Петр Катериничев - Странник (Любовь и доблесть)
– Понятно.
– Мне очень легко с тобой, Данилов. Ты умеешь слушать. И сочувствовать.
Сочувствие – это половина счастья. «С-часть-е». Когда ты – часть меня, а я – часть тебя, и это так хрупко... Ты словно знаешь обо мне что-то, чего и я в себе еще не знаю. И понимаешь это. И прощаешь. Мне легко с тобой... Ты чувствуешь то, о чем я молчу. И даже если я все это себе выдумала, я хочу, чтобы было так. Любовь не требует ничего и желает всего.
Даша допила чай, прикурила сигарету. Некоторое время она молча наблюдала за завитками дыма, потом сказала, обиженно вздохнув:
– Мне вовсе не хочется курить. Но ты молчишь, молчишь... Я ведь тоже чувствую. Чувствую, что ты где-то далеко сейчас, не со мной. Нет, мужчины вообще таковы, я давно заметила, и порой кажется, что вы просто делаете одолжение нам хотя бы тем, что не прерываете то, что мы хотим вам сказать... И по правде, тогда чувствуешь себя такой неуместной и глупой... Но с тобой – все не так. Я же вижу, тебя мучает что-то, беспокоит... Я наговорила глупостей в машине, извини. Ты прав: между воином и убийцей разница еще большая, чем между львом и псом-трупоедом. И я успела тебя расстроить... Но ты же сильный: прости меня.
– С тобой я очень-очень слабый.
– Это плохо?
– Это замечательно.
Глава 58
Теперь Даша глядела на него, положив голову на ладощу – Смотрю на тебя и все равно не верю... И не могу наглядеться. А ты...
Почему ты так на меня смотришь?.. Ты вот также смотрел на меня прошлой ночью там, у тебя в квартире. Будто собираешься запомнить меня навсегда. Но я... Я вовсе не собираюсь умирать и тебе погибнуть тоже не позволю ты понял? Хотя... – Даша пригорюнилась как-то вдруг, разом. – Может, я вообще не о том, а, Данилов?
Ты вот смотришь на меня, и словно сквозь, и что ты видишь – в своем прошлом или в душе своей – откуда мне знать... – На ресницах девушки блеснули слезинки, крупные, как капельки росы на цветке. – Это ты для меня вдруг, в одночасье, сделался всем, а я... Может быть, я – просто подорожник? Пришла, повисла на шее и не отпускаю. – Даша закрыла лицо ладошками и заплакала горько и безутешно, как оставленный ребенок. – Ничего, ничегошеньки я не понимаю в этой жизни...
Жила всегда за папой, как во сне, как в той сказке про принцессу, которую берегли от уродств и тягот жизни и тем – погубили... А ты слушаешь меня, а я стараюсь и тебя убедить, что я твоя теперь, и себя, наверное... Ты любишь меня?
– Да.
Еще и слезинки не высохли, а Даша уже улыбнулась, и все лицо ее преобразилось мгновенно, словно свежий луг озарил-ся солнцем после теплого летнего дождя.
– Вот сидишь ты, Данилов, и думаешь, наверное, какая я все-таки взбалмошная дура... Ну да: когда влюбляются – глупеют. А потом... Наверное, я еще не выросла.
– Разве?
– Да, я знаю. Я слишком прямолинейна. Как подросток Взрослые женщины так не поступают.
– Откуда ты знаешь, как поступают взрослые женщины?
– Знаю. У папы была не одна.
– Ну и что же ты выяснила?
– Настоящая женщина никогда не говорит ничего определенного. Ни «да», ни «нет». И мужчины именно поэтому сходят по ней с ума. А я... Я не люблю ничего неопределенного. Ведь жизнь слишком коротка, чтобы заполнять ее кокетством.
Поэтому я и не хочу взрослеть. – Даша взяла маленькую пузатую бутылку с коньяком, плеснула чуть-чуть в чашку, выпила единым глотком, облизала губы, лукаво посмотрела на Олега:
– Хотя кокетничать – очень приятно.
– Даша...
– Нет, Данилов, ты ведь тоже в меня влюблен, не спорь. Tы тоже поглупел, иначе не стал бы слушать всю ахинею, что я несу. – Девушка вздохнула. – Хотя...
Настоящая женщина, кроме всего прочего, всегда оставляет себе выбор, даже если не признается в этом и себе самой. А я – не хочу никакого другого выбора. Не хочу.
Звук на лестнице был резким – словно металл уронили на металл. Одним движением Олег смел со стола лампу, швырнул Дашу на пол и прикрыл собою. Как оказалось в его руке оружие, он бы и сам не смог объяснить внятно. Черный зрачок ствола смотрел на дверь. В замке медленно провернулся ключ. На пороге возникла фигура человека. Чиркнул кремень зажигалки, осветив растерянное лицо мужчины лет тридцати пяти.
– Валя? – позвал он в темноту.
