе сеньор Альфонсо, мне можно там оставаться?
— Ну, пока все не начнут расходиться, — сказал сенатор Кабраль, не переставая ломать руки. — Если захочешь уйти раньше — устанешь или еще почему-то, — скажи Мануэлю Альфонсо, и он немедленно отвезет тебя домой.
XVII
Когда доктор Велес Сантана и Бьенвенидо Гарсиа, зять генерала Хуана Томаса Диаса, отвезли на грузовичке Педро Ливио Седеньо в Интернациональную клинику, трое неразлучных друзей — Амадито, Антонио Имберт и Турок Эстрельа Садкала — решили: не имеет смысла ждать, пока генерал Диас, Луис Амиама и Антонио де-ла-Маса отыщут генерала Хосе Рене Романа. Лучше найти врача, который бы залечил им раны, переодеть запачканную одежду и поискать, где укрыться до тех пор, пока не прояснится ситуация. Но где в это время найти врача, которому можно довериться? Время шло к полуночи.
— Мой двоюродный, брат Мануэль, — сказал Имберт. — Мануэль Дуран Баррерас. Он живет неподалеку отсюда, и кабинет у него рядом с домом. Надежный человек.
Тони был мрачен, и это удивило Амадито. В машине, когда Сальвадор вез их к доктору Дурану Баррерасу — в городе стояла тишина, автомобилей на улицах не было, видно, новость еще не разнеслась, — он спросил его:
— Ты что как на похоронах?
— Затея наша накрылась к чертям собачьим, — глухо ответил Имберт.
Турок и лейтенант посмотрели на него.
— По-вашему, это нормально, что Пупо Роман не появляется? — процедил он сквозь зубы. — Есть только два объяснения. Его раскрыли и арестовали. Или он испугался. В любом случае нам крышка.
— Но мы же убили Трухильо, Тони! — попытался взбодрить его Амадито. — Трухильо-то никто уже не воскресит.
— Только не думай, что я раскаиваюсь, — сказал Имберт. — По правде говоря, я никогда не строил особых иллюзий по поводу государственного переворота, военно-гражданской хунты, это все мечтания Антонио де-ла-Масы. Я всегда считал, что мы — команда самоубийц.
— Надо было тебе сказать мне это раньше, братишка, — пошутил Амадито. — Я бы завещание написал.
Турок отвез их к доктору Дурану Баррерасу, а сам поехал домой: calies очень скоро обнаружат его брошенный на шоссе автомобиль, так что надо было предупредить жену и детей и взять кое-какую одежду и деньги.
Доктор Дуран Баррерас был уже в постели. Он вышел в халате, потягиваясь. Когда Имберт рассказал, почему они все в грязи и в крови и чего хотят от него, у доктора отвалилась челюсть. Несколько секунд он очумело смотрел на них. Огромное костистое лицо, заросшее бородой, выражало полную растерянность. Амадито видел, как вверх-вниз ходит кадык в докторском горле. То и дело доктор начинал тереть глаза, словно хотел избавиться от привидений. Наконец сказал:
— Перво-наперво займемся лечением. Пойдемте в кабинет.
Хуже всех дела обстояли у Амадито. Пуля пробила ему колено, из входного и выходного пулевых отверстий торчали осколки раздробленной кости. Стопа и колено распухли.
— Не понимаю, как ты стоишь с такой ногой, — удивился доктор, промывая рану.
— Я только сейчас почувствовал, что больно, — сказал лейтенант.
В эйфории от происшедшего он почти не обратил внимания на ногу. Но теперь почувствовал боль, жжение поднималось к колену. Врач перевязал его, сделал укол и дал баночку с таблетками, принимать каждые четыре часа.
— Тебе есть, куда пойти? — спросил у него Имберт, пока доктор занимался раной.
Амадито сразу же подумал о тетушке Меке. Она была одной из десяти сестер его бабки и больше других баловала его, когда он был маленьким. Старушка жила одна в деревянном домике, заставленном цветами в горшках, на проспекте Сан-Мартин неподалеку от площади Независимости.
— Первым делом нас станут искать у родственников, — предупредил его Тони. — Лучше спрятаться у какого-нибудь верного друга.
— Все мои друзья — военные, братишка. Закоренелые трухилисты.
Он не мог понять озабоченности Имберта, его мрачного настроя. Найдется же в конце концов Пупо Роман и приведет в исполнение план, нечего сомневаться. Во всяком случае, со смертью Трухильо режим рассыплется как карточный домик.
— Пожалуй, я могу тебе помочь, — вмешался доктор Дуран Баррерас. — У механика, который чинит мне машину, есть маленький домик, он хочет его сдать. Это в новом районе Осама. Поговорить с ним?
Все получилось легко и просто. Доктор позвонил по телефону, и механик по имени Антонио Санчес (Тоньо), несмотря на поздний час, пришел тотчас же. Ему рассказали всю правду. «Черт подери, ну сегодня я напьюсь!» — возликовал он. Он почел за честь предоставить им свой домик. Лейтенант будет в полной безопасности, соседей рядом нет. Он сам отвезет его на своем джипе и позаботится, чтобы еды у него было в достатке.
— Чем я расплачусь с тобой за все, дорогой костоправ? — спросил Амадито Дурана Баррераса.
— Тем, что побережешься, мой мальчик. — Доктор подал ему руку и добавил с сочувствием: — Не хотел бы я оказаться в твоей шкуре, если сцапают.
— Не сцапают, дорогой костоправ.
У него не осталось патронов, а у Имберта было много, и он дал ему целую пригоршню. Лейтенант зарядил свой пистолет 45-го калибра и на прощание заверил:
— Теперь я в порядке.
