Роман Сенчин - Информация
Видимо, поймав момент, когда рядом никого из взрослых не будет, ко мне подошел Борис:
– Ты на Полину не обижайся, что она психованная. Она ведь чуть не погибла. Не говорила?… Была у подруги, которая в том доме на Гурьянова жила. Хотела ночевать остаться. Уже отпросилась, но потом домой поехала. И ночью дом взорвался. С тех пор ее клинит часто…
Я не придал его словам значения тогда, лишь покивал. Мне казалось, что Полинины клины уже в прошлом.
Часов в пять мы с ней поехали в Москву. Вслед нам махали, улыбались. По всему было видно, что у родителей Полины свалился с плеч тяжеленный камень. Дочь была устроена.
Дома пили шампанское, ходили голые, постоянно обнимались и целовались, кувыркались на широкой постели… В общем, полная идиллия.
В понедельник с трудом собрались, я проглотил алкозельцер. Завез Полину на ее работу, приехал в агентство. Занимался делами в отличном настроении, хотя часто мысленно отвлекался, задумываясь о том, завтра или послезавтра подавать заявление, какие кольца покупать.
– Чего светишься? – ближе к обеду спросил Руслан, кажется, специально для этого подловив меня возле кулера.
Я ответил с шутливой горечью:
– Всё, прощайте пирушки и подружки.
– Что, серьезно? Когда свадьба?
– На неделе пойдем заявление подавать.
– А-а, – Руслан отмахнулся, – это ты рано прощаешься.
– Почему?
– После заявления еще с месяц ждать. А за это время много чего произойти может.
Я воспринял эту фразу как обычный подкол, а оказалось, что она подтвердилась тем же вечером…
Около половины седьмого набрал Полину. Утром договорились, что я заберу ее и мы поедем ко мне. Поставим машину, отправимся в ближайший приличный ресторан… Слушал длинные гудки и ожидал вот-вот услышать: «Да, любимый?» А вместо этого раздалось раздраженное:
– Алло. Я сейчас не могу разговаривать.
И я тоже мгновенно раздражился:
– Тебя забирать с работы?
– Я не на работе.
– А где?
– Потом объясню… позвоню. – И отключилась.
Я постоял, как дурак, в коридоре, тупо глядя на дисплей мобильного. Вернулся на свое место. Подождал еще чего-то, вырубил компьютер, бросил засидевшейся Оксане Шамаевой (остальные уже свинтили) вялую покашку и побрел на улицу.
Долго торчал в машине. Куда ехать? Несколько Полининых слов, нарушение только что выстроенной схемы выбили из колеи. Я потерялся, словно бы оглушенный сильным коротким ударом, и теперь пытался прийти в себя, понять, что случилось…
Покопался в ящике для дисков, выбрал альбом «Дикие травы» группы «Мельница». Включил. Из десятка динамиков потекла музыка. И слова стали успокаивать меня, лечить:
…Роса рассветная, светлее светлого,А в ней живет поверье диких трав.У века каждого на зверя страшногоНайдется свой однажды Волкодав…
Да, названивать глупо. Была бы ей нужна моя помощь, сказала бы. Конечно, сказала бы… По работе неприятности, что ли?… Какой-нибудь недовольный актеришка, отыграв на утреннике солдата Победы, права качает?… Или заказчик предъявляет претензии?… Что еще может случиться?…
Несколько раз рука тянулась к ключу зажигания и падала на колено… Если уж завести, значит, куда-то надо поехать. Домой? Переодеться в треники и футболку… А позвонит Полина – вскакивать?
За последние дни я успел внушить себе, что мы с ней одно целое, и уже не мог представить, чем займусь, когда ее не окажется рядом. Особенно таким вот образом: не надо меня забирать с работы, я позвоню потом, объясню… Да уж, слова невесты. И как я должен к ним относиться?… Идиотизм.
Мимо прошла Оксана. Остановилась возле своего крошечного «Опеля», нажала кнопку сигнализации. Машинка радостно пискнула. Оксана открыла дверцу, юркнула в салон. Движения ее были одновременно и скромными, и уверенными. Этакая мышка добралась до норки и в ней спряталась.
Завела «Опель», пристегнулась ремнем безопасности и стала медленно выруливать с парковки. Отправилась домой. Куда же еще… Добросовестно отработала положенное время, и теперь ее ждет спокойный отдых… И эта невзрачная Оксана показалась мне такой счастливой, что свело скулы и защипало пальцы.
Я выхватил из кармана телефон, нажал номер Полины. Два-три длинных гудка, а потом щелчок и гудки короткие. Сбросила.
