Луи де Берньер - Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана

Наверное, вы думаете – я пустой человек, коль распинаюсь о своих переживаниях, когда Сибиле столько всего пришлось вынести. Меня жег стыд: я так долго притворялся, будто разделяю ее веру. Я любил Сибилу, но обманул. Думаете, она с самого начала знала? Как по-вашему, она простила меня? Скажите, может так быть, что она умерла счастливой, потому что перед ней открывалась лучшая жизнь? Может, она и призналась нарочно, чтобы умереть? Я – виновник ее страданий или она благодарила меня за то, что помог ей получить избавление? Возможно ли искренне желать расстаться с жизнью?

Скажу про себя: хоть я калека, но жизнь любил. Еще понимаю: любил жизнь лишь оттого, что частью ее была Сибила. На меня нашло помрачение, и я бросился из толпы. Сам не знаю, что собирался делать, может, несовместимые вещи. Ко мне вдруг вернулось мужество, и я хотел освободить Сибилу, биться за нее до последнего. И, вновь обретя мужество, я желал умереть подле нее. Казалось, я хочу одного – чтобы смерть, как сказал поэт, повенчала нас.

Я рванулся к Сибиле, но ведь я калека, и охранник прикладом сбил меня с ног, я упал, и тут они швырнули факелы на костер, а священники запели «Приди, Создатель!»

Перед уходом охранники подпалили мой поселок Кинталинас де лас Виньяс, и один что-то бросил мне.

– Эй, урод! – крикнул он. – Держи на память о своей подружке!

Я взглянул и понял, что это. Крестоносцы взяли в обычай вырезать женщинам половые органы и подвешивать к седлам, как трофеи. Я подобрал то, что бросил охранник, и положил на тлеющие угли к останкам Сибилы. Держась поодаль, я пошел за крестоносцами, – это было нетрудно, они двигались со скоростью повозок, груженных нашим добром. Знаете, что я сделал? Ночью перерезал глотку охраннику, который совершил эту низость с Сибилой.

Сеньор Виво, они собираются нагрянуть в Кочадебахо де лос Гатос, я часто слышал, как они об этом говорили. Они держатся сел, подальше от городов, чтобы сберечь войско. Сеньор Виво, помогите нашему бедному народу, вы ведь убили Заправилу, вас все зовут Избавителем. Пожалейте людей, как Сибила пожалела меня.

56. письма

Дорогой сын,

пишу тебе в страшной спешке на аэродроме в Вальедупаре. У них нет телефонной связи с Кочадебахо де лос Гатос, и я не представляю, сколько времени письмо будет до тебя идти. Я просто в отчаянии, что тебя нет рядом, когда творятся такие ужасные дела.

Должна тебе сообщить, что на отца вновь совершено покушение. Он собирал манго в саду, и кто-то выпустил в него две пули в упор. Не знаю, кто это был – либералы, консерваторы или коммунисты, может, какая-то военная группировка, кто-то из военно-морских или воздушных сил, а может, наркокартели.

Генерал вошел в дом и упал у моих ног; теперь мы везем его на военном транспортном самолете в Майами, где у него больше шансов, чем в наших госпиталях. Тут хирурги только туши умеют разделывать и травить ядом больных с неверным диагнозом.

Отец держится молодцом и больше беспокоится не о себе, а о том, кто примет временное командование генеральным штабом. Первая Весна приглядит за домом и подранками. Я пошлю тебе весточку, лишь только мы вернемся из Майами, а пока молись за нас обоих.

Дорогой министр,

Хочу Вам сообщить: я располагаю показаниями очевидцев о бесчисленных зверствах, творимых бандой религиозных фанатиков, которые терроризируют сельское население на территории, простирающейся от столицы до горных районов департамента Сезар. Судя по всему, бандиты намерены завершить свой «крестовый поход» в Кочадебахо де лос Гатос, откуда я Вам пишу.

Абсолютно необходимо, чтобы полиция либо вооруженные силы безотлагательно предприняли меры и положили конец терроризму. В противном случае я предвижу вероятность новой гражданской войны, разжигаемой религиозной нетерпимостью. Мы в Кочадебахо де лос Гатос уже подготовились, но законное вмешательство государственных структур будет принято нами с благодарностью. В противном случае я буду вынужден прибегнуть к публичному разоблачению пассивности властей на страницах «Прессы».

Дорогой сеньор Виво,

благодарим Вас за письмо, касающееся религиозных беспорядков в сельских районах. Уже некоторое время до нас доходят слухи об этом, но веских подтверждений мы не имели. Несколько поселков были разрушены до основания, а население полностью истреблено, однако у нас не было сведений о том, не является ли это результатом столкновений между местными каудильо, коммунистами или наркокартелями.

Как Вы знаете, мы не можем инициировать военные действия без президентского указа. В данный момент его превосходительство находится с дипломатической миссией за рубежом, а потому мы не имеем возможности прибегнуть к законным средствам. Вам, как никому другому, известно, что Ваш отец, начальник Генерального штаба, находится в госпитале в Майами, и потому с военной точки зрения мы недееспособны вдвойне, особенно если учесть, что у нас уже были серьезные происшествия в Медио-Магдалене.

Мы приняли решение, что единственно возможное законное действие – послать в этот район гвардейское подразделение для проведения «боевых учений». Командующий «учениями» будет конфиденциально проинструктирован о том, что он имеет законное право на действия в рамках Конституции, если к нему в интересах общественной безопасности обратится с подобной просьбой начальник местной полиции. Соответственно, мы назначили «начальника местной полиции», который должен сопровождать учения. Учения пройдут по маршруту от столицы до Кочадебахо де лос Гатос. Это огромная территория с топями и лесами, почти не изученная картографами, где имеются лишь простейшие средства коммуникации; как Вы понимаете, с военной точки зрения экспедиция почти немыслима.

Боюсь, это максимум, что можно предпринять для защиты демократического процесса в рамках законодательства, регулирующего отношения вооруженных сил и исполнительной власти. Как Вы сами понимаете, демократия не всегда явное благо, когда требуется сильная рука.

Вам, вероятно, будет интересно узнать: по сообщению администрации кардинала Доминика Трухильо Гусмана, который также находится в госпитале, действительно был санкционирован «крестовый поход проповедников», но администрация отрицает, что имеет какие-либо сведения о походе средневековой массовости и исступленности.

Я желаю Вашему отцу, генералу Хернандо Монтес Соса, скорейшего и полного выздоровления и надеюсь. Вы согласитесь – мы сделали все, что могли, для решения поднятой Вами проблемы. Я не могу чрезмерно акцентировать тот факт, что отсутствие его превосходительства президента Веракруса абсолютно связало нас по рукам и ногам, и это, несомненно, повлияет на многих на следующих выборах, до которых, к сожалению, еще далеко.

Пожалуйста, отнеситесь к этому сообщению как к конфиденциальному, и позвольте добавить от себя, что я получила громадное наслаждение, слушая по радио Ваши музыкальные палиндромы. Я часто думаю, нельзя ли сделать переложение «Прелюдии № 1 до-мажор» из «Хорошо темперированного клавира» Баха?

Дорогой папа,

меня сразило мамино сообщение, что худшие твои опасения подтвердились и последнее из бесчисленных покушений на твою жизнь принесло свои горькие плоды.

Думаю, следует напомнить тебе, что ты – первый за всю историю страны начальник Генерального штаба, который не является фашистом или возвеличенным каудильо, а потому ты просто обязан поправиться в кратчайшие сроки, беспрецедентные в истории медицины.

Человек, с которым я передам письмо, будет очень тебе полезен. Пожалуйста, прими его со всем возможным уважением и гостеприимством, не перечь, что бы он ни говорил, и положись на его лечение, каким бы странным оно ни казалось. Я говорю это как послушный сын, которому в свое время приходилось подчиняться многим отцовским указаниям. Но на сей раз я требую, чтобы приказы шли в обратном направлении. Если сделаешь, как я прошу, обещаю: целый год буду коротко стричься и всю оставшуюся жизнь надевать костюм, появляясь с тобой на публике.

Когда увидишься с английским послом, передай от меня привет и скажи, что мы по-прежнему очень благодарны за присланные резиновые сапоги.

Дорогой сын,

пишу тебе из своего штаба. Здоров и телом, и душой, но недоумеваю безмерно.