Вся синева неба - да Коста Мелисса
Она силится скрыть охватившее ее облегчение. Вытирает влажные ладони о брюки и снова сглатывает.
— Я… я могу его забрать?
— Конечно.
Полицейский встает и собирает сделанные ксерокопии. Он протягивает Жоанне ее удостоверение личности и брачное свидетельство и провожает ее до двери бокса.
— Будьте внимательней впредь.
— Да. Я… Я очень сожалею об этом… об этой неприятности.
— Все в порядке, мадам.
Первое лицо, которое она видит, вернувшись в холл, — лицо Себастьяна. Бледное и странно опрокинутое.
— Он, кажется, пришел в себя.
Себастьян слегка отодвигается, и она видит Эмиля, сгорбленного, уткнувшегося лицом в ладони. Кажется, будто он рыдает.
Она положила руку ему на плечо, тихонько, чтобы не напугать его, и он поднял голову. Слез на щеках не было. Только смесь грусти и горечи. Он приоткрыл рот и произнес:
— Жоанна?
Она кивнула, изо всех сил стараясь держать себя в руках.
— Пойдем домой.
Он последовал за ней прочь из холла под взглядами полицейских. Себастьян ждал их на залитой солнцем улице.
— Я не знаю, что произошло, — пробормотал Эмиль.
— Ничего страшного.
Теперь они идут втроем по залитым солнцем улочкам Перьяк-де-Мер. Все молчат. Себастьян идет впереди, руки в карманах, он не знает, надо ли остаться с ними или лучше уйти. Эмиль и Жоанна в нескольких шагах позади. На лице Жоанны написано облегчение, хотя она еще очень бледна. Эмиль то и дело с тревогой поглядывает на нее.
— Ты плакала, — говорит он.
— Нет.
— Да. Я тебя напугал… И ты плакала.
Это мучит его. Жоанна предпочитает сменить тему:
— Я все думаю, с тех пор как мы вышли из комиссариата… Если бы мы этого не сделали… Если бы не поженились…
Больше они ничего не говорят, ни он, ни она. Оба прекрасно знают, что бы произошло.
Себастьян останавливается на углу переулка. Он показывает на ресторан своего отца вдали.
— Я пойду… Оставлю вас…
Ему неловко, он переминается с ноги на ногу, поочередно глядя на них.
— Держите меня в курсе… Надеюсь, все будет хорошо, Эмиль…
Эмиль кивает.
— Спасибо, что помог Жоанне найти меня.
— Не за что.
Себастьян потирает шею и еще быстрее переступает с ноги на ногу, как будто хочет что-то добавить.
— Я…
Он медлит.
— Я не знал, что ты болен…
И договаривает очень быстро:
— Я не знал, что вы женаты.
У него печальный и разочарованный вид. Жоанна отвечает довольно холодно:
— Это не имело никакого значения, знал ты или нет.
Помолчав, она добавляет мягче:
— Ему надо отдохнуть. Увидимся на днях.
— Да… Увидимся.
— Ты разбила ему сердце.
Эмиль сам удивлен, что пытается шутить. Вообще-то ему не до смеха. Он только хочет, чтобы стало не так грустно и тягостно.
— Он оправится, — отвечает она до странного равнодушно.
Вид у Жоанны потрясенный. Они оба еще бледны, когда садятся за складной стол перед кемпинг-каром.
— Я приготовлю чай? — предлагает Эмиль.
Она качает головой.
— Тебе надо отдохнуть.
— Мне не хочется спать.
Эмиль встает и идет наполнять чайник. Он чувствует себя виноватым, что подверг ее всему этому. В первоначальном плане все было проще. Они уедут вдвоем. Он потеряет память, и это не будет его волновать. Он был к этому готов. Он простился со всеми, покидая Роанн. Она постарается держать его подальше от семьи. Она была со всем согласна.
Да, но вот прошло больше четырех месяцев с тех пор. Что они сделали, чтобы все до такой степени изменилось? Казалось, все так просто… Она не должна была плакать при мысли, что потеряла его… А он не должен был изводиться при мысли, что ее забудет.
Может быть… Он готовит чай чуть дрожащими руками. Тихий голос навязчиво звучит в его голове. Может быть, им не надо было жениться. Не надо было селиться вместе в этой студии, брать котенка, спать на одном диване и осознанно делить кусок торта.