Пробирался к своей Кожуховской через центр часа два. Не торопился, не ругался на пробки и вклинивающиеся в вереницу передо мной автомобили, а даже был рад подсознательно этой медленной езде. Тянул время, ожидая, что сейчас мобильник запиликает, и я услышу слова извинения: «Не сердись, любимый. Возникали некоторые проблемы, но теперь всё хорошо. Я сама доберусь. Если можно, встреть меня, пожалуйста, возле метро».
Но мобильник молчал. Я поставил «Селику» на ее законный пятачок, потоптался рядом. Потрогал горячий капот, проверил, не подспустили ли колеса, протер ладонью ее красивые, раскосые фары… Да, я всячески оттягивал момент, когда войду в квартиру, сниму туфли. Войду, сниму, и что дальше?…
Не буду расписывать свое состояние в тот вечер. Любой человек хоть раз чего-нибудь ожидал – радостного, страшного, неизвестно какого, – поэтому любой, надеюсь, поймет, что я, как говорится, не находил себе места.
Долго бродил по комнатам, включал и выключал телевизор, сидюшник. Не выдержал и выпил остававшиеся в холодильнике граммов триста водки. Снова включил телевизор, задремал перед ним.
…Полина позвонила около трех ночи.
– Приедь за мной! – пьяновато велела. – Я в Свиблове. Проезд Нансена… Когда тебя ждать?
Помню, меня взбесило не само требование, даже не ее заплетающийся язык, а это «приедь». Не «приезжай», не «забери», а – приедь… И я хмыкнул в трубку:
– С какой стати? Я ждал твоего звонка с половины седь…
– У меня дела были! – визгом перебила она. – Между прочим, я решала очень важную нашу проблему – об отцовстве Маши. Ты слышишь?!
– И что, нельзя было сказать вечером? Меня-то зачем за идиота держать? – Накопившееся за несколько часов (да нет, за многие месяцы на самом деле) раздражение невозможно было взять и погасить. – Я что, болванчик?
Полина с готовностью вошла в раж – то смирение, какое демонстрировала на протяжении двух-трех недель, сгорало в очередной истерике…
Если бы она быстро успокоилась, может, жалобно заплакала, я наверняка вскочил бы и помчался туда, где она стояла одна на ночной улице среди темных человеческих ульев. Но она визжала, сыпала оскорблениями в том роде, что все мужики – козлы, что никому она и ее дочка не нужны, что ей не нужны уроды, что я ее использовал, а теперь хочу избавиться. И так далее.
И мой мозг энергично стал развивать некоторые ее тезисы: действительно, зачем мне эта истеричка, да еще с ребенком, и какой будет моя жизнь, когда она окажется в этой квартире хозяйкой. Да я через месяц из окна выскочу…
Я нажал кнопку отбоя, а потом выключил мобильный. Поднялся, выдернул вилку из гнезда городского телефона. Лег на диван в столовой. Долго не мог (да и не пытался) уснуть, ожидая, что сейчас запищит домофон и мне придется впускать Полину, слушать продолжение истерики. Сдерживаться, ждать, когда она выдохнется, замолчит, ослабнет. И там – примирение, секс и продолжение этих американских горок. То взлет к почти счастью, то пропасть ругани…
На работу приехал с большим опозданием, разбитый, вялый, как после недельного запоя.
Агония наших отношений продолжалась до начала сентября. Ночевок Полины у меня уже почти не случалось (не считая двух-трех приступов страсти), но встречи где-нибудь в кафе происходили регулярно и приводили в основном к скандалам. Причем я уже не отмалчивался, как раньше, а равноценно отвечал на каждое оскорбление, объяснял, что с такой психопаткой жить не собираюсь. Пусть она или излечивается, или мы навсегда друг о друге забудем… Заканчивалось это все уже откровенным ором друг на друга (даже охранники иногда встревали) и разбегом на пару недель.
Так же дружно, как совсем недавно поддерживали мое решение жениться, теперь мои приятели соглашались, что Полина мне не подходит. Тем более что в то время она стала им активно названивать, включая Руслана, с которым вовсе не была знакома, но слышала о нем от меня. Всем объясняла, какой я подонок, как я ее предал, и так далее.
Некоторое время я не мог понять, откуда у Полины номера, например, Свечина, Ивана, а потом от нее же самой, во время очередного скандала, узнал, что еще в пору нашей идиллии она забралась в мой телефон и многое из него почерпнула.
Парни, конечно, жаловались; один разговор, с Максом, хорошо запомнился – оказался более содержательным.
– Слушай, – набрал он меня среди ночи, – утихомирь свою невестушку. Три часа мне сейчас мозги промывала. У меня и без этого геморров по маковку…
– Ничем не могу помочь, – пробормотал я со сна. – К тому же ты сам виноват.
– С фига ли!?
– Ты сам меня с ней познакомил.
