Артур Дойль - Собрание сочинений. Том 5
Пока сенешал Вильфранша рассказывал подробности о злых кознях своих подвластных, Аллейн не мог отвести глаз от лица леди Тифен. Она откинулась на спинку кресла, ресницы ее опустились, лицо стало бескровным, и он сначала решил, что путешествие, вероятно, утомило ее и что силы ее покинули. Но затем вдруг наступила перемена, ее щеки вспыхнули, она медленно подняла веки, а в глазах появился такой блеск, какого он до сих пор никогда в человеческих глазах не видел, причем устремлены они были не на присутствующих, а на темный гобелен, закрывавший стену. Так изменилось выражение ее лица и таким оно стало неземным, что Аллейн даже в самых своих отрешенных грезах об архангелах и серафимах никогда не рисовал себе столь сладостных, женственных и вместе с тем мудрых лиц. Взглянув на Дюгесклена, Аллейн заметил, что и тот пристально наблюдает за женой, и, судя по тому, как дрогнули его черты и на кирпичного цвета лбу выступили капли пота, было видно, что он глубоко взволнован замеченной им переменой.
— Вы себя плохо чувствуете, госпожа моя? — спросил он с трепетом в голосе.
Она не отрывала пристального взгляда от стены и лишь после долгого молчания ответила. Ее голос, звучавший до сих пор чисто и ясно, был тих и глух, словно доносился издалека.
— Я чувствую себя очень хорошо, Бертран, — сказала она. — Благословенный час прозрения снова наступил для меня.
— Я заметил, как он приближался, да, я заметил! — воскликнул он, проводя рукой по волосам с тем же ошеломленным видом. — Это нечто очень странное, сэр Тристрам, — проговорил он потом. — И я, право же, не знаю, какими словами объяснить это вам, вашей достойной супруге, сэру Найджелу и остальным чужеземным рыцарям. Мой язык скорее способен произносить слова приказов, чем объяснять подобные явления, которые я и сам-то не вполне понимаю. Одно могу сказать: моя жена из очень благочестивого рода, господь бог в своей великой премудрости наделил ее чудодейственными силами, и Тифен Ракнель была известна во всей Бретани еще до того, как я впервые увидел ее в Динане. Эти силы всегда служат добру, они дар господа, а не дьявола, в чем и заключается разница между белой и черной магией.
— Может быть, следовало бы послать за отцом Стефаном? — предложил сэр Тристрам.
— Было бы лучше, если бы он присутствовал! — воскликнул госпитальер.
— И захватил с собой флягу святой воды, — добавил богемский рыцарь.
— Нет, джентльмены, — ответил сэр Бертран. — Приглашать сюда священника нет нужды, мне кажется, что своей просьбой об этом вы как бы набрасываете тень или кладете пятно на доброе имя моей жены, будто все еще можно сомневаться, откуда идет ее сила — сверху или снизу. Если у вас действительно есть сомнения, прошу вас, выскажите их, чтобы мы могли все это обсудить подобающим образом.
— Если речь идет обо мне, — заявил сэр Найджел, — то я слышал из уст вашей супруги такие слова, которые убедили меня, что по красоте и доброте с ней никто не может сравниться, кроме одной женщины. Если кто-либо из джентльменов другого мнения, я сочту для себя большой честью слегка схватиться с ним или поспорить на этот счет тем способом, какой ему будет угоден.
— Не следует мне бросать тень на даму, которая и моя гостья и жена моего боевого товарища, — сказал сенешал Вильфранша. — Вдобавок я заметил на ее плаще серебряный крест, а этот знак подтверждает, что в тех странных силах, какими она, по вашим словам, обладает, нет зла.
Эти доводы решительно повлияли и на богемца и на госпитальера, и они заявили, что все их возражения окончательно исчезли, и даже леди Рошфор, которая до того сидела, дрожа и крестясь, перестала поглядывать на дверь, а ее страх сменился любопытством.
— Среди способностей, которыми наделена моя жена, — сказал Дюгесклен, — есть удивительный дар провидеть будущее; однако эта сила находит на нее очень редко и быстро исчезает, ибо ею нельзя управлять. Благословенный час прозрения, как она называет его, наступал всего лишь дважды с тех пор, как я знаю ее, но я могу поклясться, что все предсказанное ею действительно сбылось. Накануне сражения под Орейем она сообщила, что это будет несчастный день и для меня и для Карла Блуасского. Еще солнце не село, а он уже был мертв, я же стал пленником сэра Джона Чандоса. Она не на все вопросы может дать ответ, а только на те…
— Бертран, Бертран, — воскликнула леди Дюгесклен тем же далеким голосом, — благословенный час проходит. Воспользуйся им, Бертран, пока можно!
— Сейчас, любимая. Скажи тогда, какая судьба меня ожидает.
— Опасность, Бертран, неотвратимая смертельная опасность, она подползает к тебе, а ты и не знаешь.
Французский воин оглушительно расхохотался, и его зеленые глаза весело заблестели.
— В какую минуту за все двадцать лет это бы не было правдой? — воскликнул он. — Опасность — в самом воздухе, которым я дышу. Но разве она уже так близка, Тифен?
— Здесь… сейчас… совсем рядом с тобой, — запинаясь, произнесла она, и лицо ее свела судорога, точно она смотрела на что-то ужасное, от чего слова стынут на губах.
Дюгесклен обвел взглядом затянутую гобеленами комнату, щиты, столы, столик с изображениями святых, буфет с серебряными подносами и сидевших полукругом изумленных друзей. Стояла глубокая тишина, в которой слышалось только учащенное дыхание леди Тифен и легкое посвистывание ветра за стеной, вдруг донесшего до них далекий звук пастушьего рога.
— Опасность пусть подождет, — заявил он, пожав широкими плечами. — А теперь, Тифен, скажи нам, чем кончится война в Испании.
— Я вижу смутно, — ответила она, с усилием во что-то вглядываясь и хмуря лоб, словно была вынуждена напрягать зрение. — Передо мной горы, высохшие равнины, блеск оружия, воинственные клики. Но кто-то шепчет мне, что неудача принесет вам победу.
— Ха, сэр Найджел, как это вам нравится? — удивился Бертран, покачав головой. — Точно мед с уксусом — полусладко и полукисло. А вы ни о чем не хотели бы спросить мою жену?
— Конечно, хотел бы. Я желал бы узнать, достойная госпожа, как обстоят дела в замке Туинхэм и, главное, что делает моя дорогая супруга.
— Отвечая на этот вопрос, я должна коснуться рукою того, чьи мысли с силой устремлены к названному вами замку. Да, сэр Лоринг, кто-то шепчет мне, что здесь есть другой человек, он более глубоко вопрошает, чем вы.
— Упорнее меня думает о моем собственном доме? — воскликнул сэр Найджел. — Боюсь, госпожа, что в этом деле вы все же ошибаетесь.
— Нет, сэр Найджел. Подойдите сюда, молодой английский оруженосец с серыми глазами. А теперь дайте мне вашу руку и положите вот сюда, мне на лоб, чтобы я могла увидеть то, что видели вы. Какая картина встает передо мной? Туман, туман, клубы тумана, и среди них высится квадратная черная башня. Вот он тает, утончается, поднимается кверху, и я вижу замок на зеленой поляне, неподалеку берег моря, а на расстоянии выстрела из лука большая церковь. По лугам протекают две речки, между ними стоят палатки осаждающих.
— Осаждающих? — воскликнули в один голос Аллейн, Форд и сэр Найджел.
— Да, это так, и они ведут упорную атаку на замок, ибо их огромное множество и они полны отваги. Смотрите, как они с яростью штурмуют ворота, хотя у них всего несколько лестниц, а остальные ряд за рядом осыпают стены своими стрелами. Среди них много вожаков, они кричат и машут, а один рослый человек с белокурой бородой стоит перед воротами, топает ногой и натравливает толпу, как доезжачий собак. Я вижу женщину, нет, двух, они стоят на стене, они подбадривают лучников. Те пускают вниз тучи стрел, мечут копья, швыряют камни. А! Высокий вожак упал, остальные отступили. Но туман снова густеет, я больше ничего не вижу.
— Клянусь апостолом, — сказал сэр Найджел, — я не допускаю мысли, чтобы в Крайстчерче могли разыграться такие события, и я совершенно спокоен за главную башню, пока моя любимая супруга вешает ключ от наружного двора в изголовье своей постели. Но не отрицаю, что вы описали замок не хуже, чем мог бы сделать я сам, и я глубоко поражен всем, что видел и слышал.
— Мне хотелось бы, леди Тифен, — заявила леди Рошфор, — чтобы вы, воспользовавшись своими особыми способностями, сказали мне, куда делся мой золотой браслет: когда я охотилась с соколом на второе воскресенье рождественского поста, он исчез без следа.
— Нет-нет, — запротестовал Дюгесклен, — не подобает растрачивать столь великую и дивную силу ради удовлетворения любопытства или на розыски в угоду даже столь прекрасной даме, как хозяйка Вильфранша. Задайте достойный вопрос, и с помощью божьей вы получите достойный ответ.
— Тогда я спрошу, — воскликнул один из французских оруженосцев, — в этой войне между англичанами и нами на чью победу можно надеяться?
— Победят обе стороны, и каждая останется при своем, — ответила леди Тифен.