Может быть, им надо было оставаться незнакомцами друг для друга и этим удовольствоваться. Она была права в тот день на островке Надьер. Поначалу он был счастлив, а потом, в последнее время, стал угасать… но по другой причине, тут она ошибается.
Когда он пустился в путь, ему абсолютно нечего было больше терять и не за кого держаться. Он смирился с мыслью покинуть родителей, сестру, лучшего друга. Его жизнь и так наполовину угасла, когда ушла Лора. А потом слабый огонек, который еще продолжал трепетать после ее ухода, погас окончательно, когда он узнал о болезни. Он сел в этот кемпинг-кар безмятежным, потому что на этот раз у него ничего больше не было. Он решился уйти с концами. Ему оставалось только воспользоваться жалкими обрывками счастья, которые еще могла предложить ему жизнь, прежде чем кануть в забвение. Баш на баш, все честно. Но вместо того чтобы уехать одному, ему надо было поместить это глупое объявление… Он подобрал эту девушку, совершенно потерянную, на обочине автострады, и вместо того чтобы мало-помалу отходить от жизни, он ухватился за нее с еще большей силой. Из-за Жоанны. Потому что она показала ему всю красоту мира, всю чистоту чувств, всю доброту человеческих существ. Он привык видеть, как она улыбается, с каждым днем все больше, как пишет в своем дневнике, присматривает за Поком, глядит на небо и сидит по-турецки на понтоне.
Он с трудом сглатывает вставший в горле ком. Он угасает, это правда. Страх и тревога поглощают его день за днем. И все это из-за нее. Только из-за нее. Потому что она совершенно неожиданным образом пробудила его к жизни. И сегодня он чувствует себя более живым, чем когда-либо… Сегодня благодаря ей он больше не хочет покидать этот мир. Эта мысль повергает его в ужас. А другая мысль, что она исчезнет из его памяти, стала ему невыносима.
Он старается не задыхаться, взяв чайник и наливая кипяток в чашки.
— Готово, — произносит он сдавленным голосом. — Несу.
Они молча пьют чай, постепенно обретая подобие красок. Жоанна спрашивает глухим голосом:
— Телефоны… они были включены… Ты кому-то звонил?
Он отвечает, уткнувшись в чашку:
— Я забыл свой пин-код… Мой телефон был заблокирован…
С облегчением прикрыв глаза, она задает следующий вопрос:
— А мой? У меня нет пин-кода…
Она, кажется, боится его ответа.
— Нет, я… я не узнал ни одного имени в списке контактов. Это было… Я чуть с ума не сошел… Выбежал на улицу и оставил все как есть.
По его голосу она понимает, что он не хочет больше об этом говорить. Они продолжают пить чай не спеша, глядя в пустоту.
— Мы должны покинуть Перьяк, да? — спрашивает Жоанна через некоторое время.
Эмиль пожимает плечами. Он отчасти утратил представление о времени. Еще один симптом болезни, сжигающей его на медленном огне.
— Давно мы здесь? — спрашивает он.
— Две недели.
Он не знает, долго это или нет. Ему хочется уехать, снова пуститься в путь, но Жоанне, кажется, так хорошо здесь, в обществе Себастьяна и Лаки. Однако она продолжает:
— Тебе не хочется увидеть море?
Она всматривается в него. Он и бровью не ведет.
— Мы уже недалеко…
Он чувствует, что ей тоже этого хочется, и кивает.
— Да. Мы можем поехать к морю.
Он не знает, то ли особенно холодно этой ночью в кемпинг-каре, то ли от тревоги его так трясет. Он дрожит всем телом. Челюсть свело, зубы стучат. Ему трудно дышать, как будто его сдавили тиски, как будто он умрет в эту ночь, задушенный собственной тревогой.
— Эмиль?
Он молился, чтобы не разбудить Жоанну, но слишком поздно.
— Эмиль? — шепотом повторяет она.
На краю кровати он видит Пока, свернувшегося клубочком, крепко спящего. Что ж, он единственный из них спит.
— Что? — спрашивает он, притворяясь, будто не понимает, почему она шепчет среди ночи.
— Что с тобой?
Она добавляет торопливо:
— У тебя снова блэкаут?