Данилов поднялся, спрятал пистолет за спину, подошел к мужчине вплотную, спросил резко:
– Кто вы? Что вам здесь нужно?
– Я... Мне... А вы?
– Я задал вопрос, – повторил Олег ледяным тоном.
– Но здесь же Валентина Цимбалюк живет?
– Нет. Мы сняли эту квартирку утром.
– Она что, уехала?
– Скорее всего.
– Но у нее же до конца отпуска еще пять дней, и я думал... – Мужчина был искренне расстроен.
– Курортный роман? – спросил Данилов.
– Вы... Да что вы понимаете...
– Откуда у вас ключ?
– Сделал. Теперь без надобности. Держите. – Мужчина опустил ключ с колечком в ладонь Данилова. Девушку он в потемках не заметил. Поднял на Данилова взгляд, произнес г°Рько:
– Почему они всегда так поступают?
– Кто?
– Женщины.
– Всегда?
– Со мною – всегда. Нет, если я чем-то не устраиваю или не что – скажи...
Но зачем же так? Не понимаю. – Душа женщины – потемки. Особенно ночью. Мужчина понуро кивнул.
– Извините за вторжение, – сказал он с вымученной улыбкой, развернулся и начал медленно спускаться по лестнице.
– Вы не расстраивайтесь. Наверное, это была д р у г а я женщина. А ваша – еще появится.
Ночной визитер ничего не ответил, отворил калитку, и вскоре его ссутуленный силуэт растворился в ночи.
Данилов постарался расслабиться и ощутить ночь. Ничего тревожного. Мужчина был тем, кем был: незадачливым любовником, брошенным женщиной, которой наскучил.
– Оставленный ловелас? – спросила Даша.
– Приехала дама на воды, отхлебнула заодно «большого человеческого счастья» и – отбыла «по-английски». Чтобы не осложнять. Просто секса ей было мало, ей хотелось чувств-с... История банальна, но только для посторонних. Ему самому это наверняка кажется трагедией.
– Мужчины тщеславны: если бросают они – значит, «так сложились обстоятельства», если бросают их – «ах, какая справедливость»!
– Дамы именно в этом вопросе похожи на мужчин зеркально.
– Наверное. – Даша сидела на полу неподвижно, и лицо ее было непроницаемым. – Ты знаешь, Олег... Я жутко испугалась. Словно то, о чем мы говорили, произойдет сейчас, немедленно. И мы расстанемся.
– Не сейчас.
– Но – расстанемся?
– К чему что-то загадывать?
– Да не хочу я ничего загадывать, Олег, ты пойми! Просто хочу быть счастливой, только и всего! Ты ведь тоже?
– Да.
– Ах, если бы уехать отсюда далеко-далеко! В такую страну, где хорошо.
– Может быть, такая страна в нас?
– Может быть. – Даша погрустнела. – Но люди меняются. И целая страна в них становится совсем обыденным местом. Почему-то это называют «взрослением». В этом и состоит вся трагедия мира. – Она помолчала, добавила ожесточенно: "
Потому я и не хочу взрослеть.
Даша посмотрела за окно. Луна полускрылась за кронами, но оставалась ясной.
– Никак не могу поверить. Ни тому, что сейчас с нами происходит, ни тому, что это может кончиться. Мы сейчас с тобой... как на Луне! И очарованы друг другом и собственным могуществом, а вдруг на самом деле – это просто... лунный удар? И все пройдет, как только луна станет ущербной, чтобы потом исчезнуть?..
А знаешь, я не верю, что люди были на Дуне. Нет, я видела по телевизору, и это общеизвестный факт, но я не верю. Потому что этого не может быть. Наверное, они были на какой-то планете, похожей на нее... А Луна осталась недоступной, и лунный свет... Он как любовь: ее нельзя удержать, потому что нельзя объяснить.
Хотя и пытаются, но ни у кого ничего путного не выходит.
Даша посмотрела на Олега, и взгляд ее был сейчас совершенно беспомощным.
– Ты любишь меня?
– Да.
– Я тебя тоже. И пусть это не кончается никогда, правда? – Девушка приникла к нему, зашептала:
– Я буду как вода... Такой же податливой... Такой же упругой... Такой же ласковой... И ты будешь как вода... И ничто нас не разлучит. Это нельзя угадать, но в это можно поверить. Я – верю.
Девушка закрыла глаза, вздохнула, словно перед прыжком в неведомое...
Мужчина обнял ее бережно и нежно, и они снова понеслись туда, в неземное свечение звезд, в волшебство лунного света, туда, где нет ни времени, ни прошлого, ни будущего и где сущее извечно пребывает в едином акте творения – этого мира и самое себя.
...Они лежали обессиленные, и ночь кутала их собою, словно теплым невесомым одеялом. Даша вернулась из душа, подошла к столику, налила вина в бокал, глотнула, посмотрела на свет. Вино было пурпурным, свет терялся в его густоте, девушка глотнула еще, сказала тихо:
